Читаем без скачивания Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

По сравнению с городом внизу, по которому, словно заразная сыпь, распространялось безумие, орбитоплатформа была похожа на безмолвный мавзолей. Проскользнув через автоматизированные двери шлюзов — всякий новый лязг металла об металл тщетно пытался нарушить целостность тишины — троица обнаружила, что вторглась в замёрзшую могилу.

Тела валялись где придётся, скрюченные руки изрезаны и перебиты неловкими ударами ножей. Густые потёки крови, застывшие жуткими завитками во впадинах и неровностях шероховатой палубы, были размазаны повсюду, словно какой-то безумный маляр пытался перекрасить помещение.

В приёмной они наткнулись на группу контагиев — восемь перемазанных плотью и кровью мужчин и женщин, сидевших скрестив ноги и распевающих гимны. Их миссия была исполнена, и они игнорировали небольшой отряд Арканниса, словно его и не существовало вовсе, и на краткий миг Гхейт снова обнаружил, что раздумывает о прелестях пустоголового существования. Для них не существовала боль сомнений и горечь предательства. Они с тем же успехом могли быть машинами — и Гхейт завидовал им.

Челнок кардинала, «Маугетайр», оказался небольшой посудиной — длинный цилиндр корабля, позади которого выпирала громада генерариума и варп-двигателей, центральную часть кругом охватывала филигрань распорок и пилонов, небольшие желудочки по обеим сторонам заключали в себе бытовые помещения — аскетические каюты, функциональную столовую и лазарет. Для Гхейта, которому даже идея заглянуть за вечный облачный покров родного мира, не говоря уж о том, чтобы вступить на борт космолёта, казалась невообразимой, это было странное место, полное необъяснимых устройств и загадочной машинерии. Огоньки мерцали словно пылающие созвездия, стрекотали светящиеся ауспики, латунные измерители тикали с регулярностью сердечного ритма или покачивались в такт таинственным колебаниям двигателей.

Больше на борту, похоже, никого не было.

— Как вы… как вы путешествуете в варпе? — спросил Гхейт, ненадолго вынырнув из меланхолического молчания, которое поразило его с момента смерти хозяина.

Арканнис посмотрел на него с мудрой улыбкой:

— Что ты имеешь в виду, аколит?

— Я… я читал, милорд. Мой хозяин, он…

— Твой хозяин научил тебя большему, чем большинство примациев когда-либо узнает, не говоря уж о маелигнаци.

Гхейт снова впал в безмолвие. Сейчас даже воспоминания приносили боль.

— Отвечая на твой вопрос, Гхейт — я вожу на борту навигатора из благородного дома Предантир, чтобы преодолевать завихрения варпа. Он замурован в кабине над мостиком, обслуживаемый сервиторами и логическими машинами, где и лежит в бездействии во время моего отсутствия.

— И он служит вам добровольно?

— Конечно. Его преданность достойна похвалы.

— Значит… он контагий?

В Гхейта упёрся взгляд кардинала. Ему представилось, как с него сдирают кожу, и он отвернулся, протестуя против режущего взгляда.

— Нет, Гхейт. Он не контагий.

— Тогда, как вы…

— Отдохни. Ты прошёл через серьёзные передряги. Вскоре всё прояснится.

«Маугетайр» отвалил от орбитоплатформы с торжественным величием, суставчатые причальные лапы разошлись, словно иглы какого-то пустотного ежа. Он двинулся боком над безмолвным сателлитом, у которого бросал якорь, качнулся в легкомысленном салюте и невозмутимо двинулся прочь, сверкая огнями двигателей в пустоту.

Гхейт прижался лицом к небольшому иллюминатору, костяные гребни лба легонько стукали по холодному синтеплексу. Под ним неторопливо поворачивалась огромная жемчужина Гариал-Фола, покрытая бело-серыми завитками облачного покрова. На секунду Гхейт почувствовал головокружение от огромности мира, затем вращение судна унесло горизонт из виду, оставив лишь безбрежную чернильную тьму.

Гхейт сидел в печали, уставившись куда-то вдаль, когда на круговую галерею, где оставил своих спутников, вернулся Арканнис. Кардинал широко улыбнулся.

— Мы в пути, — провозгласил он без особой нужды. — Я предлагаю нам воспользоваться возможностью отдохнуть перед входом в варп. Спать во время пересечения Эмпиреев может быть… непросто.

Он уронил пачку бумаг, которые просматривал, на кресло и поманил пальцем Трикару. Та взглянула на него, вздёрнув голову.

— Идём, моя маленькая злодейка, — прощебетал он, — обратно в свою клетку.

Гхейт нахмурился, прервав самокопания:

— В клетку?

— Хех. О да. Ты же не думаешь, что я позволю ей бегать по кораблю, пока я сплю?

— Но… вы говорили, что она предана ва…

— Ничего подобного я не говорил. Я сказал, что она делает, что приказано. Но я не могу контролировать её, пока сплю.

Трикара зашипела, жемчужные клыки заблестели из-под сени капюшона. На секунду её ненормальное хихиканье прервалось, оставив взамен лишь переплетённого шнурами монстра, полного ярости и ненависти. Она уставилась на Арканниса, словно в замешательстве.

— Она разрежет меня на куски, дай ей шанс. Я говорил тебе: её разум — разбитый бриллиант. Она марионетка, Гхейт. Безумная, прекрасная, внушающая ужас марионетка. И я дёргаю за её ниточки уже очень, очень давно.

— К-как?

— Простая маленькая иллюзия. Я пошарил у неё под черепом и переоблачил себя в её глазах. Для неё я магус-ясновидец, примаций её давно мёртвого выводка. Её разум склонен к некоторому блужданию, но уверяю тебя — у неё не займёт много времени вспомнить мою настоящую личность, когда иллюзия спадёт.

Глаза Арканниса сверкнули, та же самая весёлая улыбка украсила губы, и абсолютно без всякой видимой причины злобный скрежет Трикары пропал.

В голове Гхейта вспыхнул полный предчувствий вопрос:

— Вы… вы когда-нибудь..?

— Играл ли я с твоим разумом? — холодные глаза заполнили его мир. — Нет. И по одной простой причине.

— Какой?

— В этом не было нужды.

Не сказав больше ни слова, Арканнис увёл Трикару прочь, оставив Гхейта в глубоком беспокойстве. Снова то, что он считал несомненным фактом, рухнуло, и снова в центре обмана стоял Арканнис. Что-то было неправильно. Что-то не складывалось. Он чувствовал нутром.

Взгляд упал на бумаги, которые читал кардинал. Нахмурившись, чувствуя себя будто голым, запутавшимся и беззащитным, он наклонился и вгляделся в первую страницу.

Это был какой-то документ. Он начинался так:

«Мы нечистые.

Мы поношаемые (так говорят). Мы презренные, мы пагуба, мы мерзость. Нас называют «тварями», «уродами», «еретиками». Насмешки столь же однообразны, сколь и бесконечны».

Гхейт в замешательстве пожевал губу. Затем, с упавшим сердцем, стал читать остальное.

Арканнис вернулся, когда он уже добрался до последней страницы. Кардинал тихо сел, не прерывая, и стал наблюдать. Грамотность Гхейта была далека от совершенства, и временами ему приходилось останавливаться, вглядываясь в буквы и беззвучно двигая губами в борьбе с трудным словом. Арканнис отмечал каждое движение глаз, каждую морщину на окостеневшем лбу, каждое шевеление губ.

И когда Гхейт закончил, сложил аккуратно бумаги в стопку и положил их рядом на сиденье, Арканнис спросил:

— Что ты думаешь?

Гхейт пошевелил челюстью:

— Я думаю… Я не знаю. Я не уверен. Откуда эти выдержки?

— Из книги. Труд, озаглавленный «Примации: Клавикулус Матри». Это показания магуса, Гхейт. Его жизнь его же словами.

— И он написал их по собственному желанию?

Арканнис усмехнулся:

— Нет. Он был узником. Его пленил человек по имени Агмар. Инквизитор.

— И его заставили написать это?

— Мои изыскания предполагают, что ему был дан… выбор. Написать чистосердечное признание или вернуться в комнату для допросов. Агмар был печально известен своим… мастерством в искусстве причинять боль.

— Что с ним случилось? С магусом, я имею в виду.

Арканнис испытующе всмотрелся в Гхейта. Затем, видимо приняв какое-то решение, сунул руку в одеяния и вынул единственный лист бумаги, сложенный так, что место сгиба было острым как бритва. Развернул его и протянул Гхейту.

— Эпилог книги, — объяснил Арканнис. — Шанс Агмара вынести суждение о том, что написал его питомец.

Гхейт нахмурился, взяв лист, затем склонил голову и начал читать.

Эпилог, «Примации: Клавикулус Матри»

Да будет засвидетельствовано, что в этот день, 02.05.750.М41, заключённый, который написал эту книгу, был обнаружен на рассвете в своей камере мёртвым. Как мне сообщили сёстры ордена Панацеар, чьи старания поддерживали узника во время допросов: кончина наступила вследствие обширного кровоизлияния в мозг, причиной которого (как они предполагают) послужило чрезмерное подвергание невыносимой физической боли. Я остаюсь при своём мнении.