Читаем без скачивания Цель жизни - Александр Яковлев

Мы, авиационники, работали в теснейшем контакте со специалистами других родов вооружения и, я бы сказал, соревновались с ними. Во многом мы прямо зависели от смежных наркоматов, как от наших поставщиков. К числу таких в первую очередь относился Наркомат металлургической промышленности, наркомом его был Иван Федорович Тевосян.

Но вернемся к началу 1943 года. Настроение тогда у всех было бодрое, боевое. Освобождены Сталинград, Курск, Краснодар, Ростов-на-Дону, Ворошиловград… Работники Наркомата авиационной промышленности в успехах наших войск видели долю и своего труда.

После разгрома немецкой авиации под Сталинградом наши летчики вступили на путь завоевания господства в воздухе. Но для того чтобы твердо завоевать это господство, нужно было давать фронту еще больше истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков.

Частые вызовы в Кремль всегда были связаны с вопросами количества, но в самые последние дни уже проявлялся интерес и к улучшению качества самолетов.

И мы, неустанно принимая все возможные меры к увеличению выпуска самолетов и моторов, провели также ряд работ по улучшению летных качеств нашей авиационной техники.

Для представления о том, как решались тогда вопросы военной промышленности, расскажу о нескольких эпизодах первой половины 1943 года.

Вечером 11 февраля 1943 года нас с наркомом А. И. Шахуриным вызвали в Кремль по вопросу об истребителях сопровождения для бомбардировщиков ИЛ-4 и штурмовиков ИЛ-2.

Бомбардировщик ИЛ-4 среди воевавших боевых самолетов имел самый почтенный возраст. Он создан в 1936 году.

ИЛ-4 стал основным дальним бомбардировщиком Военно-Воздушных Сил СССР во время Отечественной войны. Но максимальная скорость — 450 километров в час — была недостаточной для того, чтобы его можно было без риска выпускать в боевые полеты днем без сопровождения истребителей. Поэтому в первый период войны, пока мы были бедны истребителями и не могли обеспечить сопровождение, самолеты ИЛ-4 использовались в основном ночью. Но истребителей теперь поступало на фронт с каждым днем все больше, и в порядок дня встал вопрос о полетах ИЛ-4 и днем.

Когда мы приехали, некоторые члены Политбюро, маршалы авиации Новиков и Голованов и несколько высших командиров-танкистов уже сидели за длинным столом в кабинете Сталина. По-видимому, до нас обсуждались какие-то дела с танкистами.

Как только мы вошли, разговор с танкистами был прерван, и Сталин поднял вопрос о возможности дневных бомбежек на самолетах ИЛ-4.

— Сейчас уже не 1941 год, когда у нас не хватало истребителей и ИЛ-4, вылетая днем без охраны, несли при этом большие потери, — сказал он. — Мы имеем теперь столько истребителей, что можем обеспечить сопровождение бомбардировщиков Ильюшина. Нас не удовлетворяет только ночная работа ИЛ-4, нам не хватает дневных бомбардировщиков. Необходимо ИЛ-4 использовать для дневной бомбардировки.

Затем он заговорил о штурмовиках, о более энергичной и смелой работе штурмовиков над полем боя.

— Нужно дать им более надежное прикрытие истребителями для того, чтобы уменьшить потери штурмовиков от истребительной авиации противника. Нужно, чтобы летчики-штурмовики смелее работали, не боялись вражеских истребителей!

Маршал Новиков высказал свою точку зрения и выразил пожелание, чтобы истребителей сопровождения было в пропорции 1: 1,5, то есть на два штурмовика три истребителя.

Шахурин сразу возразил против предложения Новикова, говоря, что, если принять пропорцию 1: 1,5, да к этому прибавить еще необходимое количество самолетов для прикрытия дневных полетов ИЛ-4, у нас не хватит истребителей.

Завязалась горячая полемика между Новиковым и Шахуриным.

Дав им еще немного пошуметь, Сталин прекратил спор и сказал:

— По-видимому, дело не ясно, — надо точнее определить баланс истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков на ближайшее время, и после этого примем решение.

На этом же совещании он потребовал у маршала Голованова усиления бомбардировки района Керченского пролива. Голованов ответил, что база ночных бомбардировщиков находится на Каспийском побережье. Отдаленностью базы и объясняется недостаточная интенсивность ночных бомбардировок Керченского пролива.

Сталин удивился, почему так издалека приходится летать бомбить Керченский пролив. Оказалось, что авиация дальнего действия не успела подготовить аэродромы для своих самолетов на только что освобожденной территории Северного Кавказа и Кубани.

Вдруг зазвонил телефон. Сталин встал из-за большого стола, за которым он сидел вместе со всеми, подошел к столику с телефонами и взял трубку. Он поздоровался и несколько раз, выслушивая сообщение одного из командующих фронтами, повторил:

— Да, да. Ну, это хорошо. А потом говорит:

— А наши ребята Курск взяли.

По-видимому, его собеседник не расслышал и переспросил, тогда Сталин повторил погромче:

— Наши ребята Курск заняли, Курск взяли. Всего хорошего!

И положил трубку.

После этого нас отпустили, поручив подготовить предложения по обсуждавшимся вопросам. Мы их тщательно проработали вместе с военными и представили для утверждения.

16 февраля 1943 года вечером снова вызвали в Кремль. Ждать не пришлось: сразу пригласили в кабинет, где уже находились Молотов, Микоян, Щербаков.

Мы вошли в тот момент, когда Сталин, стоя, зачитывал сообщение Совинформбюро «В последний час» о взятии Харькова. Он редактировал текст сообщения, читая его вслух, и тут же вносил поправки толстым синим карандашом. Наконец, внеся все исправления, прочел снова сообщение и сказал:

— Ну, так будет хорошо!

И передал окончательный текст Щербакову, который унес его для перепечатки и сообщения по радио.

После этого Сталин прочел вслух письмо конструктора Н. Н. Поликарпова, в котором тот докладывал о новом быстроходном истребителе, проходившем заводские испытания и показавшем большую скорость.

Он спросил:

— Что знаете об этой машине? Я отвечаю:

— Хорошая машина, скорость действительно большая. Сталин сразу же:

— Вы бросьте свою корпоративную мораль. Не хотите обидеть конструктора — хорошо отзываетесь! Как беспристрастно?

Мы с наркомом постарались объективно оценить машину и дать ей возможно более исчерпывающую характеристику. Но так как самолет прошел только часть заводских летных испытаний, дать окончательное заключение было невозможно.

Между прочим, Сталин заинтересовался дальностью полета этого истребителя, заметив, что одна скорость без необходимой дальности еще мало о чем говорит. Мы назвали цифру дальности.