Читаем без скачивания Глаз бури - Тэд Уильямс

3 КЛЯТВОПРЕСТУПНИК

В день знакомства с Пастырем и Охотницей, когда солнце стояло высоко в небе, Саймон ощутил в себе силы выйти и посидеть на каменном крыльце пещеры. Одним углом одеяла он прикрыл плечи, а остальное подвернул под себя, чтобы не прислоняться к холодной поверхности скалы. Если не считать королевского ложа в Чидсик Уб-Лингите, во всем Йикануке не было даже подобия стула.

Пастухи давно уже вывели своих овец из защищенных долин, где они проводили ночи, и вели их по горам в поисках корма. Джирики сказал, что нежные ростки, которыми овцы обычно питаются весной, были почти начисто уничтожены затянувшейся зимой. Саймон следил за одним из стад, бредущим по склону далеко внизу, и овцы казались ему муравьями. До него доносились глухие удары, когда бараны стукались рогами в борьбе за обладанием стадом.

Женщины-тролли с черноволосыми детишками в подобии гамаков из расшитой кожи за их спинами вооружились легкими копьями и отправились на охоту за сурком и прочей живностью, чтобы восполнить нехватку баранины. Бинабик часто говорил, что овцы являются единственным богатством кануков и что в пищу идут только ни к чему другому не пригодные особи: старые и бесплодные.

Сурки, кролики и другие им подобные мелкие животные были единственным объектом охоты местных женщин. Однако Саймон помнил, что среди шкур, в которые так величаво куталась Нунуйка, была шкура снежного барса с блестящими, острыми как кинжалы когтями. Вспоминая свирепое выражение ее глаз, Саймон почти не сомневался, что она сама добыла этот трофей.

Опасности подвергались не только женщины, пастухам тоже приходилось не сладко: они должны были охранять драгоценные стада от многочисленных хищников. Бинабик однажды говорил ему, что волки и леопарды не так опасны, как гигантские снежные медведи, самые крупные из которых весом превосходят две дюжины троллей.

Саймон подавил невольную болезненную судорогу, пробежавшую по телу при этой мысли. Как удалось ему выстоять в битве с драконом Игьяриком, равного которому нет среди обычных зверей?

Он сидел так до вчера, наблюдая жизнь на горе Минтахок, жизнь, которая казалась беспорядочной и одновременно организованной, как жизнь улья. Тролли постарше, для которых время охоты и пастушества уже прошло, болтали, расположившись на крылечке или грелись на солнце, вырезая из кости и рога, кроили и сшивали выделанную кожу, превращая ее во всевозможные изделия. Дети, которых матери уже не могли носить с собой на охоту, играли под доброжелательным присмотром стариков. Они лазали по лестницам, раскачивались и перелетали с места на место, хватаясь за перила ременных мостов на головокружительной высоте, над леденящими душу пропастями. Саймону было страшновато наблюдать за этими развлечениями, хотя за весь день не пострадал ни один маленький тролль. Многие мелочи здесь казались ему абсолютно чуждыми, но он чувствовал во всем определенный порядок. Размеренный ритм жизни казался таким же прочным и устойчивым, как сама гора.

Этой ночью Саймону снова снилось огромное колесо.

На этот раз, как в дурной пародии на страдания Узириса, беспомощный, с руками и ногами, привязанными к колесу, он вращался не только по кругу, как Господь Узирис на древе, но вместе с колесом несся в черном небе за пределами земного пространства. Неясный свет звезд из-за этого бешеного вращения был похож на хвосты комет. И нечто - какая-то ледяная тень, чей смех напоминал жужжанье мух, - плясало, не попадая в поле зрения, и издевалось над ним.

Он закричал, как это часто бывало в подобных снах, но звука не было. Он сопротивлялся, но не было сил. Где же Бог, который, по утверждению священников, все видит? Почему он допускает, чтобы Саймон пребывал в такой безысходной мгле?

Что-то вдруг стало медленно возникать из бледных, немощных звезд, и сердце его преисполнилось тоскливого ожидания. Но из вращающейся пустоты возникло не то, чего он ждал, - не страшное красноглазое чудовище, но маленькое серьезное личико темноволосой девочки, которую он уже видел в других снах. Сумасшедшее вращение неба замедлилось.

Она произнесла его имя.

Звук прилетел, как из конца длинного коридора. Он понял, что уже где-то видел ее. Ему знакомо это лицо, но кто… где…?

- Саймон, - сказала она на этот раз четче. Голос был полон тревоги. Но что-то иное тоже тянулось к нему - что-то рядом. Что-то совсем близко.

Он проснулся.

Кто-то его ищет. Саймон сел на нарах. Он затаил дыхание, настороженно ждал звука. Но кроме бесконечных вздохов горных ветров и легкого храпа Хейстена, завернувшегося в плащ у догоревшего вечернего костра, в пещере ничего не было слышно.

Джирики не было. Может быть, это ситхи звал его откуда-то? Или это был просто отголосок сна? Саймон содрогнулся и уже решил снова накрыться с головой меховой накидкой. Его дыхание казалось облаком дыма на фоне мерцающих углей.

Нет, кто-то ждет его снаружи. Он не знал, откуда у него эта уверенность. Он казался себе дрожащей струной арфы, настроенной на определенный лад. Ночь превратилась в туго натянутую тетиву.

А что, если его и вправду кто-то ждет? А может быть, это кто-то или что-то, от чего лучше затаиться?

Эти мысли были бесполезны. Все равно он уже вбил себе в голову, что нужно идти. И это решение тянуло его наружу, он не в силах был сопротивляться.

- У меня страшно болит щека, уверял он себя, и я все равно долго не смогу уснуть.

Он вытащил свои штаны из-под плаща, где их сберегал от ледяных йиканукских ночей, с трудом натянул их, стараясь не шуметь, сунул в сапоги озябшие ноги. Он вспомнил о кольчуге, но мысль о холоде металла, а не соображения безопасности, взяла верх в его решении. Набросив на плечи плащ, он проскользнул мимо спящего Хейстена и, отвернув меховой полог, выбрался наружу.

Звезды над высокой горой были беспощадно яркими. Взглянув вверх, Саймон с изумлением почувствовал, как они далеки, как необъятны небесные выси. Еще неполная луна повисла над горными пиками. Снег на вершинах отражал ее холодный свет, все остальное было погружено во тьму.

Как только он опустил глаза и сделал несколько шагов вправо от входа в пещеру, его остановило тихое рычание. Странный силуэт появился перед ним на дороге, окруженный лунным сиянием. Снова раздался глухой рык. Вспыхнули зеленые таза в лунном свете.

У Саймона на миг перехватило дыхание. И тут он вспомнил:

- Кантака! сказал он тихо.

Рычание сменилось странным подвыванием. Волчица наклонила голову набок.

- Кантака! Это ты? - Он попытался вспомнить что-нибудь из наречия троллей, которым пользовался Бинабик, но ничего не смог вспомнить. - Ты ранена? - Он беззвучно клял себя: ни разу не подумать о волчице с того момента, как его принесли с Драконьей горы! Ведь она была их спутницей и больше - другом. - Эгоист! - ругал он себя.