Читаем без скачивания Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

Князь почти не прибегал к своему познанию турецкого. Он весь вечер провел в горделивом молчании, в котором уже отчетливо просматривалась навечно запечатлевшаяся печать оскорбленной отверженности. Но, даже при молчаливом присутствии его, Хмельницкий чувствовал себя неловко, поскольку казался себе вторым просителем трона, после князя Тибора, «короля всех венгров на Дунае и Поволжье», как возжелал именовать себя будущий правитель.

«Человек, присвоивший себе такой титул еще до того, как кто-либо признал его претензии на трансильванский трон — а сам он хоть что-либо предпринял, чтобы овладеть этим троном, — так на всю жизнь и останется жалким интриганом, — сказал себе Хмельницкий. Историю коронационного грехопадения князя он успел выслушать от Карадаг-бея незадолго до его прибытия. — Однако бойся, как бы перед сильными мира сего ты не предстал таким же жалким интриганом, как этот беглый, пробиравшийся в Крым с обозом молдавского посланника венгерский князь. На которого в Трансильвании — ее еще называют Семиградьем — уже устроили настоящую охоту. Как, впрочем, и на тебя — в благословенной Польше».

— Мы представляем здесь три державы, которые могут составить союз против Польши, — начал Карадаг-бей официальную часть этой тайной вечери. — Король Ляхистана решил, что его страна занимает слишком мало земель для того, чтобы мог чувствовать себя таким же великим монархом, как султан Порты, король Франции или королева Англии.

«Вообще-то мы представляем четыре государства», — лукаво уточнил про себя Хмельницкий, имея в виду то, о чем предпочел умолчать сам Карадаг-бей, решивший создать собственную державу. Однако вклиниваться с этим замечанием в пространный монолог будущего правителя Великой Тавриды не осмелился. Сюда, в «Византию», он пришел не столько для того, чтобы говорить, сколько для того, чтобы слушать.

— …Вот почему Владислав IV спешно создает армию, набирая большое коронное войско и ополчение и призывая в страну отряды наемников.

Карадаг-бей мельком взглянул на хана. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла, и едва заметно кивал, соглашаясь с доводами советника. Всем своим видом он демонстрировал присутствие без присутствия. Восседавшая за столом высокородная чернь не должна была забывать, что она все же чернь, пусть даже и высокородная.

— Первый удар, который король Ляхистана решил нанести, возрождая свою «Великую Польшу от моря до моря», нацелен против казачества.

«Точнее было бы сказать, против Крыма, — вновь мысленно уяснил для себя Хмельницкий. — Казаков король как раз и намерен натравить против войск хана…».

— Причем задуман этот удар дальновидно, — словно бы разгадал его несогласие Карадаг-бей. — Вначале, собрав огромную казачью силу, он бросит ее против нас, тем самым совершенно оголив и ослабив Сечь и всю Украину. И пока казаки будут гибнуть в татарских улусах, отряды наемников пройдутся по Украине огнем и мечом, после чего о Казакистане останутся разве что воспоминания.

«А что, высказывать свои политические взгляды он уже научился вполне по-европейски, — обратил внимание полковник. — Что, однако, не мешает ему за французскими терминами и прусской прямолинейностью лелеятъ откровенно восточный яд льстивых слов».

— А тем временем, создав огромную армию, Польша будет стремиться присоединить к ней войска Молдавии, Трансильвании и, возможно, Чехии. Пользуясь тем, что война, длившаяся в Европе вот уже почти тридцать лет, завершается.

— Она не должна завершиться, — впервые перебил его хан, — поскольку не должна завершиться никогда. Мы всегда рады видеть Европу воюющей. Пока короли-христиане бьют друг друга, они не помышляют о новом объединении сил, о новых антимусульманских союзах и христианской милиции.

Присутствие за столом христиан хана совершенно не смущало.

— Тут многое будет зависеть от того, что происходит в Чехии [49], — молвил князь Тибор. — Нельзя погасить пламя, не достигнув его очага.

— К сожалению, он давно погашен, — отрубил хан.

— Но все еще тлеет.

— Все еще? — переспросил Карадаг-бей, заметив, что хан вновь высокомерно умолк. Правитель прибыл сюда, чтобы изрекать, а не вступать в мелкую полемику. Для полемик существует его советник.

— Как только с вашей помощью и помощью султана мне удастся прийти к власти в Трансильвании, она не угаснет до тех пор, пока не угаснет ненависть чехов к австрийской империи.

— Польша и Австрия, — кивнул хан. — Эти две империи постоянно нависают над Крымом, Портой, над всем исламским миром. Они мешают продвижению священного учения ислама на север, в Европу; ослабляют нас, не позволяя туркам завоевать Восток.

— И Крыму тоже? — решился уточнить Хмельницкий. Хан повелительно взглянул на Карадаг-бея: «Объясни ему, что к чему!»

— Рядом с Крымом не только ногайские степи, но и степи Кубани. Там огромная земля, овладев которой, мы могли бы постепенно продвигаться к Кавказу, одновременно соединяясь с низовьем Волги. Тогда великая Крымская империя могла бы раскинуться от Днестра до низовий Волги, от Перекопа до грузинских земель, на которых границы нашего государства сошлись бы с владениями светлейшего султана Порты.

Еще какое-то время Карадаг-бей и князь Тибор обменивались своими несбыточными проектами, все сильнее распаляясь на кострах собственных фантазий. Выслушивая их, Хмельницкий пытался разгадать не столько замысел создания двух новых империй, сколько замысел этой встречи.

Для него важно было выяснить, почему хан согласился на столь необычное, тайное совещание в стенах «Византии». И если речь идет об интересах Крыма на границах с Польшей, то почему при этом присутствует венгерский князь, отправляющийся к тому же в Стамбул. Где Тибор, с его младенческой словоохотливостью, мог преспокойно изложить все слышанное здесь, если не матери султана, которая, по существу, правила сейчас в Турции, то, по крайней мере, великому визирю или любому другому высокопоставленному турецкому чиновнику.

— Однако все то, что задумано нами, — решительно попытался полковник вернуть их рассуждения в то русло, которое неминуемо приводило к Сечи, — должно иметь достойное начало. Я вижу его в могучем союзе Крыма и Запорожской Сечи при поддержке Турции, конечно же, — откровенно адресовался он к князю Тибору. Если тому угодно будет расточать подробности их встречи по обе стороны пролива, то пусть там знают, каковы «истинные» планы Хмельницкого.

— Разве кто-либо в Бахчисарае против такого союза? — улыбнулся Карадаг-бей. — Начало будет таким, каким пожелаем мы с вами.