Читаем без скачивания Куб со стертыми гранями - Владимир Ильин

В общем-то, ситуация как нельзя лучше олицетворяла раскладку сил на мировом театре скрытых военных действий. Щит и Меч вели спор о том, каким должно стать будущее человечество, и спор этот с каждым мгновением грозил вылиться в открытое противостояние, а Когниция в моем лице наблюдала за развитием конфликта, выжидая удобный момент, когда следует вмешаться и одним махом уничтожить сразу двух противников…

На мой взгляд, Драговский выглядел явно слабее своего противника в диспуте о плюсах и минусах регров. Тем не менее, и доводы его оппонента меня не убедили. Глупцы, они были слишком категоричными в своих суждениях, не подозревая, что для истины никогда не бывает последней инстанции и что она обычно находится где-то между двумя противоположными суждениями!..

В самом деле, ну нельзя же с пеной у рта спорить, например, плохо это или хорошо, что наша Земля вращается вокруг Солнца!.. Это все равно что воевать, как гротескные герои Свифта, из-за того, с какого конца следует разбивать вареное яйцо!.. Кстати, насколько мне не изменяет память, в тех же “Путешествиях Гулливера” изложен и весьма недурный рецепт преодоления подобных разногласий: “Все да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее”!

Поэтому, вместо того, чтобы разбиваться в лепешку, убеждая друг друга в преимуществах или недостатках чего бы то ни было, не лучше ли задуматься над тем, как довести явно отрицательные стороны до минимума, а положительные — до максимума?.. Иначе можно черт знает до чего докатиться и приписать открытие пороха и изобретение колеса дьяволу, а гильотину оценивать как самое действенное средство от насморка!..

Тем не менее, я беспристрастно следил за развитием диспута до тех пор, пока оба спорщика не поднялись с насиженных мест на ноги.

Тогда, выдвинув нижний ящик стола, я взял оттуда покрытый пылью “фиат”, доставшийся мне в наследство от бывшего хозяина этого кабинета. Мой предшественник скончался от инфаркта в день своего полувекового юбилея. Я не знаю, зачем ему был нужен этот старенький револьвер — может быть, профессор в душе опасался содержавшихся в ячейках Пенитенциария — но теперь он мог мне пригодиться…

Конечно, оптимальным вариантом развития конфликта между хардером и Драговским для меня было бы их взаимное истребление. Этакая аннигиляция двух частиц с противоположными знаками… Но надеяться на это было бы смешно. Победителем окажется один из них, и, скорее всего, им будет этот Лигум. Все-таки он лучше подготовлен, чем мой Теодор, да и в его распоряжении — оружие, а за Драговским — лишь слепая сила эмоций… “безумство храбрых”, как сказал один российский писатель в начале двадцатого века…

Проверив наличие пуль в магазине “фиата”, я взвел курок, снял револьвер с предохранителя и положил его в боковой карман пиджака, который надел на себя, не застегивая…

Так, с рукой в кармане, подобно персонажу шпионского боевика, я проследовал по коридорам и переходам туда, где располагалась Установка. Надвинутой на глаза шляпы и поднятого воротника мне только не хватало в тот момент!..

К счастью, в отростке коридора, где была расположена Установка, никого не было. Держа наготове идентификационную карточку, я уставился на крохотный экранчик наручного комп-браслета, на который переключил трансляцию перед тем, как покинуть кабинет.

Больше всего я опасался увидеть, что всё уже кончено, и Драговский лежит на полу в луже крови, а хардер крушит из своего диковинного оружия Установку. Но противостояние лишь достигло своей высшей точки.

— Нет, — говорил эдукатор, словно сомнамбула двигаясь прямо на ствол нацеленного в него пистолета. — Я не сяду!.. Стреляйте в безоружного, если сумеете это сделать! Убейте меня! Но уничтожить Установку я вам не дам!..

Самое странное заключалось в том, что хардер почему-то не стрелял в Теодора. Болван, неужели он усомнился в целесообразности ведения непримиримой борьбы за всеобщее благо?..

А потом Драговский внезапным прыжком вдруг сбил Лигума с ног, и когда они покатились по полу, а на экранчике всё сразу смешалось, я вставил карточку в прорезь идентификатора и достал из кармана револьвер…

Когда я ворвался внутрь, ситуация переменилась коренным образом.

Лигум почему-то опять оказался в кресле Установки, и по его лицу текла кровь из рассеченной брови, но он и не думал вытирать ее. А в двух метрах от него, сжимая обеими руками то оружие, которое раньше было у хардера, спиной ко мне стоял Драговский, и по его напряженно застывшей спине я понял, что еще миг — и он выстрелит.

Времени на раздумья у меня не было. Нельзя допустить, чтобы Драговский одержал верх в этом поединке. Потому что тогда он, если судить по его высказываниям в диалоге с Лигумом, умчится в прошлое, где отыщет и убьет Изгаршева, которого по-прежнему полагает убийцей своей дочери. И тогда все мои усилия последних месяцев полетят псу под хвост, а Когниция лишится информатора в стане Меча!..

И под влиянием этой мысли я вскинул “фиат” и дважды нажал на его спуск.

Словно превозмогая порыв ураганного ветра, ударивший ему в спину, Драговский выгнулся в пояснице вперед и попытался оглянуться, но силы оставили его, и он рухнул боком на пол, отбросив в сторону руку с уже бесполезным пистолетом хардера. Ноги его дернулись в агонии и замерли.

Лигум ошеломленно воззрился на меня.

— Вы кто? — спросил он, бледнея на глазах. — Какое право вы имели убивать этого человека?

— Так было надо, — сказал я, не пряча револьвер в карман. — Он же мог убить вас, хардер.

— Убить? — удивленно повторил Лигум. — Меня?.. — И вдруг скривился: — Послушайте, я — хардер, а хардера нельзя убить.

— Я уже слышал подобные утверждения, — сказал я, — но они всегда казались мне пустыми словами… Разве вы — не такие же люди, как все мы?

Лигум покачал печально головой.

— Ах да, — сказал он так, словно вспомнил что-то. — Я и забыл… Вы же не могли знать… — Он взглянул в сторону неподвижного тела Драговского, и тут же отвел взгляд в сторону. — Он не смог бы меня убить, — повторил он. — Меня вообще убить невозможно, вы это понимаете?..

Он сделал движение, собираясь встать из кресла, чтобы взять свое оружие из руки Драговского, но я угрожающе повел стволом “фиата” в его сторону.

— А мы сейчас это проверим, — сказал я. — Если вы сделаете еще хоть одно движение, я выстрелю в вас. Патронов у меня хватит…

Однако хардер не собирался прислушиваться ко мне. Он все-таки встал из кресла, и тогда я нажал на курок…

Когда пороховые газы рассеялись, Лигум оказался опять в кресле Установки, зажимая рукой пробитое пулей плечо.

— Ну вот, видите, — сказал я. — А вы говорили — в вас нельзя попасть…