Читаем без скачивания Хрустальный грот - Мэри Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он, должно быть, знал, что Утер настигнет его, но войско его было так велико, что он не боялся бриттов. Потом говорили, что у него тридцать тысяч человек. Как бы то ни было, когда Утер пришел к осажденному городу со всеми, кого сумел собрать, саксов оказалось вдвое больше, чем бриттов. Сражение было кровавое, и окончилось оно страшным поражением. Я и сам думаю, что кончина Амброзия явилась большим ударом для королевства; Утер был прославленным воином, но не слишком опытным стратегом. И до того все знали, что ему недостает спокойствия и рассудительности его брата и умения оценивать реальное соотношение сил. Правда, недостаток мудрости он восполнял отвагой, но даже она оказалась бессильна в тот день под Йорком перед численным превосходством саксов. Бритты дрогнули и побежали. Спасло их лишь наступление ночи — в это время года темнеет рано. Утеру вместе с Горлойсом Корнуэльским удалось собрать остатки своего войска близ вершины небольшого холма, именуемого Дамен. Холм был крутой и мог предоставить некоторое укрытие — на нем множество утесов и пещер и склоны его поросли густым орешником, но это было лишь временное убежище, а торжествующие саксы окружили подножие холма, ожидая наступления утра. Положение бриттов было отчаянным, и требовались отчаянные меры. Пока солдаты отсыпались, насколько было возможно, угрюмый Утер расположился в пещере, созвал своих усталых командиров на совет, и они вместе разработали план, как перехитрить огромное войско, подстерегавшее их у подножия холма. Поначалу никому не приходило в голову ничего разумного, кроме того, что надо бежать, но кто-то — я потом слышал, что это был Горлойс, — указал, что дальнейшее отступление лишь оттянет разгром и разорение нового королевства; если можно бежать, значит, можно и атаковать, и, возможно, если бритты не станут ждать рассвета, а захватят саксов врасплох, ударив с вершины холма, когда враги не ждут нападения, атака увенчается успехом. Мысль была очень простая, и саксы могли бы ожидать этого от людей, оказавшихся в такой ловушке; но саксы — тупые рубаки и, как я уже говорил, не приучены к дисциплине. Так что вожди бриттов были уверены, что враги почти наверняка не ждут атаки раньше рассвета и залегли спать крепким сном победителей, а может быть, еще и перепились вином из захваченных складов.
Надо отдать саксам должное: Окта выставил-таки часовых, и они по большей части не спали. Но план Горлойса все же сработал. Бриттам помог туман, поднявшийся к рассвету и затянувший подножие холма. В тумане казалось, что бриттов было раза в два больше, чем на самом деле. Как только рассвело достаточно, чтобы можно было найти дорогу среди скал, бритты нанесли безмолвный и стремительный удар. Половину саксонских часовых перебили, оставшиеся подняли тревогу, но поздно. Саксы, ругаясь, вскакивали и хватали оружие, но бритты, уже не таясь, с воинственными криками напали на не успевших проснуться врагов и разгромили их. К полудню все было кончено, и Окту с Эозой взяли в плен. Еще до зимы север был очищен от саксов, их боевые корабли тихо догорали на северных берегах, а Утер вернулся в Лондон, посадил своих пленников в темницу и начал готовиться к весенней коронации.
Эта битва с саксами, близкое поражение и вслед за тем — блестящая победа было именно то, в чем нуждалось правление Утера. Люди забыли о горе, какое причинила им смерть Амброзия, и заговорили о новом короле как о восходящем солнце. Его имя было на устах у всех, от знати и воинов, что теснились вокруг него, ожидая даров и почестей, до рабочих, строящих его дворцы. А у придворных дам вошел в моду новый цвет — «алый Пендрагон», и двор сделался похож на поле маков.
Во время этих первых недель я видел его только один раз, так как все еще был в Эймсбери, распоряжаясь восстановлением Хоровода Великанов. Треморин был на севере, но я подобрал себе хороших работников, и после король-камня с Килларе люди уже не боялись браться за массивные камни Хоровода. После того как мы выровняли камни, вырыли ямы и проложили направляющие, поднять стоячие камни не составило особого труда — там не было ничего такого, что нельзя было бы сделать с помощью веревок, треног и отвеса. Основная трудность заключалась в больших перемычках, но все же главное чудо совершили в незапамятные времена строители Хоровода, древние мастера, которым удалось подогнать камни друг к другу так же точно, как плотник подгоняет доски. А нам оставалось лишь поднять их. Эта проблема занимала меня много лет, с тех пор как я впервые увидел висячие камни в Малой Британии и взялся за расчеты. Не забыл я и о том, что узнал из песен.
В конце концов я изобрел деревянные подмостки — современный механик отверг бы их как примитивные, но они сделали свое дело в древности — певец тому свидетель — и должны были сделать его снова.
Дело подвигалось медленно. Должно быть, удивительное это было зрелище: массивные блоки один за другим вползали наверх и вставали на место так гладко, словно они были из свечного сала. На каждый камень требовалось две сотни обученных рабочих, которые привыкли работать все вместе и в едином ритме, под песню, как гребцы.
Сам ритм, конечно, задавала работа, а песни были старые, я их помнил с детства — мне их еще няня пела; только няня, конечно, опускала кое-какие словечки, которые вставляли в них мужчины. Обычно эти песни были жизнерадостные, неприличные и направленные на личности — в основном высокопоставленные. Они не щадили ни Утера, ни меня, хотя в моем присутствии их открыто петь остерегались.
Кроме того, когда рядом был кто-то посторонний, слова делались нейтральными либо неразборчивыми.
Много позднее мне доводилось слышать, что я возводил Хоровод с помощью магии и музыки. Наверно, и то и другое верно. Я думаю, история о том, как Феб-Аполлон с помощью музыки воздвиг стены Трои, возникла точно так же. Но ту магию и музыку, что возвели Хоровод Великанов, я отчасти позаимствовал у слепого певца из Керрека.
К середине ноября, когда начались морозы, работа была завершена.
Потух последний костер, последний обоз с людьми и строительными материалами укатил на юг, в Сар. Кадаль отправился вперед меня в Эймсбери. Я стоял, придерживая грызущего удила коня, ожидая, пока обоз скроется за горизонтом и я останусь один.
Облака висели над безмолвной равниной, словно оловянная миска.
Было еще рано. Трава белела от инея. Соединенные перемычками камни отбрасывали длинные тени в бледном свете зимнего солнца. Мне вспомнился стоячий камень, белый иней, бык, кровь на траве и улыбающийся юный бог со светлыми волосами. Я взглянул на камень. Амброзия похоронили с мечом в руке, я знал это и сказал ему:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});