Читаем без скачивания Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лариквлюблённыйкретин получается. Вот что.
— Ну так…
— Не успел — значит опоздал. Жанна — не самый плохой выход для такого, как ты. Умник. Дерзай….
Окно стало совсем светлым.
— Значит уже шестой час, сейчас бабушки закопошатся, потом Настя. Нет, а чего же она тогда так смотрела, вцепившись в поручень?
— Ладно, Ларик, будь мужиком. Пусть она сама тебе всё скажет и пошлёт тебя подальше.
— А что она в жизни понимает? Ей же шестнадцать всего. Девчонка! А этот её обхаживает по всем правилам, козёл старый. Он ей в отцы годится. На двадцать с гаком старше! Нет, спокойно надо всё обсудить. Леон же говорил… ну да… говорил, что всё зависит от неё. А что в такой ситуации от неё зависит-то? Да любой опытный мужик любой девчонке голову может так закрутить, тем более такой, в таком костюме. И вообще, кто он такой, откуда он тут взялся? Он, может, вообще какой-нибудь жулик… Нет, Настюшка, не обойтись нам без разговора с тобой. Ну…. уж… если, уж, замуж за него — тогда я пас, конечно. Но я из тебя это вытяну, хватит мне голову морочить вашими прогулками-провожаньями, а то я тут, как дурак, снег на дороге чищу по полночи.
Бабушки, как сговорившись, обе сразу пошли в хлев: «Надо корову доить да в стадо выгонять, кур кормить, а эти, — промеж собой бабушки их называли «дети малые», — пусть, уж, сами едят. Оладьи на столе. Кипяток в самоваре. И дури в голове — целое лукошко», — как сердито сказала вчера вечером Пелагея, глядя на припухшие глаза Насти и взбешённого Ларика.
Ларик тщательно побрился, распарив горячей водой щетину, выросшую за ночь, даже одеколоном тройным прошелся после станочка с бритвой. Оделся, проверил карманы пиджака от нечего делать, а выйти всё не решался, ждал, когда бабушки для «разбавки обстановочки» вернутся. С ними как-то мягче всё…
Бабушки не шли.
Ходики тикали.
Нервы «ходуном ходили».
— Ладно, семи смертям не бывать… — Ларик решительно шагнул за порог кухни и… Насти не обнаружил. — Интересно, что это с ней? Пора уже вставать, на работу через час.
Он подошел к её двери и приложил ухо, там явно кто-то шевелился, скрипела дверца шкафчика, слышались шаги.
— Во, надо использовать моё преимущество внезапности, — Ларик торопливо вернулся в кухню. Поставил две тарелочки, открыл банку с вареньем, маленькую баночку с кремовыми сливками, поставил блюдца и бокалы для чая. Довольно оглядел накрытый стол, торопливо добавил чайные ложечки, Насте её любимую с витой ручкой, себе обычную. И сел.
Настя вышла, как обычно, уже одетая, со своим школьным портфелем в руках.
— Привет, — Ларик торопливо поздоровался первым.
— С добрым утром. А бабушки где? — Настя поставила портфель на стул у вешалки.
— В сарайке что-то делают. Вот…оладьи настряпали. Положить? — Настя удивленно посмотрела на него.
— И самовар вскипятили, и когда только успели? Давай я тебе налью, — неся явную чепуху, Ларик протянулся за её бокалом.
— Что это с тобой? Я и сама могу.
— Нет, нет, давай я, — он почти вырвал бокал из её руки. — Ты сиди, сиди. Ты в школу? — Ларик пока не смотрел ей в глаза, но отступать от задуманного не собирался.
— Нет. Хотя сначала — да, в школу. А что? Почему это тебя интересует, вдруг?
— Почему «вдруг»? Вообще всегда интересует. Вот кипяток, сейчас заварки налью, тебе крепко надо?
— Как всегда, — Настя с любопытством смотрела, как бестолково сновали над столом его руки.
— Как всегда? А это как? — он впервые посмотрел на неё и наткнулся на насмешливый взгляд.
— Дай-ка я сама сделаю, а то я чаю не получу ещё полчаса, — Настя взяла у него из рук заварник. — Что-то случилось?
— Да нет, собственно. Пока ничего, — Ларик замолчал, поняв, что язык и мозг ему сегодня плохо служат.
— Пока? А что может случиться? Вроде, в Багдаде всё спокойно? Или нет? — Настя положила пару оладушек, смазала их каймаком и спросила, чтобы разбавить затянувшуюся паузу: «Лео называет такие сливки каймаком, так их оренбургские казаки называли, он где-то читал. Ты это знал?»
— Нет. Мне всё равно, как и кто эти сливки называет. Меня более важные вопросы интересуют, — он замолчал, ожидая её вопроса. — Тебе не интересно, что меня интересует?
— Не знаю даже. Но ты справишься, я думаю, с любым вопросом, — Настя аккуратно откусывала оладушку и запивала чаем. У Ларика явно вертелся вопрос на языке, но форы в разговоре она ему давать не хотела.
— Хватит, пусть сам расхлёбывает, ляпы свои, плохо, что бабушек нет. Начнет опять учить, что мне уже можно, что нельзя. Какой же он зануда, всё-таки. И чего кривлялся вчера, когда песню пел? Кураж он поймал, как Лео сказал. Кураж у него… — Настя аккуратно допила чай и встала из-за стола.
— Подожди. Настюшка, подожди. Ты сильно на меня обиделась?
— Нет.
— Разговаривать со мной не хочешь?
— Да.
— Значит сильно. Насть, я не хотел, случайно сорвался. Но ты тоже… могла бы и предупредить. А то, как обухом по голове.
— О чём я должна была тебя предупреждать?
— Насть, ну мы же не чужие люди?
— Ты уверен?
— Насть, ты что, совсем замуж за него собралась?
— За кого?
— За Леона, за кого же ещё? За неотразимого нашего…
— Ты совсем, Ларик… с дуба рухнул? Да отпусти ты меня! Что ты руку мне держишь?! Я тебе не та девица, с которой ты вчера целый вечер в обнимашки играл! Вот иди и выясняй с ней ваши отношения, а меня оставь, пожалуйста, в покое! — Настя вырвала руку из его пальцев, подумав, что так и до синяка недалеко.
— Настя, это всё получилось совсем слу-чай-но. Понимаешь?
— Ага. Понимаю. Как с Ленкой Подкорытовой? Как с той, у которой десять поросят и магнитофон там какой-то? Случайно, по пути буквально, из деревни Хотелово, до деревни Е…. — Настя чуть не поперхнулась, эти солёные, жареные на мате, прибаутки и частушки, которые в праздники озорно горланили на всю улицу подвыпившие селяне, сами по себе запоминались наизусть.
— Мне всё это не интересно, Ларик. Ты не обязан передо мной отчитываться. И, ради Бога, оставь в покое меня со своей дурацкой опекой. Я сама разберусь, как мне жить. Договорились?
— Настя. Ты не туда… понимаешь, я — взрослый мужик. Понимаешь, ты не туда…. А ты девчонка совсем. Ты
