Читаем без скачивания Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

Убитых бойцов опергруппы похоронили вместе с погибшими связистами. Могила была, наверное, временная, в сквере рядом с разбитым памятником и сожженной венгерской самоходкой. Сержант Лавренко тщательно записал координаты, на всякий случай включил в донесение в Москву. Как и когда после войны будут переносить захоронения, Тимофей представлял смутно, но как-то обмолвились-намекнули об этом факте командированные офицеры, нужно учитывать.

Три десятка прекрасных картонных коробок удалось добыть в разбитом книжном магазине, остальную трофейную документацию решили упаковать в снарядные ящики – набрали совсем новеньких, изнутри свеже-чистых, пахучих. Жора выбивал перегородки из ящиков, педантичный Сергеев собирал ровные пачки бумаг, сам Тимофей пытался сортировать документы по датам и хоть какой-то общей «внешней направленности». Получалось так себе: наполовину угадывать приходилось. Да еще часовых опергруппа меняла почаще: погода установилась холодная, по слухам, на Дунае уже встал вполне надежный лед…

– Здравствуйте, товарищи канцеляристы! – раздалось от двери.

Тимофей увидел старшего лейтенанта Землякова, с ним еще каких-то офицеров, и на всякий случай подал команду смирно.

– Вольно, – разрешил высокий майор. – Амнистия по работам вам пришла. Сейчас живо порядок наведем.

– Свежие силы из Москвы переброшены, – намекнул Земляков. – Специалисты! Вот товарищ майор командует.

– Мы немного знакомы, – рискнул признаться Тимофей.

Майор – в смысле, тогда капитан – помнился по госпиталю. Все-таки не так часто ордена вручают, запоминаешь подробности. Тогда этот офицер генерала сопровождал, весь такой блестящий и парадный. Сейчас сугубо полевой, зато уже майор.

– Точно. – Московский майор крепко пожал руку. – Вручал награду с удовольствием, был уверен, что не последнюю, что и подтвердилось. Но об этом потом, пока к делу.

Все мигом закрутилось. С майором прибыла группа спецов – такие волки по бумажным делам, что аж глазам не верится. И аж два переводчика! Рассортировывали, упаковывали, опечатывали – только шуршало и шелестело.

Документации на немецком языке имелось немного, Земляков часа за три управился. Кивнул: «Выйдем».

Вышли на лестничную площадку.

– И как? – не удержался Тимофей.

– Да нормально. Капитана привели в порядок, еще лежачий, но порывается работать. Товарищ Иванов эвакуировался очень точно, длань ему присобачили на место, пальцы вроде шевелятся, но полностью ли восстановится – только время покажет.

– Что, неужели быстро так?! – не поверил Тимофей.

– Да как сказать. Немного лишнее выболтаю, но ты скоро нюансы все равно узнаешь. У нас двадцать дней прошло, я там и сам в госпиталь угодил, – с досадой признался штабной переводчик.

– Да где ж вас задело?

– Угу, «задело». Простыл нелепо. Все ржут: «Самострел соплями». А у меня, между прочим, никакого насморка, только кашель был. По подозрению в карантин и влетел. У нас там, понимаешь ли, типа эпидемии. Пока тест взяли, пока перепроверили…

– Понятно.

– Вот чего тебе, Тима, понятно? Нам там еще и самим ничего не понятно.

– Я про «понятно» в общих чертах. Напрасно вы в одной гимнастерке бегали.

– В общих, это да. Не май месяц. Пока в палате грелся-лечился, специалисты успели толком подготовиться и коррекцию командировки провести. Жор и Иванов тебе горячий привет передают. Иванову, балбесу, конечно, стыдновато за тот подвальный миг…

– Зачем вы про него так говорите? Понятно же, не в себе человек был. Я бы без руки тоже подумал насчет стрельнуться.

– Подумывать можно о чем угодно, а задание нужно до конца доводить. Так нас учили. И вообще, Тимофей Артемович, – зловеще зашипел Земляков, – разговор у нас сугубо неофициальный, можешь ты меня хотя бы сейчас не на «вы» и не по званию будешь именовать?

– Могу. Просто…

– Не скромничай. Ты нюансы службы четко различаешь. За то тебя и ценят. Генерал отдельно упомянул, что товарища Лавренко «не забудет». Особых наград не светит, ты уже по другой линии идешь.

– Понял. Как и ты…

– Именно. Не скажу, что это обстоятельство чрезвычайно осчастливливает, но кто-то должен. Зато безработица нам явно не грозит. Еще и лечат усиленно. – Земляков фыркнул и раскрыл полевую сумку. – Но не будем о грустном. Вот обещанное…

Портреты… Тимофей с восторгом смотрел на свой лик, упакованный в прозрачный тонкий пластик. Нет, здорово все же умел отображать Павло Захарович. А еще портрет Нероды, самого Землякова, даже шоферов Норыча и Сашки есть…

– Себя я самонадеянно присоединил. Все же сослуживцы, буду рад украшать стену вашей домашней гостиной. Водителям потом отдашь, домой передадут.

– Спасибо, Жень. А это…

Вместе смотрели на портрет красивой девушки в форме.

– Надеюсь, твоя Стефания отнесется с пониманием, – пробормотал Земляков. – Ты с этой шикарной особой воочию не встречался, но передаю сей неземной лик отнюдь не для украшательства стен. Возможно, пересечетесь по службе. Глаз у тебя – алмаз, узнаешь сразу. Тут в чем дело-то…

Смело, если не сказать нагло, раздвигал рамки служебных допусков товарищ Земляков, несомненно, нарушая многие инструкции. Но инструкции на каждый отдельный случай придумать сложно, а тут как раз очень особый случай.

Ситуация была странноватая: нашелся старший лейтенант Нерода, но не совсем нашелся, а лишь смог передать весточку. Послание шло столь окружными путями и через такие руки и лапы, что представить сложно.

– Нащупать, где он, собственно, сейчас находится, и вытащить пока не представляется возможным. Собственно, мы не работаем по этому профилю. Это как раз Катерине ближе, она и занимается. Но уж очень запутанная и парадоксальная ситуация сложилась. Взрыв-толчок в сочетании с прыжком – это только начало. Там такие перспективы и такие угрозы виднеются, что голова кругом идет, – пояснял Земляков.

Тут позвали из конторы: требовалось подписать акты приемки-передачи.

Картонные коробки столичные профессионалы забраковали, все было упаковано в снарядные ящики, намертво закрыто и опечатано. Тимофей принялся организовывать ужин и чай, но тут оказалось, построение будет.

Лейтенант из командировочных пошел сменить стоявшего на часах Жору. Тимофей едва успел предупредить своих, чтоб чуток в порядок себя привели.

Водителям вручили по Красной Звезде, Жоре – орден Славы. Столичный майор сказал несколько слов каждому награжденному отдельно: было понятно, что штаб знает меру участия бойцов в «заводской» операции.

Сержант Лавренко обойден не был: торжественно вручили старшинские погоны. И командировочные, и бойцы опергруппы с трудом скрыли удивление, но Тимофей систему уже понял и разочарован не был. Все ж очень полезно в друзьях штабных переводчиков иметь: вовремя намекают.

Груз и командировочных отвезли на аэродром. Колонну сопровождали мотоциклисты из армейского Отдела.

Такова уж правда фронтовой службы: в момент собственно боевой работы даже загрузить трофеи некому, зато потом сопровождает чуть ли не полноценная рота конвоя. Тут ничего не поделаешь, специализация разная: на мотоциклах гонять умельцев много, а по туннелям лазить спецов куда меньше.

Земляков в Москву не полетел, задержался еще на сутки. Взяли комендантских бойцов из штаба дивизии, съездили на завод и собрали остатки документации у лифтов – не очень много там осталось, но все-таки. Обошлось без стрельбы: подземные немцы исчезли и своих битых уволокли. Вода в шахте стояла чуть ниже минус второго. Да, пропал бы архив, наверное, и с водолазами уже не вытащили бы.

Потом завершили всякие организационные дела. Техническая часть опергруппы выводилась в резерв. Ставилась задача быть полностью готовыми к первым числам февраля, ждать прибытия офицерской группы, а пока пополнить рядовой состав и «вылизать» технику.

Успели заехать к вдове Егора Дмитриевича Лабодского. Вот это было тяжело. К некоторым делам, хоть сто лет воюй, привыкнуть невозможно.