Читаем без скачивания Анубис - Вольфганг Хольбайн

Из тени донесся безмолвный насмешливый ответ Дженис: «Ты и сам знаешь, мой дурачок. С ней случилось то же, что и со всеми твоими женщинами». Грейвс же ответил, только пожав плечами и качнув головой.

— Боже правый, Джонатан, — выдохнул он, — мисс Пройслер во власти этих… этих бестий… или уже мертва. И все, что ты можешь на это сказать — просто мотать головой?!

— Ее что, вернет, если я ударюсь в слезы? — холодно ответил Грейвс. — То, что произошло, прискорбно. Никто не сожалеет о том, что выпало на долю твоей несчастной хозяйке, больше, чем я, можешь мне поверить. Но что произошло, то произошло, и этого не вернуть.

— И это все, что ты можешь сказать? — не веря своим ушам, прошептал Могенс. То, что минуту назад он с трудом мог вспомнить, теперь обрушилось на него со всех сторон, и не было защиты от этих жутких картин.

— Это был эксперимент, который вышел из-под контроля, — возразил Грейвс, внешне все такой же хладнокровный, но с раздраженными нотками в голосе. — Я уже сказал, мне жаль. Но иногда приходится приносить жертвы научному прогрессу, как бы это ни было прискорбно.

Могенс растерянно смотрел на него. Он ожидал от Грейвса чего угодно, но такое потрясло даже его.

— Приносить жертвы? — Могенс никак не мог опомниться.

— Я тоже принес свою жертву, — стоял на своем Грейвс. — И ты, Могенс, насколько я помню. Или ты уже забыл ту забытую богом дыру, из которой я тебя вытащил?

— Нет, не забыл, — выдавил Могенс. Ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы не наорать на Грейвса. Если он и приписывал Грейвсу остатки человечности, то в этот момент тот ее окончательно утратил в его глазах. — Только, знаешь ли, есть большая разница. Нас с тобой никто не принуждал приехать сюда. Мы оба пошли на риск. А мисс Пройслер не имела ни малейшего понятия, на что она идет.

Грейвс приготовился к еще более резкой отповеди, но неожиданно сменил тактику.

— И ее никто не заставлял переться прошлой ночью под землю. Совсем наоборот. Я ей это категорически запретил! — Решительным жестом он заткнул Могенсу, который хотел возразить, рот, но все же сбавил тон и добавил: — Ты сейчас перевозбужден, Могенс. Могу это понять, после всего, что ты пережил. Успокойся и отдохни. Я зайду позже, и мы поговорим. У меня есть интересные новости.

Хоть Могенс и должен был признать, что Грейвс абсолютно прав, что касалось его состояния, он и не думал последовать его совету. Совсем наоборот. Он просто подождал, пока Грейвс не покинет хижину, потом спустил ноги с кровати и встал. Трухлявые доски пола оказались страшно холодными, у него пробежал холодок по спине. Одеяло окончательно сползло и упало на пол. Могенс пытался поймать его, но забинтованным рукам не хватило проворности. Он уныло посмотрел на скомканную тряпку у ног и еще угрюмее на свою бывшую одежду. Она валялась грудой грязного тряпья возле двери. Он прошлепал туда и наклонился только для того, чтобы убедиться, что первое впечатление его не обмануло. Да, это были всего лишь лохмотья. Брюки, пиджак, жилет и рубашка распороты словно острейшим клинком и насквозь пропитаны засохшей кровью. Когда он поднял рубашку, она зашуршала, как опавшая листва. Ничего из этого уже нельзя было использовать. Даже заботами такой искусницы, как мисс Пройслер, их было уже не возродить.

Даже если бы она находилась здесь.

Только что, пока он говорил с Грейвсом, его просто обуял гнев, гнев на свой злой рок, гнев на бесчеловечно-циничные заявления Грейвса, а теперь его охватила глубокая печаль, когда он думал о мисс Пройслер. Как часто он украдкой проклинал ее, когда она доставала его своими преследованиями и жеманным кокетством. Как часто он призывал чуму на ее голову, когда, возвратившись из университета, он замечал, что она рылась в его бумагах и корреспонденции. Не раз он ловил себя на мысли, чтобы она подавилась своим коричным печеньем, с которым подстерегала его на каждом шагу. Или чтобы сломала себе шею о свои ведра с тряпками — но никогда в жизни не желал ей смерти.

И, конечно, не таким образом.

Могенс попытался отрешиться от этих мыслей, а добился этим совсем противоположного. Воспоминания прошлой ночи были все еще в провалах и трещинах, как он полагал, не случайно — просто его подсознание защищало разум от самых жутких картин, чтобы не разрушить его. Только вдруг с отчетливой ясностью он вспомнил пронзительный крик Бэтти Пройслер и выражение совершенного отчаяния на ее лице, когда нелюдь схватила и потащила ее.

И зачем только она спустилась туда, вниз! Боже милостивый, самое смешное во всем случившемся — это то, что она лишилась жизни из-за чашки кофе для них!

Если бы она послушалась!..

Пожалуй, в этом единственном пункте Грейвс был прав, пусть даже способ, которым он приводил свои аргументы, был в высшей степени презренным. Да, никто не просил мисс Пройслер прошлой ночью спускаться под землю. Никто не просил ее последовать за ним, Могенсом, сюда из тихого Томпсона. Хотя нет, не «последовать», а «преследовать» вплоть досюда, поправил он себя с долей иронии. Никто не советовал ей оставаться здесь после всех начавшихся жутких событий.

— Я не виноват, — сказал он, обращаясь к привидению Дженис, которое по-прежнему стояло в тени и смотрело на него шакальими глазами.

Вроде бы, переложив часть вины на мисс Пройслер, он испытал облегчение, пусть и знал, что это самообольщение долго не продлится. Но сейчас ему была нужна ясная, как никогда, голова, чтобы преодолеть все это.

— Я не виноват, слышишь? — крикнул он. — Я ее предупреждал.

Привидение Дженис издало тихий, будто разочарованное ворчание, звук и растаяло, а позади него раздался голос:

— Профессор?

Могенс так вздрогнул, что у него сразу же пошла кругом голова, и надо было опереться, чтобы не потерять равновесие. Он не слышал ни как открылась дверь, ни как вошел Том. Мальчик стоял в двух шагах позади него и смотрел на него взглядом, выражавшим смущение и озабоченность. Под мышкой он держал узелок, а в руках — поднос, покрытый чистейшей салфеткой.

— Профессор? — спросил он еще раз. — С вами все в порядке?

Могенс не рискнул покачать головой, а только с признательностью посмотрел на него. Том в свою очередь обвел взглядом комнату и осторожно спросил:

— А с кем вы разговаривали?

У Могенса так и вертелось на языке огрызнуться: «Ни с кем!», и тема была бы исчерпана. Том бы понял. Но вместо этого он едва слышно ответил:

— Ни с кем, Том, кого ты смог бы увидеть.

Он проковылял мелкими шажками к кровати и присел на краешек. Его сердце выбивалось из груди, и, когда он наклонился за одеялом, чтобы прикрыть свою наготу, его руки так дрожали, что он не смог бы поднять его, даже если бы его руки и не были бы спеленуты. Несколько шагов так утомили его, словно он поднялся на крутой откос по горной тропе.