Читаем без скачивания Поле мечей - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увидев, что Брут обратил внимание на жест, Цезарь недовольно нахмурился — гордость его оказалась уязвленной.
В разговор вступил обычно сдержанный и скупой на слова Рений.
— Я еще не говорил, как ценю возможность служить с вами обоими? — спросил он. — Даже не могу представить для себя иного жизненного пути.
Молодые люди внимательно посмотрели на доблестного израненного ветерана — как и они сами, он сидел на расстеленном плаще.
— Что-то ты к старости становишься сентиментальным, — с доброй улыбкой шутливо заметил Брут. — Наверное, сказывается недостаток солнечного света.
— Может быть, так оно и есть, — согласился Рений, растирая между пальцами мокрую от дождя травинку. — Всю жизнь, без остатка, я отдал сражениям за Рим. Как видите, он все еще стоит, и в этом есть моя лепта.
— Так тебе хочется вернуться домой? — Юлий внимательно посмотрел на гладиатора. — В таком случае, друг мой, достаточно всего лишь спуститься на берег, к кораблям. Они отвезут тебя в Рим. Я не стану чинить препятствий.
Рений посмотрел вниз, на копошащихся возле галер людей, и в глазах его появилась тоска. Пожав плечами, воин неуверенно улыбнулся.
— Ну, может быть, еще один, последний год, — едва слышно прошептал он.
В это мгновение вдалеке на склоне показалась крошечная фигура всадника.
— Посыльный, — громко произнес Брут, словно желая прервать грустные размышления товарищей. Все трое внимательно посмотрели на приближающуюся точку.
— Боюсь, что он везет дурные новости, — с опаской заметил Юлий. — Иначе зачем было бы искать меня здесь?
Полководец поднялся. Словно унесенная порывом ветра, задумчивость моментально улетучилась, и перед товарищами снова стоял решительный, непреклонный военачальник.
Мокрые плащи неприятно оттягивали руки, и трое друзей снова остро ощутили тяжесть военной жизни. Почти со страхом ждали они приближения всадника.
— В чем дело? — резко потребовал ответа Цезарь, едва расстояние позволило разговаривать.
Гонец смутился, не выдержав напряженного взгляда воинов, но быстро соскочил с седла и поднял руку в приветственном салюте.
— Командир, я приехал из самой Галлии, — доложил он.
Сердце Цезаря тревожно забилось.
— От Бериция? Так каковы же твои вести?
— Племена подняли восстание, командир, — четко отрапортовал посыльный.
Юлий тихо выругался.
— Племена восстают каждый год. Сколько на этот раз?
Посыльный нервно переводил взгляд с одного из стоящих перед ним военных на другого.
— Кажется… Военачальник Бериций сказал, что все.
Юлий пристально посмотрел на воина, словно пытаясь понять, что значат его слова, и наконец спокойно кивнул.
— Значит, мне придется немедленно возвращаться. Отправляйся вниз, к кораблям, и скажи, чтобы без меня не отправлялись. И пусть Домиций пошлет всадников на побережье, к Марку Антонию. Необходимо до наступления зимних штормов доставить флот к морю и приготовить корабли к отправке в Галлию.
Всадник отправился вниз, к реке, а Юлий стоял, глядя ему вслед и словно не замечая дождя.
— Итак, значит, снова быть войне, — наконец проговорил он. — Хотелось бы знать, доведется ли мне когда-нибудь увидеть мирную Галлию?
Цезарь выглядел усталым и подавленным, и Бруту стало жаль друга.
— Ты обязательно разобьешь мятежников. Не сомневаюсь.
— Сейчас, когда на пороге зима? — горько возразил полководец. — Впереди несколько трудных месяцев, не забывай. Может быть, даже труднее, чем все предыдущие зимы.
Цезарь с огромным трудом взял себя в руки, но когда он повернулся к друзьям, они увидели на его лице обычное спокойное и уверенное выражение.
— Кассивеллаун ничего не должен знать. Заложники уже на галерах, и среди них его сын. Веди легионы обратно на побережье, Брут. Я же спущусь вниз по реке и буду ждать с готовым к отправке флотом. — Полководец замолчал, пытаясь пересилить гнев. — Я не просто разобью племена галлов, Брут, — наконец решительно добавил он. — Я сотру их с лица земли.
Рений взглянул на ученика с сочувствием. Тому никак не удавалось ни отдохнуть, ни даже просто расслабиться. Каждый год войны забирал из души Юлия частицу доброты и человечности. Рений внимательно посмотрел на юг, туда, где в дымке скрывались не столь далекие берега Галлии. Ее обитатели непременно пожалеют о возвращении Цезаря.
ГЛАВА 42
В римских легионах во вспомогательных отрядах служили галлы, представлявшие почти все племена своей страны. Многие сражались в войске Цезаря по пять лет и даже дольше, а потому и думали, и действовали, как истинные римляне. Жалованье воины получали серебряными сестерциями, а доспехи и мечи им ковали в тех же кузницах, что и регулярным частям.
Когда Бериций отправил три тысячи галльских воинов для охраны продовольственного груза, мало кто смог бы отличить их от остальных солдат Рима. Даже командиры представляли местные племена; они выдвигались на командные посты после долгой и честной службы. Правда, поначалу Цезарь старался чередовать галлов с лучшими из своих людей, однако военные действия и продвижение по служебной лестнице постепенно изменили структуру войска.
По приказу Бериция из Испании прибыли корабли с пшеницей. Теперь они двигались из северных портов на юг и нуждались в защите. Зерна было вполне достаточно, чтобы накормить все города и деревни, которые сохраняли верность Риму. Его хватило бы на всю зиму, даже несмотря на то что Верцингеторикс сжег урожай, выращенный в самой Галлии.
Отряды галлов в безупречном порядке двигались на юг, шагая рядом с медленно едущими повозками, доверху нагруженными пшеницей. Разведчики рассеялись по округе на расстояние многих миль, готовые в любой момент предупредить об атаке противника. Каждый из воинов знал, что зерно способно стать поводом для нападения. Необходимость его охраны обостряла бдительность римлян даже в глубоком тылу, и редко кто из легионеров выпускал рукоять меча. Питались прямо на ходу, как правило, холодным мясом, а останавливались лишь с наступлением сумерек, чтобы наскоро разбить лагерь и переночевать.
И все же атака оказалась совершенно неожиданной. По широкой равнине внезапно с громоподобным криком пронеслась лавина всадников. Разведчики прискакали уже после того, как легионеры заняли оборонительную позицию, поставив тяжелые повозки полукругом, подобно небольшой крепости, и приготовив к бою копья и стрелы. Все в страхе смотрели на надвигающуюся черную тучу вражеской конницы. По траве и грязи к повозкам мчались тысячи всадников. В лезвиях мечей отражалось тусклое холодное солнце, и многие из галлов, не удержавшись, начали молиться давно забытым богам.
Марвен служил Риму с тех самых пор, как четыре года назад сменил голодное существование на жалованье легионера. Едва увидев, какая сила несется на отряд, он понял, что выжить не удастся. Хуже всего, что погибнуть придется от рук своих же сородичей. Политика воина совсем не интересовала. Когда римляне пришли в деревню и начали вербовать молодых и сильных мужчин, Марвен взял деньги и отнес их жене и детям, а сам отправился сражаться за Рим. Все лучше, чем смотреть, как голодают близкие.
Повышение по службе показалось чудом. Марвен участвовал в битве против сенонов и вместе с Брутом умудрился выкрасть царя из самой гущи его соплеменников. Да, в тот день удача повернулась лицом.
Погрузившись в воспоминания, воин не сразу заметил, что подчиненные смотрят на него с надеждой, ожидая приказов. А когда заметил, то лишь пожал плечами.
— За это нам и платят жалованье, ребята, — коротко заметил он.
Всадники неумолимо надвигались, и от топота копыт сотрясалась земля. Легионеры твердо держали оборону, защищая повозки с зерном. В землю воткнули копья, чтобы помешать атаке. Оставалось лишь ждать первой крови. Марвен ненавидел ожидание и почти торопил страшные события в надежде, что они раздавят разъедавший душу страх.
Послышались звуки горнов, и кони тут же остановились там, где их не могли настичь ни копья, ни стрелы. Марвен нахмурился: один из всадников спешился и направился к неподвижно стоящим легионерам. Сомнений не было: подошедшего легко было узнать и по светлым, с рыжим оттенком волосам, и по прекрасной золотой цепи на шее, которую он не снял даже в битве. Верцингеторикс.
Царь подходил все ближе, и Марвен следил за ним с удивлением и почтением.
— Не двигаться, — коротко приказал он своим людям, внезапно заволновавшись, что кто-нибудь из неопытных лучников занервничает и выстрелит. Сердце бешено стучало, и с каждым шагом царя волнение усиливалось. Храбрость этого человека граничила с безрассудством, и воины восхищенно наблюдали за его приближением. Впрочем, восхищение нисколько не мешало совершить жестокое убийство.