Читаем без скачивания Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Во время этой облавы было убито несколько австралийских животных. До сего времени сам Паганель знал их только по названию. Между этими туземными животными были, между прочим, вомбат и бандикут.

Вомбат — это травоядное животное. Ростом он с барана, и мясо его превкусное. Бандикут — животное из породы сумчатых — превосходит хитростью даже европейскую лису и мог бы поучить ее искусству выкрадывать обитателей птичьих дворов. Такое животное, довольно отталкивающего вида, фута в полтора длиной, убил Паганель и из охотничьего самолюбия нашел его прелестным.

— Очаровательное животное! — заявил географ.

Роберт ловко подстрелил одно мохнатохвостое животное, похожее на маленькую лису. Его черный с белым мех не уступал куньему. Затем мальчуган убил еще пару двуутробок, прятавшихся в густой листве больших деревьев.

Но среди всех этих охотничьих подвигов бесспорно наибольший интерес представляла погоня за кенгуру. Около четырех часов дня собаки вспугнули целое стадо этих любопытных сумчатых животных. Детеныши мигом вскочили в материнские сумки, и все стадо гуськом помчалось прочь. Прекурьезно видеть огромные скачки кенгуру. Их задние лапы вдвое длиннее передних и растягиваются, словно пружины.

Во главе этого убегавшего стада несся самец футов в пять вышиной, великолепный экземпляр кенгуру-великана. Погоня продолжалась неустанно на протяжении четырех-пяти миль. Кенгуру не проявляли признаков усталости, а собаки, не без основания опасавшиеся их могучих лап, вооруженных острыми когтями, не очень-то старались к ним приблизиться. Но наконец, выбившись из сил, стадо остановилось, и кенгуру-великан, прислонясь к стволу дерева, приготовился к защите. Одна из собак в пылу погони подкатилась к самцу, но в тот же миг взлетела на воздух и свалилась на землю с распоротым брюхом.

Конечно, и всей своре было бы не под силу справиться с этими могучими животными. Приходилось охотникам взяться за ружья — только пули могли прикончить кенгуру-великана.

В эту минуту Роберт едва не пал жертвой своей неосторожности. Желая лучше прицелиться, мальчик так приблизился к кенгуру, что тот бросился на него. Роберт издал крик. Сидевшая в экипаже Мэри Грант в ужасе, не в силах произнести ни слова, протянула руки к брату. Ни один из охотников не решался стрелять, боясь попасть в мальчика. Джон Манглс, рискуя жизнью, бросился с раскрытым охотничьим ножом на кенгуру и поразил его в сердце. Животное рухнуло на землю. Роберт поднялся на ноги, целый и невредимый. Миг — и сестра радостно прижимала его к своей груди.

— Спасибо, мистер Джон, спасибо! — сказала Мэри Грант, протягивая руку молодому капитану.

— Он был на моем попечении, — отозвался Джон Манглс, пожимая дрожащую руку молодой девушки.

Этим происшествием закончилась охота.

После смерти вождя стадо кенгуру разбежалось, а останки кенгуру-великана были увезены охотниками.

Вернулись домой в шесть часов вечера. Охотников ожидал великолепный обед. Гостям особенно понравился бульон из хвоста кенгуру, приготовленный по-туземному.

После десерта из мороженого и шербета гости перешли в гостиную. Вечер был посвящен музыке. Элен, прекрасная пианистка, взялась аккомпанировать радушным хозяевам, и те с большим вкусом исполнили отрывки из новейших партитур Гуно, Фелисьена Давида и даже из сочинений Рихарда Вагнера.

В одиннадцать часов вечера подали чай. Приготовлен он был по-английски. Но Паганель все же попросил, чтобы ему дали попробовать австралийского чая. Географу принесли жидкость, похожую на чернила. Ничего удивительного — полфунта чаю кипело в литре воды в течение четырех часов! Паганель попробовал, поморщился, но объявил, что напиток превосходный.

Глава XVIII

Австралийские Альпы

Путь на юго-восток преграждала цепь Австралийских Альп. Это подобие гигантских крепостных стен причудливо извивается на протяжении тысячи пятисот миль и задерживает движение туч на высоте четырех тысяч футов.

Небо заволакивали облака, и потому солнечные лучи, проходя сквозь сгустившиеся пары, не были жгучи. Жара, таким образом, не особенно давала себя чувствовать. Зато двигаться из-за все возраставшей неровности почвы делалось труднее и труднее. Там и сям стали появляться холмики, поросшие молодыми зелеными камедными деревьями. Дальше потянулись высокие холмы. Это уже были отроги Альп. Дорога все время шла в гору. Это особенно ясно было видно по тем усилиям, которые делали быки. Их ярмо скрипело под тяжестью громоздкой колымаги, они громко пыхтели, мускулы ног напрягались так, что, казалось, готовы были лопнуть. Колымага трещала при неожиданных толчках, избежать которых не удавалось даже ловкому Айртону. Путешественницы весело с этим мирились.

Джон Манглс со своими двумя матросами, обследуя путь, ехали в нескольких стах шагах впереди. Они выбирали среди неровностей почвы наиболее удобный проход, или, правильнее сказать, фарватер, ибо переход колымаги скорее походил на движение корабля, плывущего по бурному морю между рифами.

Задача трудная, а подчас даже и опасная. Не раз топору Вильсона приходилось прокладывать дорогу среди густой чащи кустарников. Глинистая и влажная почва словно ускользала из-под ног. Путь удлинялся частыми объездами из-за непреодолимых препятствий: высоких гранитных скал, глубоких оврагов, не внушающих доверия озерков. Поэтому в течение целого дня едва прошли полградуса долготы.

Вечером расположились лагерем у подошвы Альп, на берегу горной речки Кобонгры, в маленькой долине, поросшей кустарником футов четырех вышины, со светло-красными листьями.

— Да, трудновато будет перевалить, — проговорил Гленарван, глядя на горную цепь, очертания которой уже начинали теряться в надвигавшейся вечерней мгле. — Альпы! Одно название заставляет призадуматься.

— Не надо понимать буквально, дорогой Гленарван, — отозвался Паганель. — Не думайте, что вам предстоит пройти через целую Швейцарию. Правда, в Австралии имеются, как в Европе, Пиренейские и Альпийские горы, но все это в миниатюре. Эти названия доказывают только то, что фантазия географов ограниченна или что количество собственных имен уж очень невелико.

— Так эти Австралийские Альпы… — начала Элен.

— …карманные горы, — ответил Паганель. — Мы и не заметим, как переберемся через них.

— Говорите за себя! — сказал майор. — Только рассеянный человек может перевалить через горную цепь, не подозревая этого.

— Рассеянный! — воскликнул географ. — Да я уже больше не рассеян. Предоставляю разрешить данный вопрос нашим дамам. Разве с тех пор, как я ступил ногой на этот материк, я не держал своего слова? Бывал ли я хоть раз рассеян? Можно ли упрекнуть меня в каком-нибудь промахе?