Читаем без скачивания Нищета. Часть вторая - Луиза Мишель

Лезорн провел этот день так же, как и накануне. Выходить он боялся и рано лег спать, слушая, что говорят соседи. На этот раз голоса раздавались с обеих сторон. Справа беседовали те же парни, что и вчера; слева занимались нелегкой в таком месте работой — затыкали все щели.

— Странные люди, — недоумевал Лезорн, — на черта им это надо? Боятся озябнуть, что ли?

Он попытался заглянуть в щелку, но за перегородкой было темно.

Справа разговаривали вполголоса (часто такой разговор слышен лучше, чем громкий). Лезорн затаился, словно мышь, так что соседи не подозревали о его присутствии.

— Как это тебе удалось удрать от рыжих?

— Со мной была моя маруха, хитрая бестия; она стала болтать с ними и отвлекла их внимание. Они отвернулись, а я тем временем натянул шкары (штаны), схватил свои скороходы (башмаки) и дал стрекача.

— И они тебя не застукали?

— Нет, моя маруха обнимала их граблями (руками) за шею. Правда, у парадной двери стояло еще двое, но я уже успел напялить скороходы, и мне даже ответили на поклон.

— Что же ты теперь собираешься делать?

— Выслеживать этого Бродара.

— Давай вместе! Если сцапаешь его, чур, награду пополам! Идет? Шансов будет вдвое больше.

Лезорн вздрогнул.

Слева тоже говорили вполголоса:

— Ну, вот и загорелось!

— Да, но пока угара нет. Я чувствую себя не хуже, чем всегда. И даже есть хочется. Вот бы зажарить селедку! Может, сойдем вниз и пообедаем напоследок?

— Не стоит! Сейчас мы распрощаемся с жизнью. Ну и тяжела же она! Словно несешь на плечах весь земной шар.

— Подумать только, что мы теперь всегда будем вместе… Мы заснем навеки.

— А во сне не страшны ни голод, ни холод.

— И, главное, не чувствуешь унижения, когда люди, у которых просишь работу, оглядывают твои лохмотья и цедят сквозь зубы: «Для вас ничего нет. Мы нанимаем только тех, кто прилично одет».

— А если работы не нашел — тебя задерживают как бродягу и говорят, обыскивая в участке: «Вы молоды, стыдно бить баклуши!»

— А погода-то нынче славная… Я бы охотно погуляла в воскресенье за городом.

— Эх, какими молодыми мы умираем!

— Вот чудак! Рано или поздно — все там будем. Лучше развязаться с жизнью. Слава богу, начинать ее сызнова не придется.

Оба расхохотались. Их смех звучал так свежо, так молодо…

В каморке Лезорна сильно запахло угаром; от отворил окошко. Его беспокоило лишь одно: если обнаружат, что происходит в соседней комнате, то и ему не укрыться от нескромных глаз. Смерть соседей нимало его не трогала, и он хладнокровно выжидал конца.

— Что это они там жарят? — воскликнули справа. — Ужасно смердит!

Но внимание говорившего отвлек приход еще одного парня. Он вошел как к себе домой; видно, это был свой человек.

— Эй, ребята, потеснитесь-ка немного, я у вас переночую! — сказал пришедший.

— Ладно. Что это ты пыхтишь, как загнанная лошадь?

— Охотился.

— За кем?

— За человеком, понятно! Какая еще может быть дичь в Париже? Бродара схватили наконец.

Лезорн вздрогнул.

— Значит, нам его не видать, как своих ушей.

— Что верно, то верно.

— Где же его сцапали?

— На Лионском вокзале. Забавная история! «Вы Бродар?» — спросил полицейский, кладя ему руку на плечо. «Да, я Бродар, и явился самолично». — «Шутник, — возразили ему, — наоборот, вы собирались дать тягу!» — «Нет!» — сказал он. «Откуда вы приехали?» — «Это мое дело, — говорит. — Может быть, потом я буду вынужден сказать, но пока умолчу». Стали справляться на ближайших станциях, но никто не заметил, где Бродар сел в поезд; ведь ехал он, конечно, третьим классом.

— Не может быть, чтобы он сначала покинул Париж, а потом опять вернулся! Это вздор.

— Кто его знает?

Лезорн притаил дыхание. Как! Возможно ли, что Бродар жив и вернулся именно теперь, обеспечив тем самым ему свободу? Если под каким-нибудь вымышленным именем он, Лезорн, купит себе лавчонку, то будет спасен! Или лучше удрать за границу? Голова его горела как в огне и казалось, череп вот-вот лопнет.

Очевидно, нужно было срочно найти другое пристанище. Самоубийство молодой пары привлечет к гостинице внимание полиции. С другой стороны, благодаря эпидемии тифа можно было надеяться, что полицейские, боясь заразы (ведь у них самих есть дети!) еще не скоро заглянут в эту трущобу.

Опасность подстерегала Лезорна всюду. В конце концов он все же решил уехать на следующее утро. Но под каким предлогом? Лучше всего сказать, что он отправляется за деньгами.

LXX. Снова «дело Бродара»

Как случилось, что вдова Марсель встретила в Лондоне Санблера и Пьеро? Ничего поразительного в этом нет: зная, что имя Девис-Рота связано с «Обществом вспомоществования неимущим девушкам», она разыскала княгиню Матиас, тоже причастную к этому обществу. Вдова Марсель не подозревала о смерти иезуита и думала, что он где-то скрывается — быть может, у этой самой княгини.

Чтобы не попасть в ловушку, вдова сначала собрала все необходимые сведения. Она попросила доложить о себе, заявив, что хотела бы сделать скромный дар в пользу общества. У княгини как раз был приемный день, и старуха полагала, что при большом скоплении народа даже встреча с Девис-Ротом не сулит опасности.

Не будучи лично знакома ни с Эльминой, ни с ее сообщниками, вдова Марсель в этот день еще не решила, как ей поступить. Она скромно вручила княгине несколько сот франков; ее вклад был благосклонно принят, хотя здесь ворочали миллионами.

По любопытным взглядам, которые эта женщина бросала на всех, Санблер догадался, что она кого-то ищет; он тоже стал наблюдать за нею и решил выяснить, где она живет.

Вторично вдова Марсель явилась в сопровождении дочери. Можно представить себе удивление и страх княгини! Бланш ее узнала, так как Эльмина загримировалась лишь слегка. Однако обе женщины и виду не показали. Только графиня Фегор заметила волнение, на миг овладевшее ими.

В тот вечер Санблер пришел поздно и не видел этой сцены, но вдова Марсель запомнилась ему. Так как он больше не встречал ее у княгини, ему стало ясно, что старуха лелеет какой-то замысел, и он разыскал ее, якобы желая разузнать о своих парижских друзьях.

Дела г-жи Вольфранц в Париже шли отлично; она уже послала княгине в знак благодарности великолепную брильянтовую брошь. Но левая пресса возобновила кампанию против приюта Нотр-Дам де ла Бонгард, пытаясь доказать, что новый дом призрения мало чем от него отличается. В одной газете писали угрожающим тоном:

«Не все исчезнувшие умерли, и если возобновятся описанные нами злодеяния, то на этот раз виновным не избегнуть кары!»

Слова «не все исчезнувшие умерли» заставили Эльмину угрюмо задуматься. Вообще вести из Франции были плохие. К ожесточенным нападкам на новый приют присоединилось еще и дело Бродара. Умы были взбудоражены, догадки множились быстрей, чем грибы после дождя. В этом деле, на первый взгляд столь ясном, крылась какая-то тайна. Почему Бродар утверждал, что приехал в Париж, когда он, по всему вероятию, не уезжал из него? А если он действительно откуда-то приехал, то как он мог уверять, что невинен, при столь явных уликах? Коммунары, знавшие Бродара в ссылке, заявляли, что он никак не мог совершить все эти преступления. Реакционеры, напротив, утверждали, что раз он коммунар, то, стало быть, — и убийца.

«Дело усложняется!» — толковали франты. Борзописцы мелкого пошиба спешно чинили перья, окунали их в ядовитую слюну и желчь, чтобы излить на страницы газет потоки клеветы.

Итак, Бродар сидел в одиночке, а Лезорн бродил на свободе, но вернуться в поселок Крумир не решался. Все же он был уверен, что благодаря аресту настоящего Бродара ему сейчас ничего не угрожает. «Вот простофиля-то! — думал он, ехидно ухмыляясь. — Теперь мне нет смысла удирать за границу, да и денег на дорогу у меня не хватит. Уж лучше устроиться здесь».

Новые находки вполне соответствовали прежним: Роза была убита точно такой же дубинкой, что и старик в каменоломне, мнимый Лезорн, Обмани-Глаз и другие. Все это говорило не в пользу Бродара, а между тем он невозмутимо повторял: «Я все объясню суду и публике!» Это «объясню публике» внушало демократам надежду на то, что Бродар не виновен.

Представители власти утверждали: «Ему все равно некуда было податься, ведь его обложили со всех сторон. Полиция не подкачала, ускользнуть Бродару не дали бы. Он выдумал всю эту историю о своем приезде в Париж, чтобы пробудить интерес к себе, это ясно как божий день».

Сомнения измучили Лезорна, и он решил опять пойти к Черному Лису, чтобы с его помощью приобрести лавку; сам он этого сделать не мог. На рассвете он покинул гостиницу в Ниоре[69], где провел несколько дней под именем Жоржа Пикара, коммивояжера руанской фирмы, и не спеша отправился на улицу Маркаде, намереваясь сказать Черному Лису так: «Вот вам пять тысяч монет; еще столько же у меня зарыто. Возьмите себе сколько нужно за хлопоты и труды и помогите мне стать, под чьим-либо мало кому известным именем, владельцем торгового предприятия: кабачка, закусочной, чего угодно, в мало посещаемом квартале, чтобы ни жена, ни теща не нашли меня».