Читаем без скачивания Нашествие чужих: ззаговор против Империи - Валерий Шамбаров

Но все это оборачивалось кровью. И гораздо больше проливалось ее не в боях. Главным методом подавления стал террор. На Тамбовщине приказ Антонова-Овсеенко и Тухачевского № 116 от 23.6. 1921 г. гласил:

«Опыт первого боевого участка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу чистки. Намечаются особенно бандитски настроенные волости, и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отдела, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60–100 видных лиц в качестве заложников, и вводится осадное положение. Выезд и въезд в волость должны быть на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК № 130 и 171 и написанный приговор для этой волости. Жителям дается 2 часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения заложники будут расстреляны… Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока, сход собирается вторично, и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие…»[447].

Но и в том случае, если бы жители выразили покорность, отдали припрятанные винтовки и обрезы, согласились сообщить, где скрываются зеленые, этим не следовало удовлетворяться. В подобной ситуации предписывалось разбить крестьян на сотни, «и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию (представители особого отдела и военного трибунала). Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства проводятся новые расстрелы и т. д. По разработке материала, добытого из опросов, создаются экспедиционные отряды с обязательным участием в них лиц, давших сведения, и других местных жителей, и отправляются на ловлю бандитов. По окончанию чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и милиция».

В других регионах усмирение тоже достигалось, главным образом, карами мирного населения. Приказ № 69 по Киевскому округу предписывал «применение массового террора против зажиточных крестьян вплоть до истребления их поголовно». Как разоружали крестьян Левобережной Украины, описывает в своих мемуарах генерал П. Григоренко. В село приходил карательный отряд, назначал семь заложников и давал 24 часа для сдачи оружия. Потом шли с обыском. Находили обрез — возможно, подброшенный специально, — заложников расстреливали, назначали еще семерых и давали еще 24 часа. По воспоминаниям генерала, тот отряд, который орудовал у них, ни в одном селе не расстреливал меньше трех партий.

На Правобережной Украине только по официальным советским данным в ходе «малой гражданской» было убито и расстреляно свыше 10 тыс. повстанцев и их сторонников. Столько же уничтожили на Южном Урале. В Томской губернии число расстрелянных достигло 5 тыс. человек. В Бузулуке собрали разоруженных пленных с семьями и казнили 4 тыс., в Чистополе — 600, в Елатьме — 300[448]. Повсюду репрессии сопровождались издевательствами, разгулом садизма. Поскольку среди заложниц было много баб, девок, сплошь и рядом перед расстрелом они подвергались изнасилованиям. На Тамбовщине среди повстанцев попадались партийные эсерки. Их ради пущего поругания гоняли голыми перед строем, публично тешились с ними, потом секли и только после этого казнили.

Для того, чтобы навести ужас посильнее, применялись и другие кары. Людей сжигали в избах и сараях, топили, вешали, распинали. В Арской волости Казанского уезда ставили крестьян на колени партиями по 30 человек и рубили головы шашками. В Сибири сажали на муравьиные кучи, привязывали раздетыми к деревьям, отдавая на расправу таежному гнусу. В Керенске при допросах запирали в раскаленную баню. В Воронежской и Орловской губерниях пытали кипятком, а зимой замораживали, обливая водой на морозе. В Малоархангельском уезде сажали на раскаленную плиту. В Николаеве и Луганске тоже замораживали, допрашивали с помощью плоскогубцев, игл, резали тело бритвой. В Петропавловске изуродованные трупы заложников выставлялись для устрашения на базаре, в мясных рядах.

В качестве «профилактических» мер применялись коллективные порки. Или фиктивные расстрелы. Сгоняли все население деревни за околицу и заставляли рыть себе могилы. Разрешали помолиться перед смертью, потом приказывали снимать одежду и в одном исподнем или в чем мать родила строили всех перед пулеметом. Преднамеренно тянули время, позволяя «проститься» друг с другом, зачитывая длинный приговор. После чего давали очередь вверх и объявляли, что Советская власть их, так и быть, прощает. В последний раз. Или заменяли кару на более мягкую — расстрел каждого десятого и т. д. Предполагалось, что после такого испытания бунтовать больше не потянет…

И все равно, несмотря ни на какие жестокости, восстания не прекращались. В сентябре 1921 г. правительству пришлось пойти на дальнейшие уступки. Ограничить продналог, отменить выколачивание «недоимок». Была расширена и свобода крестьян распоряжаться излишками своей продукции. И только теперь вместо округлых слов «распределение», «продуктообмен» наконец-то было допущено в обиход слово «торговля». Между прочим, Ленин опять пошел на это скрепя сердце, считал еще одним шагом назад от коммунизма.

48. Кто морил Россию голодом?

Крестьянскую войну прекратили не карательные операции и не экономические реформы. Сопротивление и силы повстанцев подорвал голод. Он не был следствием гражданской войны. Он стал прямым результатом внедрения ларинских моделей «военного коммунизма». Несколько лет подряд излишки сельскохозяйственной продукции (и не только излишки) подчистую выгребались продотрядами. И крестьяне приучались сеять не больше того, что нужно для собственного потребления — все равно отберут. Причем в 1920 г. выкачивание продразверстки значительно усилилось, поскольку зерно пошло на экспорт.

А на юге России урожайные годы всегда сменялись неурожайными. Первые создавали запас продовольствия для вторых, что и давало возможность нормального существования. Теперь же никаких запасов не было. А зима 1920/21 гг. выдалась очень суровая, померзли озимые. Потом ударила засуха. И разразилась катастрофа. Голод охватил Поволжье, Левобережную Украину, Крым, Дон, Центрально-Черноземный район, часть Урала. 12 губерний превратились в зону сплошного бедствия. Люди поели собак, кошек, глодали древесную кору, ели падаль, ловили мышей и крыс. И начали погибать. В соседних местностях было получше, но тоже держались впроголодь, слабели, питались суррогатами.

Но в это же время на Запад продолжали идти эшелоны и пароходы с русским зерном! В Москву прибыла британская торговая делегация, договариваясь о дальнейших закупках российского сырья и продовольствия. А для спасения пострадавших районов практически никаких мер не принималось. Вместо помощи в голодающие области был направлен Калинин с задачей: уговаривать крестьян не разбегаться, а как-нибудь потерпеть — резать лошадей, питаться травой и т. п. В первую очередь большевистских правителей озаботило именно это, опасность массового бегства людей. Нахлынут в столицу, вызвав волнения и бунты. Или за границу потекут… 1 июня 1921 г. Совет Труда и Обороны издал постановление «О прекращении беспорядочного движения беженцев»:

«Категорически воспрещается каким бы то ни было органам выдавать пропуска на проезд беженцев к Москве и западной полосе без согласования с Центральным эвакуационным комитетом… ВЧК и всем ее местным органам, особенно Транспортному отделу ВЧК, следить за выполнением настоящего приказа, не допуская самовольного или незаконного передвижения беженцев и захвата подвижных составов»[449].

По сути голодающие запирались в своих областях — на вымирание. Выставлялись заградотряды, перекрывающие дороги. По ним брели толпы измученных, ослабевших людей. Куда угодно, куда глаза глядят, а призрачной надежде хоть где-то найти что-нибудь съедобное. Иностранные очевидцы писали:

«Вид у людей ужасный: впалые щеки, землистый цвет лица, ввалившиеся глаза и страшная худоба тела. Особенно ужасен вид детей, это живые мертвецы… по всем дорогам видны группы (семейства) еле плетущихся полуживых людей. Одежда — лохмотья… В Советской России организуются специальные отряды для борьбы с толпами голодных, двигающихся на Москву. Отряды эти достигают 50 тыс. человек»[450].

И голодающих не пропускали, гнали назад, отпугивали выстрелами. Положение ухудшалось. Люди стали доходить до каннибализма. В Саратовской, Самарской губерниях раскапывали свежие могилы и съедали покойников. Властям пришлось выставлять охрану у кладбищ. Бывало и так, что умирал член семьи — его трупом старались подкормиться оставшиеся. Но в пищу употребляли не только умерших. Доведенные голодом до зверского состояния, люди убивали и съедали своих родных. Зафиксировано немало случаев, когда семья или группа людей занималась «охотой». Заманивала в избы путников, отлавливала их на дорогах[451]. И в Москву шли запросы, как поступать с людоедами? Правительство от официальных указаний воздерживалось, помалкивало. Но на местах каннибалов просто отстреливали, без всяких судов. Организовывались и бригады для отстрела бродячих собак и умножившихся волков, которые сбивались с стаи, питаясь человечиной.