Читаем без скачивания Секретный фарватер - Леонид Платов

Мой фюрер! Убейте их! Убейте!

Но только — медленно! Как адмирала Канариса!

Поспешите отдать приказ начальнику Винеты-первой. Пусть он схватит их сразу, как только лодка прибудет и станет заправляться горючим.

Но учтите: фон Цвишен хитер, как тысяча ведьм. Он может догадаться о ловушке по самым ничтожным признакам. А его нельзя упустить! Пошлите на пирс роту автоматчиков, блокируйте входы в гавань.

Можно утопить подводную лодку тут же, у причала, — с помощью авиации, но надо обязательно допросить Цвишена перед казнью. С применением средств третьей степени!

Надеюсь, штурмбаннфюрер заставит фон Цвишена быть еще более разговорчивым, чем он был со мной. Не правда ли, вы заставите, штурмбаннфюрер?

Клятвенно, пред лицом смерти, подтверждаю правильность изложенных фактов! Все офицеры на нашей подводной лодке — изменники! Главный изменник — фон Цвишен! Со стенографической точностью я привел его высказывания о фюрере, которого он называл при мне Гитлером и Адольфом. Он не собирается выполнить приказ о секретном архиве. Кроме того, у него есть родственники в Америке.

Сейчас спрячу пленку в футляр.

Мой связной возьмет его, когда лодка ошвартуется у пирса в Винете. Затем футляр будет доставлен вам обычным путем.

Всё! Курт встал из-за стола.

Убейте их, мой фюрер!!!»

Глава 5. Ленинград плывет на вест

На прослушивание магнитофонной записи, найденной в Винете-три, приглашены были несколько лиц, так сказать, прикосновенных к разгадке «Летучего Голландца», в том числе, разумеется, Грибов, Мезенцева и Ластиков.

Виктория немного запоздала и, будучи проведена адъютантом в кабинет генерала, скромно уселась на стул у двери.

Итак, завершена наконец погоня за «Летучим Голландцем». Правда, под шумок ему удалось ускользнуть из Балтийского моря, видимо, еще летом 1945 года, но все же его сумели распотрошить, вывернуть наизнанку, о чем так мечтал в свое время Шубин. И вот дымящаяся зловонная требуха — опять выражение Шубина! — свалена на стол. Тайны «Летучего Голландца» больше нет.

Виктория подавила вздох.

Как хорошо было бы, если бы сейчас Борис  сидел с нею рядом! Он, понятно, очень волновался бы, беспрестанно задавал ей вопросы, подавал нетерпеливые реплики. «Послушай, Вика, — зашептал бы он на ухо, — стало быть, гитлеровский радист под конец войны регулярно выходил с этим „Ауфвидерзееном“ в эфир?» «Да, в положенный час и на условленной волне».

Над миром, содрогавшимся от последних залпов, печально звучала песенка гамбургских моряков: «Ауфвидерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен». Ответа с моря не было…

А Третий райх уже трещал по всем швам. Стропила прогибались. Пол качался под ногами.

Борис, наверное, не удержался бы и пошутил:

«Доктор-то, доктор! Сам себя, выходит, перехитрил?»

Пучеглазый доносчик с оттопыренными ушами выглядел в этой ситуации совсем как тот дурень из сказки, который рыдает на свадьбе и приплясывает на похоронах.

Его тревожило здоровье фюрера, когда тому осталось жить считанные часы.

Он разоблачал Цвишена в стремлении сторговаться с англичанами и американцами, но об этом мечтали и  там, наверху: Геринг, Гиммлер, Дёниц — все, кто готовился заменить Гитлера.

Да, доктор оторвался от действительности. Слишком долго странствовал в потемках. А за политическую отсталость полагалась пуля в затылок.

«Мертвый писал мертвому!» — прокомментировал бы шепотом Борис.

Наверное, в бункере Гитлер уже не раз вытаскивал из ящика стола пистолет и задумчиво рассматривал его, примериваясь, как будет вкладывать в рот, столь много лгавший доверчивым немцам и всему миру.

И Гиммлер, отрываясь от мыслей о сделке с янки, осторожно трогал языком зуб, в дупле которого вместо пломбы была капсула с цианистым калием.

А если прищуриться, то можно различить даже очередь вдали, торопливо выстраивавшуюся к виселице в Нюрнберге, — согбенные, дрожащие призраки былого могущества и беспримерного самомнения Третьего райха.

Но всех опередил доносчик Гейнц. Со скрученными назад руками, в разорванном кителе, он сделал несколько шагов по узкой, сужавшейся к носу палубе. Венцель и Курт волокли сзади балластину. Выстрел в затылок!

«Следующий!» — крикнули за тысячи миль от шхер.

И Гитлер поднялся на дрожащих ногах со стула в своем бункере под развалинами Берлина…

Кто-то из позднейших его апологетов пытался нахлобучить ему на голову терновый венец. Гитлер, мол, как герой, решил погибнуть под развалинами.

«Нет, — пробормотал бы Борис, улыбаясь, — просто ему не дали билет на обратный проезд!»

Под монотонное, сводящее с ума повторение начальных тактов «Ауфвидерзеен» — море по-прежнему не откликалось! — завершался распад государства и распад личности.

25 апреля был заключен в бункере мистический, предсмертный брак Гитлера с Евой Браун. В тот же день на севере Италии партизаны перехватили его друга и соперника Муссолини. Гитлер успел еще зябко поежиться, узнав из радиоперехвата, что «преемника цезарей» после расстрела подвесили вниз головой на виселице.

А Третий райх продолжал нестись стремглав за «Летучим Голландцем» — к своей неизбежной гибели, на камни, прямо на камни!

Да, картина, косо висевшая в кают-компании «Летучего Голландца», имела многозначительный — пророческий — смысл.

Но, боже мой, до чего же грустно, что Борису не удалось узнать обо всем об этом!..

После прослушивания Виктория заторопилась домой. Не хотелось ни с кем разговаривать. Хотелось побыть одной со своими мыслями…

Выйдя на улицу, она повернула направо и медленно пошла по набережной вдоль Невы.

Рассеянным взглядом Виктория проводила чайку, которая пересекла реку, почти касаясь поверхности воды крыльями. Похоже, будто нищий проворно проковылял на костылях. Потом что-то ярко сверкнуло вдали. А! Это чайка поймала солнечный луч на крыло.

Таким в конце концов было и ее, Виктории, недолгое женское счастье. Сверкнуло на солнце крылом, и все!

Наверное, уже ничего тут нельзя поделать. Заботливый Николай Дмитриевич, желая помочь, устроил эту командировку в Балтийск. И Балтийск, несомненно, оказал свое целебное действие. Острая боль утраты прошла. Но только острая! Боль сделалась в общем терпимой, ноющей и привычной, неотступной. Быть может, поможет время? Кто знает…

Во время прослушивания записи Грибов то и дело вопросительно поглядывал на сидевшую напротив Викторию Павловну — тревожило печальное выражение ее лица. Конечно, она думала о Шубине, в этом не могло быть сомнений. Но когда он собрался к ней подойти, его остановил пустяшным вопросом сосед, а потом оказалось, что она уже ушла.

Выйдя на набережную Невы, профессор, поколебавшись с минуту, повернул налево.

Мысли его снова обратились к только что прослушанному донесению Гейнца.

Большинство догадок в общем подтвердилось. Случайностей в биографии «Летучего Голландца» не было. Если он, Грибов, и принимал что-либо за случайность, то это означало лишь, что в логической цепи выпало из поля его зрения какое-то звено. Сейчас цепочка была непрерывной. Всё стало на свое место.

Почти всё! Кое-что еще, конечно, желательно было бы уточнить. Так, например, до сих пор оставалось неясным назначение Винеты-три. Она находилась в шхерном «захолустье», в стороне от главной магистрали — дороги к южно-американской Винете. Можно думать, что существовал запасной вариант бегства — не через Бельты, а через Скандинавию, предположительно, неизвестной нам системой озер и фиордов.

Обидно, что Шубин, начавший погоню за «Летучим Голландцем», не присутствовал при ее завершении. То-то удивился бы он, узнав, что на последнем этапе своей деятельности корабль мертвых был предназначен спасти политического мертвеца. Завершающий штрих в характеристике подводной лодки для особых поручений!

Если бы Шубин был жив, стоило бы сегодня в разговоре с ним провести забавную историческую параллель. Известно, что в то время, когда Пугачев приближался к Москве, Екатерина II ложилась спать не раздеваясь, а в многочисленных карманах ее дорожного платья были зашиты бриллианты — на случай внезапного бегства из России.

Бриллиантам Гитлер предпочел досье своих политических противников. Это, впрочем, было уже дело вкуса.

Одно несомненно: за секретным архивом охотились две разведки. Бесшумный кросс через границу! Финиш — Винета-три!

Мальтиец и альбинос шли по заданию американской разведки. Значит, прыгун-аквалангист был посланцем конкурирующей стороны — западногерманских военных монополистов. (Существовали ведь и частные разведки — при крупных концернах).

Больше всего там боялись, что секретный архив Гитлера попадет в руки русских. Ведь НАТО существовало только три года и Западная Германия еще не была принята в число его членов. Обнародование некоторых документов могло помешать сложной политической игре.