Читаем без скачивания Грани русского раскола - Александр Пыжиков

«стоит известная группа интеллигентов, стоит печать, но действительной и широкой опоры в самих недрах общества за ними все еще нет»[1453].

На наш взгляд, справедливость этой оценки подтверждает следующее наблюдение: в воспоминаниях рядовых участников фронтовых действий общественные организации упоминаются гораздо реже, чем в мемуарах представителей высших эшелонов власти[1454].

Перед правительством Б.В. Штюрмера стояла задача ввести деятельность общественных организаций в приемлемые для властей рамки. Весной-летом 1916 года эти вопросы постоянно обсуждал Совет министров. Предлагалось контролировать эти структуры аналогично контролю над частными железными дорогами, для чего создать особую комиссию при Государственном контроле из представителей МВД, Минфина, военного ведомства и др.[1455] Однако реализовать эти замыслы в условиях войны оказалось весьма затруднительно: около трети личного состава контрольных учреждений находилось в войсках для проверки оборотов министерств. Речь могла идти лишь о частичной ревизии общественных организаций: вся обработка отчетности потребовала не менее двух лет[1456]. Но даже такие попытки контроля встречали резкое неприятие лидеров общественных организаций, которые расценивали их не иначе, как проявление недоверия. «Русские ведомости» писали о неизбежных срывах в работе, нужной фронту, о недостойных намеках, бросающих тень на уважаемых людей. Кроме того, отмечалось, что, например, отчетность по расходам Русско-турецкой войны 1877-1878 годов поступила спустя двадцать лет после ее окончания, а по Русско-японской войне – еще не была завершена[1457]; следовательно, и сейчас не стоит ожидать никаких результатов.

Особое внимание правительство уделяло военно-промышленным комитетам, игравшим важную роль в оппозиционном движении. ЦВПК координировал деятельность 220 городских комитетов[1458]. Это разветвленное объединение, созданное буржуазными кругами, отличалось наибольшим радикализмом. С первых дней своего существования свободные от правительственной опеки структуры фактически превратились в поле деятельности видных оппозиционеров (А.И. Гучкова, А.И. Коновалова, М.И. Терещенко, П.П. Рябушинского и др.). В связи с этим в марте-апреле 1916 года предлагалось подготовить новое положение о комитетах, позволяющее государству оперативно реагировать на их уклонение от непосредственной помощи фронту. В июне инициатива МВД вновь обсуждалась на заседании Совета министров. Однако правительство сочло несвоевременным издавать новое положение о ВПК: эта мера вызвала бы новый шквал критики и лишь усилила бы антиправительственную агитацию. Вместо этого было решено постепенно сокращать заказы комитетам, прекратить авансировать их работу, а затем и вообще перестать обращаться к их услугам; распространить среди населения и в войсках сведения о действительном участии комитетов в деле обороны и о стоимости произведенных работ[1459].

Надо заметить, что информировать было о чем. Буржуазные круги, охваченные патриотическим порывом, ни на минуту не забывали о своих коммерческих интересах. Получая через систему ВПК различные заказы, они с готовностью их выполняли лишь по завышенным расценкам, накручивая собственную прибыль. Имена промышленников, получивших за год работы в военных условиях при тех же объемах производства в четыре-пять раз больший доход, были известны. Например, московский фабрикант Н.И. Прохоров нажил на поставках фронту столько, что этих средств хватило для погашения банковских обязательств на 6 млн рублей, да кроме того была зафиксирована прибыль в 7 миллионов[1460]. Это стало возможным за счет распределения заказов среди дружественных предприятий, исходя не из выгодности и дешевизны выполнения, а из личной заинтересованности. Так, Московский ВПК заказывал одному из местных фабрикантов колючую проволоку по 12 руб. за пуд; и хотя земство предлагало выполнить тот же самый объем работы по 6,5 руб., заказа оно не получило[1461]. Большую огласку получил случай в Нижегородском ВПК, возглавляемом известным капиталистом Д.В. Сироткиным. Здесь один из заводов обязался изготовить лопаты по 45 коп. за штуку, но руководство местного комитета недолго думая отдало заказ другому производителю, из расчета 75 коп. за лопату[1462]. Такое малопонятное решение Д.В. Сироткина было обжаловано: соответствующие обращения поступили в Министерство торговли и промышленности, а также в военное министерство. Руководство ЦВПК отреагировало своеобразно: А.И. Гучков весь свой гнев обрушил на жалобщиков: мол, какое удовольствие они доставили бюрократии, пойдя к ней на поклон![1463] Подобные случаи с распределением заказов фиксировались повсеместно; власти постепенно стали отдавать себе отчет о сомнительной пользе ВПК в деле военного снабжения. Как показало обследование, стоимость выполнения заказов оказалась крайне высокой, а процент их реализации, напротив, низким[1464]. Зато на должном уровне находилась реклама. Например, ящики для боевого снаряжения неизменно украшались надписями «ЦВПК», что создавало впечатление необычайной продуктивности этой организации[1465].

Правительство пыталось организовать общественную альтернативу военно-промышленным комитетам. В феврале-марте 1916 года в Петрограде состоялся съезд представителей металлообрабатывающей промышленности; на него собрались директора предприятий тяжелой индустрии, контролировавшихся столичными банками. Одним из инициаторов проведения съезда выступил депутат Государственной думы А.Д. Протопопов (ставший в сентябре последним Министром внутренних дел империи). Выступавшие заявили о фактической несостоятельности всей системы ВПК. А.П. Мещерский обратил внимание на такое обстоятельство:

«Просматривая списки ЦВПК, мы видим, что среди них много лиц очень почтенных, но очень мало промышленников и особенно представителей крупных заводов, работающих на оборону. Понятно, что члены ЦВПК не могли быть представителями наших заводов уже и потому, что мы в массе своей в их избрании не участвовали»[1466].

Отмечалась агрессивная деятельность военно-промышленных комитетов: они, по сути, отодвинули на второй план другие предпринимательские объединения, в частности Совет съездов представителей промышленности и торговли, который практически перестал функционировать[1467]. Критические стрелы летели и в адрес руководства ЦВПК. Знаменитый банковский делец, глава Русско-азиатского банка А.И. Путилов обвинил А.И. Гучкова в некомпетентности, рассказав, что тот в течение двух часов выносит решения, требующие тщательного профессионального изучения[1468]. А.Д. Протопопов в своем выступлении подчеркнул: около 80% военного снаряжения идет с заводов, представители которых присутствуют на съезде; роль же предприятий, сотрудничавших с военно-промышленными комитетами, в производительном смысле незначительна, зато в политическом – крайне велика[1469].

Вообще, правительство более всего как раз беспокоила политическая ангажированность общественных организаций, особенно детища московского купечества – ВПК. Ведь как утверждали современники, в военно-промышленные комитеты входили «группы буржуазии, настроенные враждебно к царскому режиму»[1470]. Чего стоит одна только инициатива по созданию рабочих групп, которые появились практически при каждом четвертом военно-промышленном комитете[1471]. Это начинание обосновывалось неурегулированностью рабочего вопроса, неизбежно проявлявшейся в стихийности забастовочного движения. По мнению руководства ЦВПК, власти всегда рассматривали пролетариат как враждебный элемент; рабочий класс не слышал призывов, которые будили бы в нем высшие патриотические чувства, раскрывали бы перед ним ближайшие перспективы, вливали бы него бодрость и силы в борьбе с лишениями. Государство не могло найти общего языка с трудовыми массами в прошлом, не находит его и теперь, во время войны[1472]. Вот эту-то миссию в тревожное для страны время и решила возложить на себя купеческая буржуазия. В военных условиях общие с рабочими цели определились быстро: одолеть врага и стремиться к лучшему устройству внутренней жизни России. Для достижения этих целей буржуазия считала необходимым участие рабочих в деятельности ВПК; а те, в свою очередь, заявили, что «власть должна перейти из рук правительства в руки буржуазии»[1473]. В результате был сформулирован лозунг «революция во имя победы», украсивший знамена военно-промышленных комитетов. Такая установка, оглашенная на заседании ЦВПК еще в начале декабря 1915 года, получила одобрение его первых лиц[1474]. Руководство оберегало рабочих от полиции, оплачивало финансовые расходы группы; широко распространялись отчеты о собраниях, на которых постоянно участвовали члены фракции меньшевиков и трудовиков Государственной думы во главе с Н.С. Чхеидзе и А.Ф. Керенским. По воспоминаниям секретаря рабочей группы Б.О. Богданова, собрания, перераставшие в митинги, проходили почти ежедневно[1475]. Только в 1916 году члены рабочей группы совершили 41 поездку в 35 регионов страны[1476]. А потому совершенно правы были те, кто прямо утверждали: рабочая группа вела «подготовку революции». Причем это была не какая-то сепаратная политика, а линия руководства ЦВПК[1477]. Это позволило заметить А.Д. Протопопову, что в 1915 году: