Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович

1919

«О дева Роза, я в оковах…»

«О дева Роза, я в оковах», Я двадцать тысяч задолжал, О сладость леденцов медовых, Продуктов, что творит Шапшал. Но мне ничуть не страшно это, Твой взор, как прежде, не суров, И я курю и ем конфеты «И не стыжусь моих оков».

1920 или 1921

«У ворот Иерусалима…»

У ворот Иерусалима Ангел душу ждет мою, Я же здесь, и, Серафима Павловна, я Вас пою. Мне пред ангелом не стыдно, Долго нам еще терпеть, Целовать нам долго, видно, Нас бичующую плеть. Ведь и ты, о сильный ангел, Сам виновен, потому Что бежал разбитый Врангель И большевики в Крыму.

7 декабря 1920

Леопарди

О праздниках, о звоне струн, о нарде, О неумолчной радости земли Ты ничего не ведал, Леопарди! И дни твои к концу тебя влекли, Как бы под траурными парусами Плывущие к Аиду корабли. Ты женщину с холодными глазами, Влюбленную лишь в самое себя, И родину любил под небесами. Мечтал о них, как в смертный час скорбя. Их смешивал в мечтах… но не любили Ни родина, ни женщина тебя.

<1918–1921>

Николаю Александровичу Энгельгардту

Чтобы загладить старую обиду, Слепого Байрона змеиный яд, Друид британский русскому друиду Сегодня вверил свой заветный клад. Да будет имя Уордсфорда штандартом, Взнесенным Николаем Энгельгардтом.

<1918–1921>

«Низкорослый, большелобый…»

Низкорослый, большелобый, Эстетический пробор, Но в глазах ни тени злобы, Хоть он критик с неких пор. Он в газетах пишет… — ой ли? И под силу ли ему В этом авгиевом стойле Успокоить кутерьму? И такие ль Геркулесы С ярким пламенем в глазах, Попадая в лапы прессы, Забывали стыд и страх? А он мог бы быть свободным, Как форель в ее реке, Быть художником голодным На холодном чердаке.

«Желтое поле…»

Желтое поле, Солнечный полдень, Старая липа. Маленький мальчик Тихо читает Хорошую книгу. Минут годы, Маленький мальчик Станет взрослым И позабудет Июльский полдень, Желтое поле. Лишь умирая, Уже холодный, Вдруг припомнит Былое счастье, Яркое солнце, Старую липу, Хорошую книгу, А будет поздно.

«Три лестницы, ведущие на небо…»

Три лестницы, ведущие на небо, Я видел. И восходят по одной Из них взалкавшие вина и хлеба. Она висит над страшной глубиной, Из мрамора, но точно кружевная, Озарена пылающей луной. Вокруг нее каскады, ниспадая, Кипят, доколь их может видеть взгляд, И пестрых птиц над ними кружит стая. И так сверкает этот водопад, Как будто царь неизмеримо щедрый Алмазов белых сыпет бездне клад. А наверху, где пинии и кедры, Там розы алым соком налиты Так, что черны их бархатные недра. По ней идут спокойные четы С приятной важностью, неторопливо В сознаньи необорной правоты. И все — Господня вызревшая нива, Все гости, приглашенные на пир Хозяином, что ждет нетерпеливо. И каждый гость калиф или эмир, Великий визирь иль купец почтенный, Хотя бы в мире беден был и сир. Зеленые чалмы хаджей священны, Бурнусы белы, словно лилий цвет, И туфли, шелком шитые, священны. Сильнее пахнут розы, ярче свет. Вот в зале, где семьсот мильонов гурий И юношей, их встретит Магомет. И все они омоются в лазури. Я одного из них остановил, Как знать, кого — Гаруна ль аль-Рашида, Тимур то был, Гафиз иль Боабдил, Но я такого царственного вида Досель не зрел. Меня с участьем он Спросил: «Какое горе иль обида Тебя волнует, чем ты потрясен, Что губы у тебя дрожат и руки? Тебе ответить — для меня закон». И я сказал: «Эффенди, не от скуки Рождается назойливость моя, Сомненье лишь мои рождает муки. Ответь мне, почему не вижу я В обитель нег идущих женщин юных, Жемчужины земного бытия? От них и песнь рождается на струнах, И делается слаще сок гранат, И мы о них мечтаем, как о лунах. Ответь мне, где отрада из отрад — Ах, даже плакать нам о ней отрада — Чьи речи и <…> и пьянят, Чей рот — цветок заоблачного сада, Где та, кого я так давно желал, Где лучшая из жен — Шехеразада?» Вокруг поток крутился и сверкал, И лестница все выше убегала, А я, на белый мрамор пав, рыдал. Мой собеседник, удивлен немало, Сказал: «Ты, друг, безумием томим: Как женщина, она землею стала». И я ушел, не попрощавшись с ним.