Читаем без скачивания Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

— Алва не стал бы притворяться, — полушепотом произнес Робер, понимая, что ему становится страшно. — Болезнь походила на горную лихорадку?

— Она ни на что не походила. Ни на что известное медицине и церкви… Алва, когда приходил в сознание, говорил, что нужно лежать и ждать. И он лежал и ждал, пока не исчез. Внутренняя охрана оказалась пьяной, внешняя ничего не видела и не слышала. Я не знаю, что лгать Ноймаринену и лгать ли, но иметь дело нам предстоит именно с ним.

Понадобился весь ужас последних дней, чтобы Дикон понял, о чем предупреждал Рамиро. Вернее, не Рамиро, а сам Ричард. Просто во сне мысли и наблюдения принимают чужой облик. Это не Вешатель говорил с герцогом Окделлом, а сожженное завещание, прикинувшееся сыном исполнившего приказ полукровки. Чудовищный приказ. Можно уничтожить бумагу, но не деяние. Один Эрнани за всех своих потомков отрекся от силы, другой — от короны. Сюзерен попробовал вернуть утраченное и был убит. Именно убит. Кэртиана помогала Альдо, пока тот спорил с Эрнани Последним. Она желала, чтобы Раканы вернули трон, а сюзерен захотел еще и Силу. И погиб.

Мир Гальтары навеки канул в прошлое, но не Золотая Анаксия, ведь она держалась на Повелителях. Они были изначальны, Раканы явились потом. Теперь Скалы, Молнии и Ветер должны стать тем, чем были созданы… Четверо Повелителей, четыре царства, четыре Силы, четыре реликвии-ключа и нечто замыкающее цепь и доверенное Раканам. Оно существовало, в этом Дик не сомневался, и оно, скорее всего, попало к Франциску вместе с короной и мечом.

Теперь Ричард жалел, что поддержал ложь про якобы найденный в гробнице браслет. Именно о браслете кричала Катари, пытаясь остановить Альдо. О браслете… обручающем с Силой! Королева убеждена, что реликвия найдена, а она может оказаться где угодно. Хоть на дне Данара, хоть в какой-нибудь пещере, хоть у до странности легко расставшегося с жезлом Левия, иначе зачем бы кардиналу понадобились кости безбожника и блудницы? Франциск Оллар обожал жену, он похоронил ее в древнем храме не просто так… Марагонец наверняка спрятал в гробнице Октавии свою удачу.

— Господин Окделл, Август Штанцлер готов покинуть Багерлее.

Делать тюремщику замечание Ричард не стал, все равно болван эра Августа больше не увидит.

— Проводите графа Штанцлера к моей карете. — Выказывать подлинные чувства перед туповатыми служаками юноше не хотелось, но еще меньше хотелось оскорбить бывшего узника холодностью. Равнодушный покой преддверья тюрьмы и так казался насмешкой, хотя насмешкой может обернуться все. Кроме любви.

Дежурный сержант распахнул дверь, стали видны переступавшие с ноги на ногу лошади. Застоялись… И тени стали длиннее. Выйти из Багерлее всегда трудней, чем войти.

— Я ранен, помогите мне, — велел Дикон бывшему гимнет-сержанту. Отец при необходимости всегда обращался к капитану Руту и даже подшучивал над своей хромотой. Лучше смеяться над собой самому, чем ждать, когда засмеются другие. Этот совет следует вспоминать почаще.

Камердинером черно-белый вояка оказался неважным. Когда Ричард откинулся на кожаные подушки, на глазах у него были слезы, но юноша заставил себя подвинуться, освобождая место эру Августу. Сломанная ключица не желала, чтобы хозяин двигался, но ее не спрашивали ни Тристрам с Краклом, ни сам Дикон. В дверцу заглянул еще один гимнет. Доложил, что господин Штанцлер здесь. По-хорошему следовало встретить бывшего кансилльера у кареты, но прыжок наземь был последним, на что сейчас отважился бы Ричард.

— Эр Август, — окликнул юноша, — простите, что не выхожу. Рана. Гимнет-сержант… Сержант поможет вам сесть. Мы проводим вас до самого дома.

— Благодарю, мой мальчик, — донеслось снаружи. — Не волнуйся, я еще не совсем превратился в развалину.

Штанцлер и в самом деле обошелся без помощи — при Раканах кости узникам не ломали, но при Катари узников не останется вообще. Невинных узников.

Освобожденное место не понадобилось. Бывший кансилльер устроился напротив, и Дик велел ехать. Тряхнуло, и юноша невольно закусил губу. Эр Август внимательно сощурился.

— Ты неважно выглядишь, — решил он. — Это не только боль потери… Ты ранен, тебе надо лечь.

— У меня нет времени болеть, — признался Ричард, — и потом, это всего лишь ключица… Месяц без седла, и все пройдет.

— Да, — подтвердил эр Август, — в юности раны заживают быстро. Телесные раны.

Ричард зря опасался неловкости и непонимания. Зря думал, как и что говорить, Штанцлер был из тех немногих, кому объяснения не нужны.

— Перт сказал, — негромко добавил он, — что твой король погиб и что я освобожден по приказу регента. Мне подумалось, что это дурная шутка, но я видел приказ. Как вышло, что его подписала Катарина? Это… это противозаконно!

— Она, — начал Ричард, чувствуя, как к лицу словно бы прижали смоченное в кипятке полотенце, — она… У нее будет ребенок… Мальчик. Он — наследник Карла, а она с ним — одно целое.

— Тонкий ход, — задумчиво произнес эр Август. — Младший брат и наследник недееспособного короля должен стать регентом, но не может, так как, в свою очередь, недееспособен. Зато дееспособна его мать, образующая с сыном одно тело. Право исходит от ребенка, дееспособность от матери… Эту ловушку подготовил великий юрист. И великий политик, так как Ноймаринену и Алве проще выждать, чем оспаривать неоспоримое. Они должны признать, что ребенок от Фердинанда. Значит, у нас есть какое-то время… Мы должны им воспользоваться в полной мере. Где Алва?

— Вчера уехал в Торку… То есть к фок Варзов.

— Левий его отпустил. Он умен… Бедная девочка… Мужества у нее хватит, но мужества мало. Чтобы спасти хоть что-то, нужен политик. Левий бы смог, но ему нет дела до Талигойи. Боюсь, ему нет дела и до Создателя… Регентский совет уже создан? Кто в него вошел?

— Робер с Карвалем, — честно перечислил Ричард, — Дэвид… граф Рокслей, Инголс — это тот, кто придумал про регентство, Мевен и я…

— В таком случае я знаю, кого благодарить за свободу, но как на это согласился Эпинэ?

— Он не соглашался… Я попросил Ка… ее величество, и она подписала.

— Есть сердца, которые не предают, — тихо сказал Штанцлер, — но с кузеном ей придется непросто. Старик Эпинэ был великим человеком, а величия без ошибок и недостатков не бывает; это посредственность безупречна. Про Анри-Гийома не зря говорили, что вместо двух жеребцов на его герб следовало поместить одного осла. Лучше бы Робер унаследовал от деда ум. Прости меня — свобода пьянит, а твои новости… Они меня ошеломили. Я совсем забыл, что все началось с беды. Кто убил Альдо Ракана? Ведь это было убийство?