Читаем без скачивания За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

— Объясните, агрономы, — потребовала Перова, отодвигая пустую миску. Она смотрела на Зотова.

— Ну что вас томить. Это своя капуста. И морковь, и свекла, и помидоры — все свое. Глухарь в борще и тот из соседнего леса. А капуста — та самая, что перенесла июльский мороз. Пойдемте, посмотрите огород в натуре и тогда продолжайте спор.

Комиссия вылезла из-за стола. В глубоком молчании проследовала до границ огорода. Внимательно осмотрела крупные кочаны капусты, густую свеклу, огуречный и томатный лес в парниках. Все было наяву, действительно в натуре. Кочаны скрипели под рукой агронома Руссо, свекла пахла свеклой совершенно так же, как пахнет она под Москвой.

— А теперь продолжим разговор, — сказал Зотов и выразительно посмотрел на Данилевского.

— Знаете что, — метеоролог тщательно подбирал слова, — мне что-то не хочется больше спорить. Аргументы у вас довольно убедительные. Гораздо убедительнее цифр. Желаю вам успеха.

Шумной гурьбой мы шли с огорода к своей палатке, довольные признанием реальных фактов.

Петр Николаевич в явном ударе широко размахивал руками, доказывая, что здесь можно сажать даже картофель.

— В это я не верю, — сказал Данилевский. — Морозы.

— Когда мы распашем всю долину, морозы обойдут нас. Микроклимат над пашней. Ну как вы не понимаете!

Увлеченные разговором, мы не сразу заметили Сашу Северина. Он бежал навстречу запыхавшийся, раскрасневшийся. Казак мчался рядом с ним.

— Там нарочный... Из поселка, — еле переводя дух, выпалил он. — Срочно требуют Алексея Ивановича Бычкова.

Саша впервые за все время вдруг назвал Лешу так официально. Мы все поняли: за этими словами кроется что-то серьезное.

Бычков слегка побледнел. Его черные глаза загорелись.

— Спокойно, ребята, — сказал он. — Дело касается только меня. Вы можете не торопиться.

Не торопиться?..

Плотным строем, пропустив Бычкова вперед и оставив уважаемую комиссию позади, мы двинулись к палатке, возле которой ходил туда-сюда военный человек с полевой сумкой и наганом у пояса.

— Кто Алексей Иванович Бычков?

— Я... — Леша выступил вперед.

— Ваш документ?

Леша вытащил из кармана гимнастерки удостоверение. Военный прочитал, глянул на него, на фото и кивнул головой.

— Распишитесь вот тут. На ваше имя поступила правительственная телеграмма. Получите.

Слово «правительственная» он сказал с нажимом на букву «р». Но мы и без того понимали, что подобные телеграммы по пустякам не посылают, да еще в военное время.

На бланке с красной окантовкой поверху мы прочли:

Тридцать тысяч на постройку танка «Брянск» получены.

Благодарю Вас за заботу о бронетанковых силах Красной Армии. Ваше желание выехать на фронт будет выполнено.

Военный отдал Леше честь, вскочил в седло и шагом поехал от палатки, от нашей группы, пораженной и все еще недоумевающей, что же такое произошло, если сам командующий, у которого, надо полагать, были дела поважнее переписки с топографом А. И. Бычковым, вдруг сел и написал Леше телеграмму.

А Леша прочитал текст еще и еще раз, посмотрел на нас, но, по-моему, никого не увидел, сделал два шага в сторону, сел на пенек и, не выпуская бланка телеграммы из рук, оперся подбородком на ладонь и уставился куда-то в туманную даль, освещенную закатным солнцем.

Что видел он там?..

Мы стояли около него и молчали. Значит, он отдал на постройку танка все свои сбережения и попросился на этом танке на фронт! Значит, он все-таки решил сам отомстить за пропавших без вести близких! Значит, он все эти месяцы только и думал, как осуществить свой замысел и отправиться на войну!

Зотов подошел к Леше. Бычков встал. Петр Николаевич обнял его, и целую минуту они стояли так, не выпуская друг друга из объятий.

Вечером Руссо спросил Бычкова:

— Кто на ваше место?

— Иванов, — ответил начальник партии. — Сергей Иванов. Он достаточно изучил геодезию, сможет докончить съемку и тогда...

Мы поняли, чего недоговорил Бычков. Тогда наша партия переедет на новое место.

Где оно, это новое место?

...Целой толпой провожали мы Бычкова до трассы. По очереди несли багаж, считая это за великую честь. За три часа пути мы дали ему, по подсчету Саши Северина, более шестисот советов и наставлений, львиную долю из которых составляли указания, как правильно бить фашистов в разных природно-климатических условиях. Казак бежал впереди, гордо оглядываясь на танкиста Бычкова. Кедровки провожали нас восторженными криками, полагая сдуру, что мы уходим отсюда насовсем. Как бы не так! Мы провожаем одного товарища на фронт. Лучшего своего товарища. Да, лучшего. А сами вернемся, чтобы работать и за него тоже.

Мы остановили какую-то машину, и Смыслов обстоятельно рассказал шоферу, кого ему выпадает честь везти. А перед тем как Бычкову забраться в кузов, мы почему-то все примолкли и не знали, что сказать и как смотреть на своего Лешку. Впервые в эту минуту мы вдруг остро осознали, куда он едет.

—  Ну, — сказал Леша и попытался улыбнуться.

Мы по очереди пожали ему руку, расцеловались. Никто не проронил ни слова. Казак прыгнул, положил ему лапы на грудь, Леша погладил его по голове. Шофер выглянул из кабины, вздохнул и медленно тронул машину. Леша помахал нам рукой. Казак галопом помчался за грузовиком.

— Береги себя, Лешка! — крикнул Серега и вдруг сорвал с головы кепку и что есть силы бросил на дорогу. — Эх! — с сердцем сказал он и пошел по тропинке назад.

Так из нашей повести ушел хороший человек Алексей Бычков.

Примерно через неделю после отъезда начальника партии трактор потянул на прииск сани, полные вилков капусты. Мы отправили горнякам три тонны свежих овощей. Вот так. Три тонны — три тысячи килограммов, если угодно.

Этот трактор сделал от нашей палатки до прииска еще четыре рейса с морковью, свеклой и капустой.

Теперь все знали, что в Май-Урье есть совхоз.

Действующий совхоз! С директором, но пока без аппарата: ни бухгалтера, ни плановиков, ни даже секретаря-машинистки. Редкое явление, не правда ли?

Глава пятнадцатая, в которой рассказывается об исповеди Филатова и о событиях, последовавших за посещением больницы

Осенью лиственничная тайга оголяется очень скоро— буквально за несколько дней.

Под осенним нежарким солнцем шелковисто-мягкая хвоя лиственниц, местами уцелевшая от летнего мороза, быстро пожелтела и при малейшем дуновении ветерка бесшумно сыпалась на бурые травы, на мягкие и клейкие шляпки грибов-маслят. Мох, трава, голая щебенистая осыпь и чавкающее болото — все покрылось желтыми иголочками. Тайга помрачнела, стала прозрачней, реже. Скучно и неуютно сделалось вокруг.