Читаем без скачивания Сент Ив - Роберт Стивенсон

Я раздумывал об этом сходстве, когда раздалась команда "суши весла! ", и мы остановились борт о борт с бригом, у самого трапа. Когда я поднялся по трапу, мне протянул руку и учтиво помог ступить на палубу высокий старик, худощавый и сутулый, в свободном синем кителе и парусиновых штанах; судя по достоинству, с каким он держался, то был капитан корабля, а судя по чертам лица — глава этого семейства. Он приподнял фуражку и обратился ко мне весьма любезно, но, как я теперь припоминаю, в голосе его сквозила усталость.

— Рискованное приключение, господа.

Мы подобающим образом его поблагодарили.

— Я рад, что мог быть вам полезен. Тот катер вряд ли подобрал бы вас скорее, чем минут через двадцать. Я уже передал туда сигнал, надеюсь, они доставят вас обратно в Фалмут в целости и сохранности, хоть вы и порядком промокли.

— Мои друзья, конечно, воспользуются столь счастливой возможностью, — сказал я. — Что же до меня, это отнюдь не входит в мои намерения.

Капитан помолчал, словно взвешивая мои слова; они, без сомнения, озадачили его, но он добросовестно силился меня понять. Глаза у него были серые, взгляд удивительно прямой и открытый, как у ребенка, но зрачки какие-то затуманенные, и какая-то в них рассеянность, отчужденность, словно окружающий мир со всеми своими заботами и суетой мало его касается. Странствия научили меня наблюдательности, и я вспомнил, что уже видывал такой взгляд: так смотрят поверх очков глубокие старики, которые зарабатывают свой жалкий кусок хлеба, сидя на краю дороги и разбивая камни.

— Боюсь, что я не совсем вас понял, сэр.

— Ведь это один из знаменитых Фалмутских пакетботов, не так ли? — спросил я.

— И да и нет, сэр. Это и в самом деле был пакетбот и, смею сказать, знаменитый. — Капитан поднял глаза к небу, потом опустил их, и я встретил его взгляд, в котором была какая-то тихая покорность. — Но теперь, как видите, старого вымпела на мачте уже нет. Теперь бриг этот уже не служит государству, он сам по себе, и управляет им частное лицо.

— Так теперь это капер?

— Можно назвать и так.

— Что ж, это мне и того более по вкусу. Возьмите меня с собой, капитан…

— Коленсо.

— Возьмите меня с собою пассажиром, капитан Коленсо. Не скажу «товарищем по оружию», ибо я не силен в тактике морских сражений, вернее, совершенный невежда. Но я могу заплатить… — Тут я поспешно сунул руку в нагрудный карман и еще раз благословил Флору за непромокаемый мешочек. — Прошу прощения, капитан, мне надо бы сказать моему другу два слова с глазу на глаз.

Я отвел Байфилда в сторону.

— Где ваши деньги? Если они размокли в соленой воде…

— Видите ли, — сказал он, — я жертва повышенной кислотности желудка.

— Помилуйте! Да разве я вас про желудок спрашиваю?

— Нет, просто я никогда не поднимаюсь в воздух, не прихватив с собою прочно закупоренного флакона английской соли.

— И вы выбросили соль и сунули в флакон деньги? Вы на удивление находчивы, Байфилд!

Я возвысил голос.

— А вы, мистер Далмахой, я полагаю, спешите воротиться к своим родным, которые по вас, конечно же, стосковались?

— Они-то ничуть не стосковались, но я и вправду к ним спешу, — весело поправил меня этот сумасброд. — От всех их не слишком доброхотных даяний у меня в кармане осталось восемнадцать пенсов. Но я намерен ехать вместе с Овценогом и попытаюсь заработать на его фокусах. Он будет метать копье всю дорогу от Лендс-Энда до Фортсайда, и ему станут рукоплескать во всех придорожных трактирах и бросать монеты.

— Что ж, попробуем помочь ему добраться до дому, хотя бы из уважения к миссис Овценог. — Я вновь поворотился к капитану Коленсо. — Итак, сэр, берете ли вы меня пассажиром?

— Я все еще полагаю, что вы шутите, сэр.

— Клянусь вам, я совершенно серьезен.

Капитан замялся, потом нетвердой походкой подошел к трапу, наклонился и позвал:

— Сусанна, Сусанна! Поднимись-ка на палубу, сделай милость! Один из джентльменов желает остаться на бриге пассажиром.

Из люка показалась голова немолодой темнобровой женщины; она внимательно меня оглядела. Так взглянула бы поверх живой изгороди на прохожего странника жующая жвачку корова.

— Что это на нем надето? — резко спросила она.

— Это было задумано как бальный костюм, сударыня.

— Ну, тут вы не потанцуете, молодой человек.

— Любезная сударыня, я принимаю и это условие и любые другие, какие вы соблаговолите мне поставить. Я готов подчиниться всем порядкам, установленным на вашем бриге.

Она прервала меня на полуслове.

— Ты оказал ему, отец?

— Н-нет еще. Видите ли, сэр, мне надобно предупредить вас, что это не совсем обычное плавание.

— Что ж, мое путешествие тоже не совсем обычное.

— Возможно, вам будут грозить многие опасности.

— На капере это само собою разумеется.

— Есть даже опасность попасть в плен.

— Натурально, хотя храбрый капитан, конечно же, об этом не задумывается.

И я, поклонился.

— А я все же задумываюсь, — отвечал он с некоторой даже горячностью, и на щеках у него проступили красные пятна. — Мой долг сказать вам, сэр, что мы, весьма возможно, попадем в руки врага.

— Скажи лучше: этого не миновать, — вставила Сусанна.

— Да, не миновать. По совести, я не вправе вас не предупредить. — Он поглядел в глаза дочери, та кивнула.

«Черт бы побрал твою совесть!» — подумал я; во мне нарастало брезгливое презрение к этому старому капитану, который при всей своей благородной наружности держался столь малодушно.

— Ну, выкладывайте, — насмешливо сказал я. — Мы случайно встретимся с французским судном или, предположим, с американским; ведь это и есть наша цель, не так ли?

— Да, с американским. Именно это и есть наша цель.

— И уж тут-то мы себя покажем, я ручаюсь! Ай-яяй! И это бывший капитан пакетбота!

Я прикусил язык; наш разговор вдруг показался мне на редкость нелепым, да и на что он пытается меня толкнуть? Чего ради я разглагольствую перед седовласым моряком на его же собственном корабле и взываю к его доблести! Нет, конечно, меня дурачат, подстрекают самоуверенного профана поучать мастера и знатока своего дела на потеху всем богам и людям. И капитан Коленсо, конечно, исподтишка смеется надо мною и старается только об одном — так или иначе от меня избавиться. Еще минута — и даже Овценог поймет, что надо мной подшутили. А я, признаться, не переношу, когда надо мной смеются; другим это, может быть, и на пользу, во мне же мигом просыпается дух противоречия.

Но ежели капитан Коленсо и потешался надо мною, он весьма умело это скрывал. Со старческой нерешительностью он поглядывал то на меня, то на Сусанну.