Читаем без скачивания Подстрекатель - Холли Лайл

С этими словами Фареган слегка поклонился и вышел, сопровождаемый стражниками.

— Должен же быть какой-то способ, чтобы не дать им казнить всех! — заявила Джесс в лицо Патру, вцепившись, словно когтями, в его тунику. — Мы не можем позволить им всем умереть, не предприняв никаких усилий.

— Я же говорю тебе, Джесс. Я не допускал, чтобы они все погибли. Я спас тебя. Кроме того, мы ничего не можем сделать — иначе нас тоже убьют.

Они стояли в дверях крошечного домика, глядя, как по улице ветер метет пыль. Джесс хотела немедленно вернуться в Эл Артис — в случае необходимости замаскироваться под какую-нибудь деревенщину и найти способ проникнуть к Рейту, чего бы ей это ни стоило. Также к Соландеру — но если у нее будет шанс спасти одного, она спасет Рейта.

— Если Соландер и Рейт погибнут, я тоже не хочу жить.

Лицо Патра исказила гримаса боли. Она отвергла его, подумала Джесс, его и его надежды. Он надеялся, что она полюбит его, но этого не произошло. И всякий раз, когда Джесс упоминала о Рейте, она словно втыкала в него нож — все глубже и глубже.

— Отомсти за них, если хочешь. Я помогу тебе. Но ты не сможешь их спасти.

— Ты знаешь, где их держат.

— Да.

— Ты должен знать, как туда проникнуть — возможно, имеется какой-нибудь потайной ход или у тебя есть друзья, которые притворятся, будто ничего не заметили, когда ты проскользнешь мимо них.

Патр тихо рассмеялся.

— Друзья, в Дознании? Мои друзья точно такие же, как я. Сейчас им приказали убить меня, и они давали клятву, когда их принимали в «Друзей Правды» — секретное и почетное общество Безмолвного Дознания. Они будут улыбаться мне и примут меня с распростертыми объятиями, но как только я окажусь в пределах их досягаемости, они вырежут мне сердце. Это люди, которых я любил, как братьев, но сейчас они так же недоступны для меня, как луна или солнце.

Джесс, нахмурившись, посмотрела на него.

— Но должен же быть кто-нибудь, кому ты можешь доверять…

Он лишь покачал головой.

— Среди друзей нет доверия. Магистры держат доверие в своих руках и распределяют его по своему желанию. Нижние солитары доверия не имеют; они действуют из чувства послушания и надеются, что когда-нибудь и они станут достойны доверия. Послушанием можно заслужить более высокое место, и у человека больше шансов дожить до следующего рассвета. Мы даем клятву, что верность правде — превыше всего, и это означает, что друзья, родственники и все прочее стоит на втором месте после правды и приказов Магистров, и тех, кто старше нас по рангу.

— Ты когда-нибудь убивал?

Он отвернулся от нее и негромко ответил:

— Давным-давно я понял, что не нужно задавать вопрос, если не хочешь знать ответ.

Джесс приложила палец к его подбородку и повернула его голову, чтобы Патр смотрел ей в глаза.

— Я спрашиваю. Ты когда-нибудь убивал?

— Чтобы стать «Другом Правды» приходится убивать.

— Значит, ответ утвердительный.

— Ответ в любом случае был бы утвердительным. Я говорил тебе, что я плохой человек.

— Но ты спас меня.

— Даже плохие люди способны любить.

Джесс отвернулась. Ей не хотелось думать о том, что он любит ее. Она не хотела причинять ему боль — и не хотела, чтобы он причинил ей боль, когда обнаружит, что она не собирается его любить. Интересно, подумала она, что же Патр подразумевает под этим словом; если он вообще имеет представление о том, что такое любовь.

— Любовь — это не страсть, — сказала она. — Это не жар в крови и не учащенное биение сердца при виде возлюбленного. Любовь — это… жертва. Долг и честь. Готовность отдать свою жизнь ради спасения жизни любимого человека.

Она повернулась и увидела, что Патр улыбается. Не говоря ни слова, он раскинул руки, словно заключая в объятия лачугу, в которой они стояли, и тусклый мир за дверью.

Джесс взглянула на него и ощутила, как лицо ее запылало. Может, он все же знал, что такое любовь. Но и она тоже.

— Я люблю Рейта, — сказала она. — Он подарил мне жизнь. Тебе этого не понять, тебе в это никогда не поверить, но если бы не он, я бы никогда не узнала, кто я на самом деле. Я бы не смогла ходить под открытым небом, никогда бы не увидела солнце и облака, дома, реки и моря, не знала бы, что они вообще существуют. Я обязана ему не только своей жизнью, но и своей душой. Ему и Соландеру. Я в вечном неоплатном долгу перед ними обоими. Я должна попытаться спасти их.

Патр нахмурился.

— Как можно быть обязанным кому-либо своей душой? Звучит как преувеличение, как слова просто ради драматического эффекта.

Джесс проглотила комок в горле, подумала о том, есть ли у нее выбор, и затем рассказала ему. Она рассказала Патру об Уоррене, о магии и ее источниках, о своей роли в происходящем, о Рейте, и о том, как они с Соландером нашли способ вытащить ее из этого ада, как она боролась, чтобы принести в мир правду и красоту, чтобы отблагодарить за свою свободу. Но когда настал нужный момент, ей нечем отплатить свой долг. До тех пор, пока Рейт и Соландер не попались в сети Дознания. Сейчас она может отплатить. Жизнь за жизнь, душа за душу.

Когда она закончила свой рассказ, Патр долго стоял, уставившись в открытую дверь, и она подумала, что он, возможно, перестал слушать ее, заскучав где-то в середине повествования. Или же его переполнило отвращение к тому, что он позволил себе думать, что полюбил уорренца. Наконец он сказал:

— Я отвезу тебя назад в Эл Артис. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе пробраться к Рейту и Соландеру. Возможно, мы погибнем, и возможно, в конце концов, ты все равно потеряешь свою душу — у нас нет гарантии, что если нас поймают, то не бросят в Уоррен в качестве топлива. Но я понимаю, что такое честь и что такое долг.

Он вздохнул и, прислонив голову к дверному косяку, уставился в потолок.

— Боже, какой кошмар. Полагаю, мне придется найти для нас аэрокар, за которым нельзя проследить. На это уйдет день или два. Я сделаю все, что смогу, но ты должна понимать, что, возможно, мы не сможем добраться туда вовремя, несмотря на все мои усилия.

— Я понимаю. Если нужно — сдвинь с места небеса, но только дай мне шанс. Пожалуйста.

Он кивнул.

— Шанс. Ты его получишь. Если мы погибнем, ты не должна говорить, будто я не предупреждал тебя, что такое может случиться. Но я сделаю все, что смогу.

Соландер в неистовстве шагал из одного угла своей крошечной камеры в другой. Он уже потерял счет времени, проведенному в заключении. Несколько дней? Неделя? Здесь не было ни дня, ни ночи в привычном смысле этих слов. Он существовал в вечных, сводящих с ума сумерках, изредка прерываемых лишь брошенной в камеру едой — и ничем больше. Дознание предприняло все меры предосторожности. Он занимал камеру для волшебников, задуманную так, чтобы она находилась вдали от городских потоков магии и была защищена от них. Но Магистры Дознания возвели вокруг него дополнительный щит, чтобы к Соландеру возвращалось любое заклинание, которое он своими силами на этот щит насылал. Если бы даже он захотел вызвать рево наступательного заклинания, то все равно бы не смог нанести удар.