Читаем без скачивания Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник) - Александра Бруштейн

– А, наверно, то и буду делать, что вы теперь делаете, что все другие отцы: горевать, тревожиться, ночей не спать… может быть, даже кровавыми слезами плакать… И все-таки, думаю, будет мне радостно: хорошая, значит, выросла… Ты здесь зачем? – вдруг грозно обрушивается папа, только теперь заметив меня. – Вот, Сергей Иванович, невозможный ребенок! Брысь отсюда!

Я ухожу, очень обиженная. Удивительные люди – взрослые! Никакого понимания! Даже памяти – и той ни на копейку! То папа сам говорит мне: «Ты уже не маленькая!» То я, оказывается, ребенок, да еще и «невозможный»! А что, собственно, случилось, из-за чего столько шуму? Я пришла за ним, хотела сказать: «Чай пить!» Слышу, у них такой разговор… Ну как было утерпеть, чтобы не послушать хоть немножко? Оказывается, я им помешала!

В этих мыслях я прохожу мимо комнаты Володи. Дверь приоткрыта, – ну разве можно не шмыгнуть туда? Как и говорил только что Сергей Иванович, в комнате, кроме самого Володи, все – незнакомые люди.

Увидев меня, они, как по команде, замолкают. Смотрят на меня. Чувствую, что ввалилась непрошеная, некстати, и страшно смущаюсь. И тут я мешаю!

– Эт-т-то кто еще такая? – с наигранной свирепостью рычит на меня Володя.

Мне сразу становится легче. Володю я люблю почти так же, как Валентину. Он – добрый, хороший. А главное, что я ценю в Володе, – то, что ценят у взрослых все дети: ему со мной интересно! Он всегда расспрашивает, что я читаю, какие у меня подруги, что делается у нас в институте…

– Предъявите паспорт! – сурово-официально предлагает Володя. – Что такое? У вас нет паспорта? Вы несовершеннолетняя? Кто же вас знает? Кто может за вас поручиться?

– Я! – раздается веселый голос из темного угла за шкафом. – Я за нее ручаюсь!

Это говорит Вацек! Веселый, никогда не унывающий рыжий Вацек! Мне становится легко: он напоминает мне Павла Григорьевича, Анну Борисовну, Юльку…

– Ты ручаешься за нее, Стась? – спрашивает Володя, и непонятно, почему он называет Вацека Стасем. – Разве ты ее знаешь?

– Мы с ней старые друзья! – заявляет Вацек. – Пусти ее, Борис!

Еще того не легче! Мало того, что Вацек вдруг оказался «Стасем», так еще и Володя почему-то «Борис»!

– В таком случае, я за нее тоже ручаюсь. Два поручителя – это солидно. Садись, Сашурка! – И Володя пододвигается на диване, чтобы дать мне сесть рядом с ним.

Я, конечно, пристраиваюсь около Володи – становлюсь маленькой, незаметной. Все забывают обо мне и продолжают прерванный разговор.

– Последний вопрос, – говорит Володя, – о студенческом бале.

Оказывается, на следующей неделе после Пасхи в городе будет устроен благотворительный бал в пользу нуждающихся студентов. Полиция согласна дать разрешение на устройство такого благотворительного бала под ответственность трех человек, известных и уважаемых в городе. По просьбе студентов три уважаемых человека согласились взять на себя ответственность «за порядок и законность» на студенческом балу. Эти трое уважаемых: инженер Сергей Иванович Свиридов, доктор Иван Константинович Рогов и доктор Яков Ефимович Яновский.

Меня этот бал не очень интересует, хотя папа там и уважаемый: на балы меня не берут. Впрочем, Володины гости тоже мало интересуются самим балом. Им интересно, как говорит один из них, «чего можно от этого ждать?». Невольно я вдруг вспоминаю: когда в прошлом году умер царь и все волновались, позовет новый царь себе на помощь людей из народа или не позовет, Вацек тогда сказал мне: «Рабочий человек ждет добра не от этого!» А вот сейчас рабочие люди – их тут, вместе с Вацеком, трое – спрашивают, чего можно ждать от благотворительного студенческого бала.

Володя отвечает на этот вопрос:

– Трудно, конечно, предугадать, какой будет выручен сбор. Но, вероятно, получится приличная сумма. И это может оказаться очень кстати…

Для чего, для кого кстати?

Дальше говорят о совершенно не интересных для меня делах. Я перестаю вслушиваться и от нечего делать разглядываю Володю, словно в первый раз его вижу. Что есть в нем такого, что отличает его от окружающих? Володя – как молодое дерево, которое изо всех сил тянется вверх, к солнцу, к буйным ветрам, к светлым дождям. Задумчивые глаза Володи смотрят поверх окружающих не только оттого, что он очень высок ростом: нет, он словно всегда вглядывается во что-то очень хорошее, радостное, чего не видят другие люди.

Приходит Леля, зовет всех чай пить.

Гости отказываются – они собираются уходить.

– Стась! – напоминает Вацеку Володя. – Знаешь порядок? Не все сразу и с разного хода.

Когда уходит последний гость, я, конечно, начинаю задавать вопросы:

– Володя, почему ты зовешь Вацека Стасем, а он тебя – Борисом?

Володя беспомощно переглядывается с Лелей.

– Ну, как тебе объяснить? – разводит он руками. – Не поймешь ты…

– От тебя, Володя, – говорю я с обидой, – от тебя… такое!.. Ну, скажи еще, что я – невозможный ребенок! И что я задаю дурацкие вопросы! И чтобы я вообще убиралась вон!

– Рассвирепела муха, как тигр! – смеется Володя. – Ну, вот вообрази: полиция вдруг станет искать меня или Вацека…

– Как после первого мая? – догадываюсь я.

– Вот именно! Полиция ищет Вацлава и Владимира, а их нет! Есть Борис и Станислав!

– Это чтобы сбить их с толку, да? – соображаю я.

Но Володя не отвечает мне… И вообще я вдруг замечаю, что никто не помнит о моем присутствии, как если бы меня совсем не было в комнате. Леля подошла к Володе, села на ручку его кресла. Володя поднял к ней голову и приложил ее руку к своей щеке.

Я понимаю: я мешаю Володе и Леле.

Но тут я не обижаюсь. Тихонько, на цыпочках, я выскальзываю вон из комнаты.

А они, наверно, даже не заметили этого!

Между тем в квартире бабушки и дедушки – тоже предпраздничное волнение и суета. Бабушка и Бася-Дубина с ног сбились в ожидании гостей: к вечерней пасхальной трапезе должны съехаться и сойтись все семь сыновей! Кроме уже приехавших Тимы и Абраши, ждут еще дядю Ганю, врачаокулиста из Петербурга, и дядю Лазаря, студента-медика из Харькова. Да еще здешние сыновья – папа, Николай, Мирон. Итого – семеро!

Бабушка священнодействует на кухне – они с Басей трудятся над громадной пасхальной индейкой, готовят пасхальные сладости: тонко наструганную редьку в меду, медовые «тестички», маковники. И, как всегда, бабушка без умолку тараторит:

– Такие дети, как у меня, Басенька, так это искать и искать – и все равно не найдешь! Так уж лучше и не ищи! Конечно, вырастить семерых сыновей – это не легкое дело… И не спорь, пожалуйста, Бася, это же каждый ребенок понимает. Наш домовладелец – богатый уж-ж-жасно! – так он всегда говорил нам, мне и старику: «Ну куда вам столько детей? Вы же бедные люди, куда вы денетесь с таким оркестром? На свадьбах будете с ними играть, что ли? Чтоб они потом обходили всех гостей с тарелкой и собирали пятаки? Или, может, они будут ходить в праздник по домам, ряженые, представлять представления?»

Бабушка тихонько смеется этим своим воспоминаниям. Ее руки ловко и умело колдуют над пасхальной рыбой.

– А вот и не оркестр! И не пятаки! И не ряженые! Конечно, намучились мы немало – в особенности каждый раз, как кого-нибудь из них сажали, не дай Бог, в тюрьму. Не нравится мне эта мода, Бася, чтоб детей в тюрьму сажать! Вот не нравится – и не нравится! Но что поделаешь? Как у других, так и у нас!.. Бася, пустая голова, что ты делаешь с индюком? Что ты делаешь с индюком, я тебя спрашиваю? Это же не индюк – картина! С ним надо вежливо, а не хап-лап!

Я сижу на низенькой табуреточке, наслаждаюсь бабушкиными сладостями и слушаю ее рассказы.

– А все-таки, – продолжает бабушка, – я вам скажу, дорогие мои: детей надо иметь много! Тогда они вырастут хорошие. Когда они знают, что куртку Якова должны еще носить после него Николай, а потом Мирон, а пальто и гамаши Гани должны еще служить Лазарю и мальчишкам, Тимке и Абрашке, – так они растут скромные, без фанаберии, без баловства. Мои дети – не гордые: они учились, и работали, и уроки давали, чтоб нам со стариком было легче тащить воз. И чуть только который-нибудь из них становится на ноги и начинает зарабатывать – сейчас он помогает младшим! А теперь, когда четверо из них уже вышли в люди, так, дай Бог им здоровья, они и нам, старикам, посылают на жизнь! Вот какие это дети!

Бабушкины рассказы неистощимы. Вперемежку с испуганными вскриками, когда какое-нибудь из блюд не удается, краткой командой, отдаваемой Басе по поводу корицы или изюма, шафрана или ванили, течет, как ручей, радостная песня матери, до краев наполненной своим материнским счастьем.

– У нашего домовладельца – один сын! Один! – говорит бабушка с презрением. – Так что вы думаете? Другая барышня так не гримасничает, как этот молодой человек! Холодной водой он не моется! От свежей земляники у него делается крапивница, – слыхали вы такое? А богачка, счастливая мамаша этого балбеса, спрашивает меня: «У вас есть брильянты чи не?» – «А как же! – отвечаю я ей. – Вот на Пасху вы увидите все мои брильянты – семь штук, один в один!»