Читаем без скачивания Черный ворон - Дмитрий Вересов

— Потом, ладно?

— Хорошо, сыночек мой. — Как искренне она сегодня хочет быть ласковой матерью! Надолго ли хватит?

— Тут и письма есть. Одно даже из-за границы!

— Это, что ли? «Аустрия, Виен»… Это от Ника, наверное… Ма, я заберу к себе, почитаю? Ты завтракала? Чайник не остыл еще.

— Хорошо, сыночек.

Через десять минут Павел вышел в гостиную бледный. Лидия Тарасовна стояла у стола и перебирала телеграммы.

— Что пишут? — спросила она.

— Из Горного поздравляют, в стихах, — хрипло ответил Павел, пряча глаза. — Целую поэму сочинили. Старостины открытку прислали. От капитана Сереги письмо — помнишь, я рассказывал. Про службу пишет, он ведь не знает еще, что я женюсь…

— А Никита?

— Тоже поздравляет, — сдавленным шепотом произнес Павел. — Извини, я сейчас. Попало что-то… Он опрометью бросился в ванную и запер дверь. Лидия Тарасовна продолжала перебирать телеграммы.

Мать последнее время с сомнением сравнивала жениха и невесту.

— Такие вы разные, — качала она головой и собирала новое постельное белье, полотенца, прочее барахло, откладывая в аккуратные стопки на приданое дочери.

Таня старалась ни в чем не зарываться. Свадебное платье обдумывала долго. В фасоне соблюдалась девственная скромность в сочетании с тонким изяществом. Она сразу отказалась от глубокого декольте и всяких разрезов. Фантазия разгулялась только на предмет нижнего белья. Через гостиничных шлюх заказала из-за бугра все — вплоть до пояса и чулок. Когда сорвала одну упаковку, с беленькими кружевами на резинке, растянула на пальцах, Ада аж охнула.

— Да в них бы и без платья!

Перепала пара комплектов и ей. Тут Ада слезу пустила, вконец растрогавшись. Момент доверительности настал. И понеслись бабьи откровения. Ада про себя рассказывала, делилась предостережениями и советами, как когда-то бабка с ней. Но вот не послушала, может, Танюша мудрее будет. Привела в пример Лидию Тарасовну, будущую свекровь.

Мать Павла, женщина властная, привыкшая держать партийное реноме мужа, быстро сошлась с Адочкой. Едва уловимая схожесть угадывалась в характерах обеих, высокомерная независимость на людях, обеспеченная положением, объединяла этих женщин. Еще заочно оценив друг друга, теперь они сдвоенными рядами взялись за организацию торжества на должном уровне. Таня тихо потешалась над ними, но ее такое положение куда как устраивало, развязывало руки. Таня с удовольствием пользовалась черновскими льготами, изображая перед Павлом наивное удивление, например, ценами в ателье. Но ткань на костюм для Павла при этом выбрала самую изысканную. Крайне неуклюжий на примерках, он искренне был убежден в естественности всех приготовлений, не пытаясь вникать в их смысл. Только сейчас он вдруг осознал, что его неприспособленность до сих пор компенсировалась энергией матери, и по любому поводу советовался с Танюшей. Невеста, таким образом, набирала очки. Она мягко направляла Павла в мелочах: какую рубашку стоит овыбрать, как определить размер колец. Будущая свекровь удовлетворенно соглашалась, чувствуя правильную женскую руку, верную замену своей. Ненавязчиво призывая ее в союзницы, Таня с достоинством высказывала свое мнение по тому или иному вопросу, каждый раз мило и с пониманием улыбаясь тому, что Павлу забивать мозги дребеденью не следует. Для другого они предназначены. В научной работе Павла родители ничего не понимали, но относились к его интересам с уважением.

Сердце прыгало в груди Павла. Таня терлась своей шелковой щечкой о его подбородок, напоминая о бритье. И он брился два раза в сутки. Отец не преминул пристегнуть шуточкой. И правда, за всю свою жизнь Павел не извел столько одеколона, как в последнее время. Вертелся перед зеркалом, как барышня, корча рожи. Таня сознавала восхищенное отношение к себе и держала жениха в тонусе. Но поговорить о главном так и не смогла. Стыдливость была тем барьером, переступать который казалось неуместным. Мог не понять.

Таня детально отслаивала нужное и ненужное в ночных откровениях Ады. Резерв женских хитростей никогда не был лишним. В душу мать не лезла, вопросов не задавала. Таня догадывалась, что Большой Брат в жизни, какой она ее знала, скорее всего младший. Он готов в лепешку для нее расшибиться — ишаку ясно. Что она ему желанна до одурения — и козе. Не упустить бы только из рук этой птахи, такой странной для нее: где летает — неведомо, ходить еще не научился. Интересно, что бы присоветовала ей бабка? Ее Таня совсем не знала…

Уставшие от разговоров и слез, мать и дочь легли под утро, ничего не соображая.

«Ну и характеры у нас в роду!» — думала Таня, Засыпая, а во сне снова явилась ведьма с глазами Адочки.

— Что, не угомонишься, старая? — спросила ее Таня, проваливаясь в бездну уложенной хвойными лапами ямы.

Где-то высоко над головой висела не то столешница со свечами, не то крышка гроба. Мелькает огонек и душно пахнет травами. В отдалении слышится приближающийся хохот. Столько веселья в родном тембре голоса, так хороши эти звуки на самых низких регистрах. Смешно Тане от гробовой безграничности.

Проснулась свежая, как огурчик.

Мать будить не стала, пока не пришла Анджелка. Та подняла такой грохот в коридоре, что и мертвец проснулся бы. Похватала куски на кухне и давай прицениваться к разложенным тряпкам. Разжевывая бутерброд, подошла к гардеробу, на створке которого висело длинное платье в крапинку люрекса. Притронуться забоялась. Влетела мать, взъерошенная, с припухшими после сна и давешних слез глазами.

— Что ж ты не будишь меня? Да и я хороша! Нет чтобы пораньше лечь, такой трудный день.

— Не суетись, — кинула ей Таня.

Она вытянула длинную ногу, уперла ее в тумбу трюмо и осторожными движениями покрывала ногти лаком. В белоснежном белье Таня была обворожительна. Рыжие пряди полоскались по ноге, вздрагивая в кольцах.

— С волосами что делать будешь? — спросила Анджелка.

— Заколю. — И бросила через плечо: — Через час машина будет.

— Ой, — заметалась Ада.

И ее со всеми причитаниями сдуло из комнаты и носило по всей квартире. Без конца трещал телефон. Чертыхалась Ада. За спиной ворковала Анджелка:

— А дружки будут?

— Подожди, машина придет, и будут. Кто-то позвонил в дверь. Открыла Ада, сразу завиноватилась, что ничего не успевает. Это была Марина Александровна, мать одного из братовых «мушкетеров», Ванечки Ларина. Она работала у Дмитрия Дормидонтовича и по случаю проявила инициативу, наверное, не без чуткого руководства Лидии Тарасовны. Активно подключилась к организации торжества, взяв на себя хлопоты по приему гостей, сейчас пришла как сватья пораньше, на выкуп невесты. Она заглянула к девушкам. Анджелка лобызала подружкино голое плечико.

— Ой, девчонки, одевайтесь бегом! Где фата-то? То, что должно было служить фатой, на вытянутых руках внесла Адочка. Она успела причепуриться и одеться. Тане надоела вся эта морока, и она потребовала:

— Оставьте меня хоть на пару минут. Вконец забодали!

Тетки вышли на полусогнутых, неловко переглядываясь между собой. Выудив из пачки сигарету самыми кончиками ярких коготков, затянулась всей грудью, окинула себя в зеркале взглядом, лизнула ноготь. Лак высох. Выдвинула ящик тумбы, приняла первые в жизни контрацептивы и вдогонку отправила успокоительные. Странно. Такое с ней впервые. В руках легкий тремор, в груди волнение. Прощайте, девичьи забавы, здравствуй, новая жизнь, неизведанная. С неподдельным волнением готовимся дебютировать в роли добропорядочной советской матроны — не Матрёны, хотелось бы думать… Влезла в платье и позвала на помощь Аду. Мать застегнула змейку на спине, ткань обтянула гладкий живот, подчеркивая высокий бюст. Рыжую копну убрали в высокую башенку на затылке. Тыльным концом расчески вытягивая тонкие пряди, спустила по высокой шее на плечи. Вокруг башенки волос была заколота из искусственных цветов и белых пупочек в венце прозрачная накидка, только перед Павлом должная быть спущенной на лицо. Пока ее закололи шпилькой на макушке.

Женщины сгрудились вокруг, затихли, глядя на ее отражение в трюмо. Каждая думала о своем. Но размышления прервались резким трезвоном, топотом за дверью и сигнальным зовом машин со двора. Черные, с никелированными крыльями, блестящие номенклатурные тачки, одна с куклой на бампере капота. «Икарус» с кокетливыми бантиками на бортах увез Марину, которая должна была, подобрав гостей в назначенном месте, привезти их прямо к месту торжества, в прославленный среди элиты города Голубой Павильон. Рядом стоял счастливый и растерянный Павел, элегантный, высокий, в костюме, будто не в своей шкуре, — можно подумать, никогда прежде костюма не носил! — переминался с ноги на ногу, смущенно поглядывая на окна вверх. В дверь продолжали неистово тарабанить. Наконец, ворвались внутрь с шумом и хохотом. Анджелка и Ада встретили парней крепкой стеной, не давая пробиться к невесте.