Читаем без скачивания 13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Дамский угодник. Гемлут Гаванна — об этом, к сожалению, тоже придется рассказать — был неисправимым ловеласом. Как только выдавалась свободная минутка, он тут же, разрядившись в пух и прах, отправлялся на поиски очередной спутницы жизни. Только за тот период, пока мы пытали счастья на подхвате во всевозможных забегаловках, он — я подсчитал — бегал на свидания с представительницами женского пола ровно семьдесят семь раз. И я ума не приложу, как ему удавалось добиваться успеха. Ведь, откровенно говоря, красотой он не отличался. Куда там! Все гномы, как известно, коротышки. Добавьте еще нос картошкой и кривые, косолапые ноги. Но что-то в нем все-таки было, это точно. Стоило ему только заговорить на улице с девушкой, и уже через полчаса они рука об руку сидели в каком-нибудь кафе, и он напевал ей на ухо свои любимые романтические арии.

Возможно, дело было в пронзительном взгляде угольно-черных глаз из-под густых бровей, или, может быть, впечатление производило это его чувственно-глубокое, раскатистое «эр». В любом случае, ни одна жительница Атлантиса не могла перед ним устоять, независимо от того, к какому подвиду она принадлежала. Он встречался с коротышками, карлицами, натифтофками, ведьмочками, друидками и однажды даже с помолвленной йети, что стоило ему хорошенькой взбучки, когда их застукал ее брат со своими приятелями.

Но все эти романтические связи едва ли длились дольше одного дня, и повод для стремительного разрыва всегда был один и тот же.

— Га. Ну что у нее за волосы, — вздыхал Гемлут, возвращаясь с очередного свидания.

Он мечтал о девушке с самыми густыми на свете волосами. Странная мечта. Но что поделаешь, таков был его идеал. Только даже в Атлантисе, население которого порой отличалось крайней волосатостью, он не мог найти девушку своей мечты.

Винтовая башня. Со временем мы подыскали себе небольшую квартирку в районе Лиснатат: две комнаты, кухня и туалет, который нам, к сожалению, приходилось делить еще с несколькими зельцами, живущими на том же самом этаже. Жилище наше расположилось в одной из вавилонских башен, в так называемом винтовом небоскребе, которых в Атлантисе всего было пять. Эти гигантские сооружения в форме высоченного усеченного конуса, по внешней стороне которого винтом поднималась вверх огромная лестница, благодаря чему они и получили свое название, в свое время взялись возводить вавилонцы, но так и не закончили, бросив начатое дело на полпути, что вообще было свойственно их натуре и, вероятно, объясняло, почему им так не везло в торговле недвижимостью. А потом никто не хотел достраивать эти развалины до конца, поскольку они изначально не соответствовали принятым градостроительным нормам и не имели необходимых согласований и разрешений, и местные власти были вынуждены сдавать квартиры в небоскребах по самым низким, смехотворным ценам с одной лишь целью — не отдавать их на разорение крысехвостым.

Второй причиной невысокой квартплаты была наружная лестница. Добраться до своей квартиры можно было только по ней, и чем выше ты жил, тем, естественно, это было сложнее и тем умереннее была квартирная плата. Мы занимали квартиру на самом верху — ступень 24 802. Вид, открывавшийся оттуда на Атлантис, был невероятный. Ветер, который гулял сквозь незастекленные окна, тоже.

Тихими летними ночами мы с удовольствием сидели на ступенях и наблюдали за голубыми вспышками электрических разрядов, которые появлялись в городе постоянно. Целые улицы иногда на мгновение превращались в реки голубого огня, а мы сидели себе наверху как ни в чем не бывало, словно боги, облеченные неограниченной властью.

Были у жизни в вавилонской башне и другие положительные моменты — там нам, к примеру, никогда не приходилось скучать. Только самые отчаянные и отвязные существа Атлантиса не боялись селиться в этих трущобоподобных руинах, а соседство их отнюдь не всегда было приятным и безопасным. Пещерные тролли, карлики, зельцы и йети, грубый и примитивный народец без каких бы то ни было навыков общежития, окружали нас в небоскребе. Южнозамонианские карлики еженедельно играли свадьбы. Они менялись женами и мужьями, когда хотели, но каждый раз обязательно устраивали по этому поводу грандиозное гулянье, на которое приглашали всю родню и самый громкий из всех национальных оркестров. А музыку эти коротышки исполняли на дулдуффах, инструментах, напоминающих охотничий рог с вмонтированными в него бубенцами, по которым изо всей силы молотят железным смычком, одновременно выдувая дикие трели. Дулдуффы были такие длинные, что их приходилось высовывать в окна; это, правда, никого не смущало, поскольку дверей в доме все равно не было. Родня жениха и невесты изо всех сил старалась перекричать музыкантов, осыпая молодых самыми грязными ругательствами и проклятиями, что у южнозамонианских карликов считалось лучшим свадебным поздравлением.

Жаловаться на них никто не решался, так как никому не хотелось подвергнуться нападению целого табора коротышек и висеть потом вверх ногами в окне двухсотого этажа, слезно моля о пощаде, что однажды случилось с моим другом Гемлутом Гаванной, когда он в шесть утра попросил музыкантов хотя бы обмотать смычки носовыми платками.

Зельцы на нашем этаже, по всей видимости, были отъявленными мошенниками, потому что целыми днями дрыхли у себя в комнатах, сотрясая стены богатырским храпом, а по ночам принимали гостей, совместно с которыми совершали какие-то странные ритуалы, дубася кулаками по перевернутым ведрам. Когда же один из них отправлялся в уборную, то освобождалась она не раньше чем часа через три, и еще час потом в нее невозможно было зайти по причине отсутствия свежего воздуха. А уж звуки оттуда доносились такие, что лучше было слушать стук по перевернутым ведрам.

Йети, по сути вполне безобидные существа, имели дурную привычку бродить по ночам. При полной луне они наведывались в чужие квартиры и выбрасывали из окон всю мебель, которая только попадалась им под руку и проходила в оконный проем. Будить их при этом не рекомендовалось. Говорят, они могли рассердиться и отправить обидчика вслед за мебелью в то же окно.

Даже самое обыденное возвращение домой превращалось здесь в захватывающее, рисковое приключение. Особенно зимой, когда ступени лестницы покрывались льдом, а снежная буря хлестала в лицо и валила с ног, или летом во время грозы, когда приходилось увертываться от молний.

Окна и двери, как я уже говорил, не закрывались, поэтому коварные облака так и норовили залететь внутрь и пролиться дождем в гостиной, после чего преспокойненько отправлялись дальше. А во время грозы тяжелые грозовые тучи заполняли собой все пространство, и мы ничего не видели, пока они не разражались громом и молниями. Трудно представить, каким оглушительным может быть раскат грома, когда находишься в непосредственной близости от него. Однажды гром застал меня врасплох среди ночи, так у меня теперь то и дело ни с того ни с сего начинает звенеть в ушах.