Читаем без скачивания Последний римский трибун - Эдвард Бульвер-Литтон

– Богата ли казна у сенатора?

– Скудна, как у доминиканца.

– Тогда мы спасены. Он назначит цену за наши головы. Деньги должны быть для него полезнее крови.

И как будто бы эта мысль делала все дальнейшие размышления ненужными, Монреаль снял плащ, произнес короткую молитву и бросился на кровать, стоявшую в углу комнаты.

– Я спал иногда и на худших постелях, – сказал рыцарь, укладываясь. Через несколько минут он крепко спал.

Братья прислушивались к его тяжелому, но ритмичному дыханию с завистью и удивлением, но не были расположены разговаривать. Тихо и безмолвно, подобно статуям, сидели они возле спящего. Время шло, и первый холодный воздух наступившей полночи пробрался сквозь решетку их кельи. Засовы загремели, дверь отворилась; показалось шестеро вооруженных людей; они прошли около братьев и один прикоснулся к Монреалю.

– А! – сказал тот, еще не проснувшись, но поворачиваясь на другой бок. – А! – сказал он на нежном провансальском наречии, – милая Аделина, мы ещё не будем вставать, мы так долго с тобой не видались!

– Что он говорит? – проворчал солдат, грубо толкая Монреаля. Рыцарь вдруг вскочил и схватился за изголовье кровати, как будто за меч. Он бессмысленно посмотрел кругом, протер глаза и тогда, взглянув на солдата, понял в чем дело.

– Вы рано встаете в Капитолии, – сказал он. – Что вам от меня нужно?

– Она ожидает вас!

– Она! Кто? – спросил Монреаль.

– Пытка! – отвечал солдат, злобно нахмурив брови.

Великий вождь не сказал ни слова. С минуту смотрел он на шестерых вооруженных людей, как будто сравнивая свою одинокую силу с их числом. Потом глазами он окинул комнату. Самый грубый железный болт в эту минуту был бы для него дороже, чем в другое время самая лучшая миланская сталь. Он окончил свой обзор вздохом, накинул свой плащ на плечи, кивнул своим братьям и пошел за солдатом.

В зале Капитолия, стены которого были покрыты шелковыми обоями с белыми полосами по кроваво-красному полю, сидел Риенцо со своими советниками. В углублении висел черный занавес.

– Вальтер де Монреаль, – сказал маленький человек, стоявший у стола, – рыцарь знаменитого ордена св. Иоанна Иерусалимского.

– И предводитель Великой Компании! – прибавил арестант твердым голосом.

– Вы обвиняетесь в разных преступлениях: разбоях и убийствах, учиненных в Тоскане, Романьи и Апулии.

– Вместо «разбоя и убийства» храбрые люди и посвященные рыцари, – сказал Монреаль, выпрямляясь, – употребили бы слова «война и победа». В этих преступлениях я признаю себя виновным, – продолжай.

– Затем вы обвиняетесь в предательском заговоре против свободы Рима, в восстановлении изгнанных баронов и в изменнической переписке со Стефанелло Колонной в Палестрине.

– Мой обвинитель?

– Выйди, Анджело Виллани!

– Так это вы мой предатель? – сказал Монреаль спокойно. – Я заслужил это. Прошу вас, римский сенатор, велите этому молодому человеку уйти. Я признаюсь в моей переписке с Колонной и в моем желании восстановить баронов.

Риенцо дал знак Виллани, который поклонился и вышел.

– Итак, теперь вам остается, Вальтер де Монреаль, только подробно и правдиво рассказать о подробностях вашего заговора.

– Это невозможно, – возразил Монреаль небрежно.

– Почему?

– Потому что, распоряжаясь, как мне угодно, моей жизнью, я не хочу предавать жизнь других.

– У закона, Вальтер Монреаль, есть суровые следователи: взгляни!

Черный занавес был отдернут, и глазам Монреаля представились палач и орудия пытки! Грудь его гневно заволновалась.

– Сенатор римский, – сказал он, – эти орудия существуют для рабов и простолюдинов. Я был воином и вождем; в моих руках были жизнь и смерть, я распоряжался ими, как хотел; но равных мне и моих врагов я никогда не оскорблял пыткой.

– Синьор Вальтер де Монреаль отвечает так, как отвечал бы всякий порядочный человек. Но узнай от меня, кого судьба сделала твоим судьей, что я уступил только желанию этих почтенных сенаторов испытать твои нервы. Но если бы ты был самым простым крестьянином и явился перед моим судилищем, то и тогда бы ты не имел причины бояться пытки. Вальтер де Монреаль, скажи, так ли бы поступил кто-либо из государей Италии, которых ты знал, или из римских баронов, которым ты хотел оказать помощь?

– Я желал только, – сказал Монреаль с некоторым колебанием, – соединить баронов с тобой; я не замышлял заговора против твоей жизни! Риенцо нахмурил брови.

– Рыцарь св. Иоанна, я знаю твои тайные замыслы; увертки и уклончивость для тебя неприличны и бесполезны. Если ты не замышлял заговора против моей жизни, то замышлял его против Рима. Тебе остается на земле просить только одной милости, именно: выбора смерти.

Губы Монреаля судорожно зашевелились.

– Сенатор, – сказал он тихим голосом, – могу я поговорить с тобой одну минуту наедине?

Советники подняли глаза.

– Синьор, – прошептал старший из них, – без сомнения, он имеет при себе скрытое оружие – не доверяйтесь ему.

– Пленник, – отвечал Риенцо после минутной паузы, – если ты хочешь просить помилования, то это будет напрасно, а перед моими помощниками у меня нет тайн; говори, что тебе нужно?

– Но послушай, – сказал арестант, сложив руки, – это касается не моей жизни, а благосостояния Рима.

– В таком случае, – сказал Риенцо, сменив тон, – я исполню твою просьбу.

Говоря это, он дал знак советникам, которые медленно вышли через дверь, за которой скрылся Виллани, а стража отошла в самый дальний угол залы.

– Теперь, Вальтер Монреаль, говори скорей, время не ждет.

– Сенатор, – сказал Монреаль, – моя смерть принесет вам мало пользы; люди скажут, что вы казнили своего кредитора для уничтожения вашего долга. Назначьте сумму за жизнь мою, оцените ее так, как могла бы быть оценена жизнь какого-нибудь государя; каждый флорин будет вам уплачен, и ваша казна будет полна целые пять лет. Если существование Buono Stato зависит от вашего управления, то ваша заботливость о Риме не позволит вам отказать мне в этой просьбе.

– Ты ошибаешься во мне, смелый разбойник, – сказал Риенцо сурово, – против твоей измены я мог бы остеречься, и потому прощаю ее; но твоего честолюбия никогда не прощу. Я знаю тебя! Положи руку на сердце и скажи, – если бы ты был на моем месте, продал ли бы ты жизнь Вальтера де Монреаля за все золото в мире? Несмотря на твое богатство, на твое величие, на твою хитрость, твои часы сочтены; ты умрешь с восходом солнца!

Устремив глаза на сенатора, Монреаль увидел, что надежды нет; гордость и мужество возвратились к нему.

– Мы напрасно тратили слова, – сказал он. – Мы играли в большую игру, я потерял и должен заплатить проигрыш! Я готов. На пороге между двумя мирами людей посещает дух пророчества. Сенатор, говорю тебе, что в раю или в аду, через несколько дней будет отведено место человеку, который могущественнее меня!