Читаем без скачивания Волхв - Джон Фаулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Глазам своим не верю, — сказал я, глядя на Жюли.
— Неужто ты решил, что я… — Не договорила.
— Каких-то полчаса назад он сообщил, что ты его любовница. И что мы с тобой никогда больше не увидимся.
— Любовница?!
— Да, и Джун тоже.
Настал ее черед изумляться. С подозрением взглянула на меня, словно ожидая подвоха, протестующе фыркнула.
— И ты ему поверил?! — Наконец-то я расслышал в ее голосе знакомую дрожь. — Если поверил — я с тобой не вожусь.
Я не мешкая обнял ее, наши губы встретились. Поцелуй вышел кратким, но вполне убедительным. Она нежно отстранилась.
— За нами, кажется, следят.
Я покосился на яхту и отпустил талию Жюли, но руки ее удержал в своих.
— А Джун где?
— Угадай.
— У меня угадайка сломалась.
— Мне сейчас пришлось-таки промять ноги. Чудесная получилась прогулка.
— Ты из деревни пришла? Из Гермесова дома?
— Мы туда еще в четверг въехали. Совсем рядом с тобой. Я просто извелась вся.
— Так Морис…
— Сдал нам его до конца лета. — Рот до ушей. — Да, да. Я тоже сперва подумала, не во сне ли я.
— Бог ты мой. А как же его новые опыты?
— Отложены. Раз вечером он вдруг ляпнул, что на них времени не хватит. Вроде бы эксперимент переносится на будущее лето, хотя… — Повела плечиком. Ради того, чтоб быть вдвоем, и потрудиться не грех. Я пристально взглянул на нее.
— Не передумала? Останешься?
Стыдливо потупилась.
— А ты уверен, что в нормальной обстановке, безо всей этой романтики, мы друг другу не разонравимся?
— Я на дурацкие вопросы не отвечаю.
С улыбкой подняла глаза.
— Видишь, уже разозлился.
Яхта загудела. Взявшись за руки, мы обернулись к ней. Теперь она стояла прямо напротив нас, ярдах в трехстах от берега. Жюли вскинула ладонь, помахала; слегка замявшись, я последовал ее примеру. Вон Кончис и Джо, между ними черная фигурка Марии. Они тоже нам замахали. Кончис что-то крикнул матросу на мостике. Там расцвел султанчик дыма, бабахнул выстрел, взмыл в небеса черный снарядик. Достиг высшей точки, лопнул. На лазурной тверди замерцала пригоршня ярчайших, потрескивающих звезд; вторая, третья. Фейерверк в честь закрытия сезона. Долгий вопль сирены, трепет машущих рук. Жюли забросала стоящих на палубе воздушными поцелуями, я еще помахал. Стройный белоснежный корпус стал забирать мористее.
— Он правда сказал, что я его содержанка?
Я дословно воспроизвел утренние намеки Кончиса. Жюли глядела вслед яхте.
— Ну и наглец.
— Да я понял, что это туфта. Ты ж его знаешь, картежника: врет и не краснеет.
— Вот схлопочет по морде, небось покраснеет. Джун его в порошок сотрет, попадись он ей. — С улыбкой обернулась ко мне. — Слушай-ка… — Дернула меня за руку. — Я аппетит нагуляла.
— Покажи, где вы тут прятались.
— Ну, потом. Сперва давай перекусим.
Мы поднялись на гребень, к корзинке, и обосновались в тени сосны. Жюли развернула сандвичи, я откупорил шампанское; бутылка успела нагреться, и часть ее содержимого выплеснулась на землю. Впрочем, это не помешало нам выпить за здоровье друг друга. Поцеловавшись, мы набросились на еду. По просьбе Жюли я подробно описал вчерашние события, а затем и то, что им предшествовало — ночную облаву, мое подложное письмо, где говорилось, что я болен…
— А мое письмо с Сифноса ты получил?
— Получил.
— Мы вообще-то подозревали, что твоя болезнь — очередной финт. Но Морис был так обходителен с нами. Это наш взбрык подействовал.
Я спросил, чем они занимались на Крите и ближайших островах. Жюли поморщилась:
— Загорали и дохли от скуки.
— Никак не возьму в толк, зачем ему понадобилась эта отсрочка.
Жюли замялась.
— В прошлые выходные он попытался уговорить нас… ну, короче, чтобы Джун тебя у меня отбила. Кажется, ему до сих пор жаль этой своей придумки.
— Ты сюда посмотри. — Дотянувшись до походной сумки, я вынул оттуда конверт с деньгами; назвал ей сумму, признался, что не могу ее принять. Жюли заспорила с полоборота:
— Ну что ты ломаешься! Ты их честно заработал, а от него не убудет. — Улыбка. — Тебе ж надо как-то меня прокормить. Мой контракт разорван.
— Больше он вас деньгами не соблазнял?
— По правде — соблазнял. Либо ты и дом в деревне, либо полная выплата по контракту.
— А Джун что выигрывает?
Хмыкнула.
— Ей голоса не давали.
— Панама у тебя потрясающая.
Мягкая, девчачья, с узкими полями. Жюли стянула ее с макушки и повертела в руках, — ну в точности угловатая девчонка, которой впервые в жизни отвесили комплимент. Я нагнулся к ней, поцеловал в щеку, обнял за плечи, привлек к себе. Яхта уже отошла на две или три мили; вот-вот пропадет за восточной оконечностью Фраксоса.
— Ну, а коренной вопрос? Так и остался без ответа?
— Ой, ты не представляешь. Наутро мы чуть не на коленях перед ним ползали. Но это его второе условие. Или прежний бред продолжается, или мы никогда не узнаем, зачем он был ему нужен.
— Вот если б выяснить, что тут творилось прошлым летом. И позапрошлым.
— Они тебе на написали?
— Ни словечка. — И добавил: — Хочу повиниться перед тобой. — Тут я рассказал, как наводил о ней справки, и вытащил письмо из лондонского банка.
— Нехорошо это, вот что я тебе скажу, Николас. Ишь ты, не поверил! — Закусила губу. — Джун тоже нехорошо поступила, когда позвонила в Афины, в Британский совет, чтоб узнать, тот ли ты, за кого себя выдаешь. — Я ухмыльнулся. — Десятку мне проспорила.
— Ты меня так дешево ценишь?
— Не тебя, а ее.
Я посмотрел на восток. Яхта скрылась из виду, пустынный простор обдавал своим тихим дыханьем кроны сосен над головой, завитки волос Жюли. Я сидел, прислонясь спиной к стволу, она притулилась сбоку. Плоть моя дрогнула блесткой недавнего фейерверка, вспенилась выпитым до капли шампанским. Я взял Жюли за подбородок, и мы слились в поцелуе; затем, не разнимая губ, легли рядом, вытянулись в ажурной тени ветвей. Я вожделел ее, но не столь жадно, как раньше — впереди ведь целое лето. Пока мне довольно и ладони меж спиной и блузкой, довольно ее языка меж моими зубами. Она шевельнулась, легла сверху, вперекрест, уткнулась носом мне в щеку. Молчание.
— Скучала? — прошептал я.
— Много будешь знать, скоро состаришься.
— Вот так бы ночи напролет, всю жизнь, всю жизнь.
— Ночь напролет не выйдет. Ты костлявый.
— Не вяжись к словам. — Я обнял ее крепче. — Скажи: да. Сегодня ночью — да.
Потеребила мою рубашку.
— Хорошо с ней было в постели? С австралийской подружкой?
Я мигом заледенел, глаза мои налились небом, голубеющим в сосновой хвое, в горле зашевелилось признание… нет-нет, еще не пора.
— Про нее — в другой раз.
Ласково ущипнула меня.
— А я думала, ты уже все о ней рассказал.
— Почему ж спрашиваешь?
— Потому.
— Ну, почему?
— У меня вряд ли выйдет так… ну, ты понял.
Я изловчился, поцеловал ее макушку.
— Ты уже доказала, что гораздо ее талантливей.
Помолчала, точно я ее не убедил.
— Я еще ни разу ни с кем не спала по любви.
— Это не порок.
— Незнакомая территория.
— Будь как дома.
Опять помолчала.
— Почему у тебя нет брата. Он достался бы Джун.
— Она тоже не хочет уезжать?
— Немного побудет. — И шепнула: — Вот почему плохо быть двойняшками. Пристрастия совпадают.
— Не думал, что вам нравятся мужчины одного типа. Чмокнула меня в шею.
— Нет, но этот вот тип нам обеим нравится.
— Она просто подначивает тебя.
— Ты, верно, жалеешь, что не пришлось разыгрывать «Сердца трех».
— Да уж, зубами скриплю от обиды.
Еще щипок, почувствительней.
— А если честно?
— Ты иногда ведешь себя как ребенок.
— Я и есть ребенок. Моя кукла, моя!
— Возьмешь сегодня куклу к себе в постель?
— Кровать односпальная.
— Значит, там не хватит места для ночной рубашки.
— Я тут научилась обходиться без нее.
— Не буди во мне зверя.
— Это во мне зверь просыпается. Когда лежу без ничего и представляю, что ты рядом.
— И что я делаю?
— Пакости всякие.
— Например?
— Я о них не словами думаю.
— Ну, хоть грубый я или ласковый?
— Разный.
— Ни про одну пакость не расскажешь?
Помявшись, прошептала:
— Я убегаю, а ты меня ловишь.
— А потом что? — Молчание. Я провел ладонью по ее спине. — Кладу через колено и лупцую по попе?
— Начинаешь поглаживать, тихонечко, тихонечко.
— Чтоб не напугать? Ты ведь ни с кем не спала по любви.
— Ага.
— Дай я тебя раздену.
— Сперва придется отнести меня в деревню на закорках.
— Сдюжу как-нибудь.