Читаем без скачивания Большая восьмерка: цена вхождения - Анатолий Уткин

В одно американские специалисты теперь верят точно, что государственная система Украины была создана и консолидирована внутри Советского Союза и «сегодня Украина существует в своей экспансивной форме только благодаря тому, что Сталин односторонними действиями аннексировал Восточную Польшу»486. Националистические элементы на Украине отказываются праздновать очередные годовщины российско-украинского союза, но подарок, который им сделали по поводу 300- летней годовщины этого союза они, как говорят американцы, «возвращать не собираются» (республику Крым).

Впервые американские исследователи говорят об Украине как о стране, в которой граждане не говорят на государственном языке. Но что примечательно — многие миллионы русских, живущие на Украине, идентифицируют себя нес Российской Федерацией, а с советской системой. Еще в большей степени, чем в Молдавии, «титульная нация на Украине русифицирована до такой степени, что более половины этнических украинцев говорят дома по-русски487.

«Что важно: большинство этнических украинцев, говорят они по-украински или нет, никак неотличимы от русских. Многие этнические русские зарегистрировали себя как украинцы, не зная украинского языка. Другие этнические русские занесли себя в категорию русскоговорящих, также как и представители других советских национальностей, живущих на Украине, — молдаване, армяне, татары или дети смешанных браков. Украинская электоральная политика скорее региональная, чем этническая. Некоторые специалисты утверждают, что «украинская региональная диверсификация в конечном счете является источником силы». Это, как отмечают американцы, «свежая мысль». Но что это означает в реальности? Стратегия демонстративной независимости, внешняя политика, основанная на «выборе Европы», практически лишена смысла, за исключением того, что служит самовнушению относительно того, что Украина «абсолютна необходима в качестве противовеса России». Американцы отмечают, что в Европе в это никто не верит, и все устали слышать этот ответ на всевозможные вопросы, почему не происходит структурная реформа. Западная Украина, некогда многонациональная, космополитическая провинция Габсбургов, а затем Польши, ныне является зоной «шовинистического настроя», изолированного как от Киева, так и от своих западных соседей488.

Американский исследователь Пол Гол считает, что «многие украинские предприятия и отрасли индустрии могут функционировать только в случае получения сырья из Российской Федерации. Все признают этот достойный сожаления факт».

Внутри Украины же требование заплатить за газ и нефть миллиарды долларов националисты характеризуют как шантаж, направленный против украинской независимости. Что примечательно: большинство украинцев «выступают против своей независимости».

Американские исследователи приходят к выводу, что две полосы бывших советских республик, первая из которых располагается от Балтийского моря до Черного — Эстония, Латвия, Литва, Белоруссия, Молдавия, Украина — и восемь других республик, расположенных по обеим сторонам Каспийского моря — Армения, Грузия, Азербайджан, Туркмения, Узбекистан, Казахстан, Киргизия и Таджикистан — характеризуются прежде всего тем, что несут на себе твердые следы советского наследия. При этом американцы полагают, что за исключением Эстонии, Азербайджана и Узбекистана являются в значительной мере зависимыми от России как в отношении источников энергии, так и в сфере безопасности. Это реальность наших дней, и не учитывать ее означает отойти от реалистической оценки происходящего на постсоветском пространстве. На юге даже те государства, которые не имеют общей границы с Россией, так и не вышли из сферы влияния Москвы. На Западе пять из шести новых государств, граничащих непосредственно с Россией и одно, не имеющее границы (Молдавия) также подвержены российскому влиянию. При этом Россия и Украина достигли относительно стабильных политических и экономических отношений. Украина и Россия сумели избежать той трагедии, которая настигла Югославию, вопреки факту семимиллионной общины украинцев в России и одиннадцати миллионов русских на Украине. Американские исследователи приходят к выводу: «Образование наций-государств оказалось эффективным инструментом консолидации антилиберального, основанного на исполнительной власти строя, опирающегося на теневую экономику. Но самым популярным объяснением этих несчастий во всех странах, достигших независимости и в самой России, обычно является неолиберальный реформизм»489.

Выводы

Главный американский вывод таков: то, что было вторым центром политической вселенной, стало безусловной глобальной периферией, несмотря на спрятанные в лесах ракеты и атомные подводные лодки холодных северных морей. Может ли всерьез Америка относиться к России, если ее валовой продукт опустился до 550 млрд. долл. (3-я часть государственной помощи американской медицине), сумма, равная американскому военному бюджету.

Специалисты по новообразованным пятнадцати странам приходят в США к выводам, которые не всегда аксиоматичны на постсоветском пространстве. Первый из этих выводов — в социально-психологическом смысле Советский Союз никуда не девался, он существует по сию пору. И не следует переоценивать значимость пятнадцати столиц, правительств, парламентов. Американские специалисты подчеркивают тот факт, что рухнувшая в одночасье политическая система оставила 70 млн. человек, живущих за пределами своих республик Помножьте на три это число, и это будет общее число родственников, находящихся на территории пятнадцати республик. Социальные ценности не погибают в течение нескольких месяцев или лет. Исторические особенности не затушевываются за несколько сезонов. Все это осталось в пятнадцати новорожденных государствах и, как «невидимая рука» истории, подводит общий знаменатель под пятнадцать суверенных государств.

Здесь возможна историческая параллель. В глубине Европы немцы с презрением говорили о некоей восточно-германской идентичности, они вложили триллион марок в восточные земли, они изменили социальную систему бывшей Восточной Германии только для того, чтобы убедиться, что восточно-германская идентичность существует. Осси и весси хорошо знают о своих различиях. Так, любой американец может увидеть черты советского человека, если посетит нью-йоркский Брайтон-Бич.

Теперь американские специалисты трезвее смотрят на крушение Советского Союза. Да, это был не либеральный режим, и у этого режима был длинный список действий, которые можно осудить. Но… в какую бы из пятнадцати стран ни поехал бы сегодня американский исследователь, он встречает, прежде всего, признаки советскости.

Выступая с ежегодными посланиями в 2000-е годы, президент В.В. Путин нарисовал достаточно мрачную картину для России в наступившем веке: слишком медленный рост, слишком жестокая международная конкуренция. И назвал величайшей трагедией случившееся в 1991 году.

И на международной арене, вопреки всем усилиям, приложенным Россией после сентября 2001 г., «никто, — сказал В.В. Путин, — не собирается с нами воевать. Никому этого не хочется, и никому это не нужно. Но никто в действительности нас и не ждет. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы нам помочь. Нам приходится бороться в одиночку за экономическое «место под солнцем».

Долгий же путь пройден, чтобы прийти к очевидному выводу.

Глава 21

ОСМЫСЛЕНИЕ ТЕКТОНИЧЕСКОГО СДВИГА

Администрация Рейгана и, особенно, администрация Буша оказывали жесткое давление с целью заставить Горбачева сделать фактически все уступки не только за столом переговоров, но и в таких полях битвы, как Афганистан.

У «холодной войны» незавидная судьба не только потому, что, как все более проясняется, этого тупика международных отношений можно было избежать. Проблема и в том, что интерпретаторы «холодной войны» не сходятся во мнении, ни как она возникла (спор предшествующих сорока лет), ни, более того, в том, как ушел с мировой арены ее восточный полюс. Особенно впечатляющими были дискуссии в «Post-Soviet Affairs» и в журнале «National Interest»191.

Норвежец Н.П. Гледич не без основания размышляет о том, что «коллапс советской системы и окончание «холодной войны» бросают серьезную тень сомнений на способность современных теоретических усилий предвидеть заглавные перемены в международных отношениях»492. По мнению Д. Ланге, «в каждом из нас работает своего рода запрограммированный рефлекс Павлова, своеобразная органическая реакция, а не подлинно интеллектуальная оценка окончания холодной войны. К несчастью, популистский взгляд на наше недавнее прошлое отличается той же рефлексивностью. Господствуют стереотипы. Холодная война закончилась, «когда капитализм восторжествовал над коммунизмом». «Безбожный атеистический коммунизм растаял в теплых ладонях Божьей милости». «Энергия Запада поставила советскую экономику на колени…» — мы еще живем в примитивном черно-белом мире»493. Дж. Л. Геддис признает слабость и неадекватность теорий международных отношений, никоим образом не сумевших предсказать окончания холодной войны.