Читаем без скачивания Камероны - Роберт Крайтон

– Можем мы это сделать? – спросила его Мэгги, и он немного подумал, мысленно подсчитывая деньги, глядя на Сэнди и видя вместо него Элисон, и затем кивнул, показывая, что да.

– Тогда помоги человеку залезть в фургон, – сказала Мэгги, и тут они уже все твердо поняли, что, какая бы перемена ни произошла в тот вечер с матерью, она произошла на деле, а не на словах. Они покупали билет в Америку сыну Уолтера Боуна.

– Почему ты раньше об этом не попросил? – спросил Сэм.

– Не знаю. Наверное, боялся, – оказал Сэнди и посмотрел на свою тещу.

– Думаю, теперь тебе уже некого бояться, во всяком случае, теперь вое иначе, – сказал ему Эндрью, и они все вместе двинулись по Тропе углекопов. Почти никого не было на самой Тропе, и почти никто не вышел проститься с ними на улицах поселка.

Казалось, им бы радоваться, что они наконец выбираются отсюда, – ведь об этом мечтает столько людей, работающих под землей! Еще бы – едут в Америку!

Но какая-то необъяснимая тоска навалилась на них. Они оставляли позади, в этой черной дыре, немалую частицу себя.

– Я думал, что мы проедем мимо кладбища, – сказал Гиллон, – но, пожалуй, фургон там не пройдет.

Они посадили крошечную сосну в изножии могилы Джема – она и будет их прощанием с ним. Джему это бы понравилось. Итак, они двинулись вниз обычным путем – вниз, через Спортивное поле, где теперь высились надшахтные постройки, вниз через старые улицы, вниз по Шахтерскому ряду, откуда Мэгги много лет тому назад отправилась на север в Стратнейрн и где потом они жили вместе с Драмами и где родились у них дети и провели свое детство – ту краткую пору, которая в угольных поселках именуется детством.

– Да, вступали мы в этот поселок несколько иначе, – сказал Гиллон, обращаясь к Мэгги. – Никто сейчас нас в воротах не ждет.

– А помнишь, как ты взял меня тогда за руку, когда мы спускались с пустоши?

– Ох, да.

– Ты мог бы и сейчас это сделать.

– А ты что, боишься, как тогда?

– Да, ага, боюсь.

– Я тоже, – сказал Гиллон.

Никто не держался за руки в Питманго, а они вот взялись и так и шли по Гнилому ряду, и по Сырому ряду, и мимо «Колиджа», где уже с утра пили рабочие из второй смены и закивали им на прощанье; все так же держась за руки, прошли они мимо рабочей читальни, пока мистер Селкёрк еще спал, в то время как лучшие его ученики уезжали на новые земли, и дальше – мимо «Леди Джейн № 2», где Гиллон впервые спустился во тьму шахты целое поколение тому назад.

– Ну что, было это все зазря? – спросила Мэгги.

– Как можно на такой вопрос ответить? Это жизнь. А жизнь бывает зазря?

– Я еще этого не поняла, – сказала Мэгги.

Когда они, следуя вдоль реки, дошли до нижней дороги, справа показался Брамби-Холл, но Гиллону не хотелось на него смотреть, так же как Мэгги не хотелось смотреть туда, где за господским домом стоял дом Брозкока. В конечном-то счете обоим посещение этих домов пошло только на пользу, но то, что они пережили при этом, еще доставляло боль, и потому пока им не хотелось вспоминать. Они шли дальше, не оборачиваясь, а когда Гиллон наконец повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Питманго, поселок уже исчез из виду.

– Вы знаете, что означает этот столб, да? – крикнул им из фургона Сэнди Боун. – Он означает, что мы в Кауденбите. А знаете, что это означает? Что мы свободны. Свободны! – Он был самым счастливым из всех.

19

Путь до Глазго оказался тяжелым – почти каждый день шел дождь, одежда их не просыхала, а как-то раз они даже вынуждены были залезть под фургон, чтобы спрятаться от колючего града с резким ветром, пронизывавшим их насквозь. Но они все же добрались до города, хотя с каждым днем все больше походили на группу цыган; они прибыли в Клайдбенк за два дня до посадки на пароход, и тем не менее им разрешили сесть на него, если они не станут просить, чтобы их кормили. Это было большое судно – «Замок Клюни», перевозившее зерно и бравшее на борт совсем немного пассажиров (настолько мало, что на них и смотрели-то как на мешки с пшеницей).

Гиллон точно заново родился, снова приобщившись к воде: видно все же здесь его место. Долгие годы он чувство вал себя неприкаянным чужаком, а вот сейчас снова вернулся в свою стихию. И снова стал главой семьи, потому что это был его м'ир и здесь все было знакомо ему.

– В Америку, да? – спросил их какой-то матрос. Я бы на вашем месте по этому поводу не очень плясал. Почему, вы думаете, я тут? Потому что у них там нисколько не меньше голодных, чем у нас здесь.

Но они не позволяли себе разочаровываться. Их обуяло дотоле неведомое возбуждение – сдерживала их лишь мысль, что единственный, кто действительно жаждал совершить это путешествие, лежал в глинистой, богатой углем земле Пит-манго.

Несправедливо это, подумал Эндрью. До чего же несправедлив бог. Эндрью вовсе не был уверен, что хочет и дальше в него верить. И он продолжал наблюдать за Сэмом и за улицами, ведущими к пристани, и за районом порта – вдруг появится полиция? Но постепенно и им, несмотря на страх, который не отпускал его, начало овладевать радостное возбуждение. Он взял хорошие деньги за лошадь и за фургон – вполне достаточно, чтобы заплатить за два лишних билета; теперь матери будет легче со всем примириться, хотя, в общем-то, она все время держалась хорошо.

По уровню прилива и изменению течений в гавани Гиллон мог определить, когда они двинутся в путь.

– Через час поднимут якорь, и мы отчалим, – заявил он своему семейству, и, когда так все и произошло и огромный якорь ровно через час пополз вверх из грязных вод гавани, все были поражены познаниями отца.

Вот якорь подняли, и «Замок Клюни» кормой вперед стал отходить от стоянки, оповещая о своем отплытии город басовитым гудком, вырулил на маслянистый Клайд и медленно поплыл вдоль его берегов к морю.

Всех их, стоявших на палубе, охватило невероятное возбуждение, даже Мэгги, – сгрудившись на тесной палубе, отведенной для пассажиров, они махали незнакомым людям, которых никогда больше не увидят, и смотрели, как приречные поселки надвигаются и исчезают за кормой. В топках корабля жгли дешевый уголь, и ядовитый дым, выбрасываемый трубой, стлался над их головами.

– Как вы тут выдерживаете? – опросил их какой-то моряк. – Никто сюда и носа не показывает, пока мы не выйдем в открытое море.

– Мы эту дрянь на-гора выдавали, дружище. Мы ее вместе с хлебом ели, – сказал ему Сэм.

– Такая уж у нас судьбина, – сказал Роб-Рой, даже уезжая, не можем избавиться от Питманго.

К середине дня они вышли в Фёрт-оф-Клайд и впервые смогли представить себе, что такое открытое море. Это тоже вызвало у них радостное возбуждение и немножко испугало. Ведь минутами они даже теряли из виду берега. В заливе ветер стал сильнее, и дым вместе с запахом гари относило в сторону, так что стало легче дышать.

– Смотрите теперь во все глаза, – предупредил Гиллон свое семейство, – потому что вы в последний раз видите старушку Шотландию.

И все равно они никак не могли полностью осознать, что навсегда порывают с прошлым. До тех пор пока будет существовать Шотландия и пока в ней будут существовать маленькие городки и поселки, населенные людьми, которых они могли понять и которые могли понять их, связь не может быть порвана. На какое-то время земля вообще исчезла из виду, и они решили, что теперь уже все, конец, и им стало грустно, потому что этот конец слишком быстро наступил. А потом справа появился остров Аран – сплошь вересковые пустоши и леса, просторы зеленых пастбищ, над которыми сталкивались разбухшие, точно стельные коровы, облака; при виде всего этого Камероны дружно крикнули «ура», потому что перед ними снова была она, их Шотландия.

– Вы больше нигде не увидите таких краев, – сказал им Гиллон, и в голосе его они услышали гордость. – Это Нагорье.

– А там, откуда ты пришел, тоже так? – спросил Сэнди Боун, и Гиллон кивнул.

– Почему же ты уехал оттуда? – спросил Роб-Рой. – Как мог ты променять такой край на Питманго?

Гиллон выждал и, когда они смотрели на остров, взглянул на Мэгги. Она улыбалась. На какое-то время облака закрыли солнце и море стало зеленое, цвета темной яшмы, каким оно так часто бывало около Стратнейрна.

– Больше Шотландию мы, пожалуй, и не увидим, сказал Гиллон, обращаясь к Эмили.

– А мне все равно, – сказала она.

– И тебе не грустно? – Эмили тревожила его.

– Я надеюсь, что там, куда мы едем, будет лучше. Мне хочется пойти в школу. Я смогу пойти в школу в Америке?

Гиллон вовсе не был уверен, что его детям будет хорошо в Америке, но он оказал:

– Угу, Эмили, ты сможешь пойти в школу.

Когда, поев тушеной баранины – это было самое скверное жаркое из баранины, когда-либо подававшееся на море, заявил Роб-Рой, который разбирался в такого рода вещах, – они вышли на палубу, Аран уже исчез из виду и вокруг было только море.

– Ну, ладно, Шотландия теперь позади, – сказал Эндрью Сэму. – Так что же ты все-таки натворил в шахте «Лорд Файф»?