Читаем без скачивания Слово о полку Игореве - Александр Зимин

Обращение автора к дружине («А мы уже, дружина, жадни веселия»), встречающееся и на страницах летописи, обычно для былин.[ «Братцы, вы дружинушка хоробрая» (Рыбников. Песни. Т. 2. С. 345).] С образами белорусской песни может быть сравнимо выражение «ни нама будеть сокольца, ни нама красны девице»,[

«Сы вулицы сыколы литяць,А сы другия все сокольчики,А сы терема добрый молыдзиц,А сы другого красна дзевица»

(Шейн П. В. Материалы для изучения… Т. 1, ч. 1. С. 183).] а с украинской — «труся собою студеную росу».[ «Ой ты, соловей, рання пташечка, ты не щебечи рано на зopi, да не обтруси раньнеi роси» (Потебня. Слово. С. 145).] Горностай и гоголь нередкие гости в песнях и былинах.[ «А не ярыя гоголи на сине море» (Кирша Данилов. С. 82).] Совсем в духе украинских песен Всеслав бросает жребий «о дѣвицю».[ «Собиралися ребята Во три поля погуляти Красну девку выглядати. Они думали гадали, на три жеребья метали» (Потебня. Объяснения. Т. 2. С. 663).] Народен и образ сердца, закованного в «харалуг» (по представлению автора Слова — булат).[В свадебной песне поется:

«У родимого батюшкиУ его сердце каменно,В золезо сковано,В булате сварено»

(Шейн. Великорус. Т. 1, вып. 2. № 1554. С. 454. См.: Шептаев Л. С. Заметки к древнерусским литературным памятникам //ТОДРЛ. М.; Л., 1957. Т. 13. С. 427). Аналогично в плаче: «…с укладу сердце складено, со железа груди скованы» (Причитанья Северного края. 4. 1. С. 53).] В песнях же находит параллель и выражение Слова «до куръ».[ «Гуляй, жена, не до кура» (Киреевский. Новая серия. Вып. 2, ч. 2. № 2961).]

Плач Ярославны — вершина Слова о полку Игореве. Поэтичный образ страдающей женщины пленяет своим внутренним благородством и трогательной красотой. Ничего подобного нельзя найти в древнерусской литературе, во всяком случае до XV–XVI вв. Четырехчастная структура плача порождена Задонщиной, но все его содержание, выразительные средства глубоко народны. И это вполне понятно. Плачи принадлежат к числу излюбленных народных жанров.[Б. В. Сапунов сопоставляет обращение к солнцу, реке и ветру в Слове также с народными заговорами, известными по записям XIX в. (Сапунов Б. В. Ярославна и древнерусское язычество // Слово. Сб.-1962. С. 321). Обращения-заклинания к солнцу, ветру и т. п. свойственны в первую очередь причитаниям.] В песнях и былинах мотив Дуная обычен.[ «Дунай, Дунай, Дунай, боле пить вперед не знай» (Рыбников. Песни. Т. 2. С. 596), «протекла Дунай река ко городу ко Киеву» (Там же. Т. 1. С. 391).] Обстановка русско-турецких войн, когда многие сыны русского народа сражались на берегах этой реки, способствовала закреплению в фольклоре этого мотива, восходящего к седой старине. На стене города плачет девица в былине о Василии Игнатьевиче.[Гильфердинг. Былины. Т. 3. С. 359.] Именно в плачах встречается обращение к супругу как к ладе. Причитание «ни очима съглядати» имеет свою аналогию в украинских песнях.[ «Уже ж менi cвoix братiв не наганяти… Уже менi своего отця — неньку у вiчi не видати» (Грушевська К. Украïнськi народнi думи. Харькiв, 1927. Т. 1. С. 124).] Устно-поэтическое происхождение имеет и мотив «полечю… зегзицею».[ «Обернувшись зозулею та в год прилетша» (Потебия А. О связи некоторых представлений в языке//Филологические записки. 1864. Вып. 3. С. 147). «Полечу я, горькая, кукушечкою» (Киреевский. Новая серия. Вып. 2, ч. 2. № 1931). «Обернуся я шэрай зязюлей. И полечу у мамкин сад» (Белорусские песни, собранные Н. И. Носовичем. СПб., 1873. С. 265).] Находка В. И. Малышева в Повести о Сухане выражения «Непра Слаутича» прояснила народное происхождение этого прозвания Днепра (в украинских думах встречается сходная форма — «Днiпр Славута»[Україньскі народні думи та историчні пісні. С. 46.]). В. И. Малышев склоняется к тому, что «этот эпитет стал знакомым автору повести через украинскую народную поэзию».[Малышев В. И. Повесть о Сухане. М.; Л., 1956. С. 113.] Но в плаче Ярославны автор Слова выступает ярким писателем, смело вводившим в свой текст новые художественные образы (омочу «бебрянъ рукавъ», ветер, лелеявший корабли на синем море, и др.). Заключение Слова (слава князьям,[ «Тут старому славу поют» (Тихонравов, Миллер. Русские былины. Отд. II. С. 30).] концовка «Аминь»)[Антонович, Драгоманов. Исторические песни. Т. 1. С. 124.] также имеет параллели в фольклоре.

По мнению Д. С. Лихачева, в Слове встречаются вовсе не обычные элементы фольклора, а редкие, обнаруживаемые только в одном каком-либо произведении— то в собрании Киреевского, то у Рыбникова, то у Маркова и т. д. Поэтому, «чтобы написать Слово в XVIII веке, автор его должен был быть ученым, совершенно исключительным любителем и ценителем фольклора, опередившим все знания своей эпохи».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 155–156.] Как мы видели, далеко не все фольклорные параллели Слова представляют собою что-то исключительное. Наоборот, они очень часты в былинах, думах. В диссертации А. И. Никифорова можно найти многие десятки примеров созвучия со Словом, сходных с теми, которые были приведены выше. Да, автор Слова был любителем и знатоком народного творчества, но он не «рыскал волком» по каким-либо конкретным записям былин и песен, а сам трансформировал то, что слышал в Белоруссии, на Украине и в Ярославле.

Недавно Н. А. Баскаков высказал предположение, что автор Слова «обнаружил прекрасное знание особенностей жизни степняков-половцев…Тотемистические воззрения тюркских племен (культ волка, быка и лебедя), эпические сложения и мотивы, характерные для сказаний тюркоязычных народов, отразившиеся в Слове, также свидетельствуют, что его автор хорошо знал половецкий фольклор».[Обсуждение одной концепции. С. 133.] Это, на наш взгляд, совершенно голословные утверждения. Никаких следов сказаний тюркоязычных народов в Слове нет. Эпический «волк» и «лебеди» не в меньшей мере присущи русскому фольклору, тогда как «тура» находим и в Ипатьевской летописи, и в Задонщине. Поиски «восточной поэтической образности» в Слове, предпринятые В. Ф. Ржигой, также не дали ощутимых результатов. Так, он ссылается на то, что в монгольском эпосе «военное нашествие ассоциируется с образами сокрушения гор и иссушения вод».[Ржига В. Ф. Восток в «Слове о полку Игореве»//Слово. Сб.-1947. С. 184.] Но тот же образ есть не только в Задонщине, но и в псалмах. Ссылка на то, что слово «дева» в восточных языках употребляется в смысле новых, неслыханных побед, не помогает раскрытию образа Игоревой песни: «Обида… вступила (в изд.: вступилъ) дѣвою на землю Трояню».[В. А. Гордлевский считает, что часто употребленный в Слове синий цвет «характерен для тюркского искусства» (Гордлевский В. А. Что такое «босый волк»//ИОЛЯ. 1947. Т. 5. С. 324). Но О. Сулейменов это решительно отверг (Сулейменов О. «Синяя мгла» и «синии молнии» // Простор. 1968. № 9. С. 86).]

Иначе говоря, «аромат степи» в Слове не имеет черт, которые были бы присущи XII в. и не были известны писателю, писавшему много столетий спустя. Фольклор трех братских народов (русского, украинского и белорусского) — вот та питательная среда, которая наполнила Песнь о походе князя Игоря чудесным ароматом эпоса.

Автор Слова использовал всю совокупность своих знаний в народном творчестве, и только в одном-двух случаях можно говорить о влиянии конкретного памятника народного творчества. Речь прежде всего идет о былине о Волхе Всеславиче.[О том, что историческим прототипом Волха был не Олег, а Всеслав, см.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 97 и след.] Тонко почувствовав, что историческим прототипом Волха был Всеслав Полоцкий, автор Слова щедрой рукой черпал образы былины о Волхе для своего поэтического произведения по былине Волх-кудесник. Он

обвернется ясным соколом,Полетел он далече на сине море,А бьет он гусей, белых лебедей.[Кирша Данилов. С. 40–42.]

Мотивы полета к синему морю сокола и преследования им лебедей повторяются в Слове («соколъ, птиць бья къ морю»). Волх оборачивался, так же как Всеслав, и серым волком:

Дружина спит, так Вольх не спит:Он обвернется серым волком.

Этот текст мог повлиять и на мотив «Игорь спитъ, Игорь бдитъ». Волх

Первую скок за целу версту скочил,А другой скок не могли скочить.

Всеслав тоже «скочи» к Киеву, а потом в Белгород и до Немиги. Оборачивался Волх также «горностаем», «туром». Или вот еще выражение, близкое к Слову:

Как бы лист со травою пристилается,А вся ево дружина приклоняется.

Б. Ф. Поршнев обратил мое внимание на близость мотивов былины о Соло-вье-разбойнике к Слову.[См. также: Иванов, Топоров. К проблеме достоверности. С. 77.] «Свистъ звѣринъ» напоминает свист Соловья-разбойника: [Вряд ли есть основания «впрямую» отождествлять «свистъ звѣринъ» со свистом «байбаков и сусликов», как это делают Н. В. Шарлемань и Д. С. Лихачев (Шарлемань Н. В. Природа в «Слове о полку Игореве»//Слово. Сб.-1950. С. 213; Лихачев. Слово-1955. С. 63–64). Да и вообще трудно допустить, чтобы суслики ночью в грозу покидали свои норы и оглашали свистом степь.]