Читаем без скачивания Чёрный город - Борис Акунин

— Я не за автографом. Передайте госпоже Лунной, что приехал муж.

На щекастом лице служителя сменилась гамма сильных чувств. Недоверие мелькнуло и исчезло — такой солидный господин, пускай в грязном костюме, врать и тем более шутить не станет; оживление (такая новость!); затем почему-то смятение.

— Здесь ли она? — нетерпеливо спросил Эраст Петрович. Разбираться в переживаниях гостиничного портье ему было недосуг.

— Так точно-с, в зале «Трианон». Он заарендован под съемочный павильон. Вся группа там, работают. Господин режиссер очень ругаются, если кто-то помешает, однако ради такого гостя…

Портье изобразил готовность немедленно, сию же секунду, сорваться с места, но Фандорин с облегчением воскликнул:

— Нет-нет! Пусть работают. Велите поднять в номер вон тот сундук, а я оставлю для Клары записку.

— Не угодно ли покамест заселиться?

— Не угодно. Я остановлюсь в другом отеле. У меня в городе свои дела, вся эта суета будет мне мешать. — Фандорин показал на рабочего в синем халате, который проворно катил через вестибюль какую-то огромную прожекторообразную штуку.

— Понимаю-с…

Однако по изумленной физиономии портье было видно, что он не может взять в толк: кто в здравом уме может отказаться от счастья поселиться в одном номере с Кларой Лунной?!

— Эй, милейший! — поманил Фандорин рабочего. — Когда закончится съемка?

— Через десять минут перерыв. Лампам передых нужен, — ответил тот (вероятно, это был осветитель).

Эраст Петрович заторопился.

— Какая гостиница в Баку самая лучшая?

— Наша, — с достоинством ответил портье.

— Ну а номером вторым какая?

— «Националь». Приличное заведение, но с нами не сравнить. Однако, если в съемке скоро будет перерыв, отчего бы вам не присесть за столик? Я распоряжусь подать оранжаду. А если прикажете — выну из холодильника шампанское.

— Не нужно. Я еще вернусь.

Фаэтонщику повезло — теперь ему предстояла поездка в третий конец.

— «Националь» знаешь?

— Кто не знает, — всё с той же флегматичной почтительностью поклонился азиат.

Наврал толстощекий портье — отель «Националь» был респектабельней «Новой Европы». И дороже. Цены на номера заставили Фандорина покачать головой.

Зато здесь было уютно и старомодно, без нуворишеского шика, а вышколенная прислуга встретила нового постояльца так, будто ждала его всю жизнь. Плохо лишь, что до Клариной гостиницы было очень уж близко, всего пять или десять минут пешком. Едва Эраст Петрович успел умыться и переодеться в белую полотняную пару, как раздалось громкое «тук-тук-тук». Прислуга столь энергично не стучит.

«Неужто Клара? Ну разумеется. Чертов портье сразу же понесся к ней докладывать о приезде мужа и о том, куда тот отправился».

Растягивая губы в вежливой улыбке, Фандорин открыл дверь — и улыбка из натянутой сделалась обыкновенной, естественной.

— Эраст Петрович! Господин Маса!

На пороге, сверкая всеми зубами, стоял молодой франт. Жилет у него был в золотую искорку, напомаженный кок сверкал и лучился, нафиксатуаренные усики торчали хвостиками. Мсье Симон, кинематографический продюктёр, старался выглядеть так же безупречно, как Фандорин, но немного перебарщивал с элегантностью.

Эраст Петрович пожал старому приятелю руку. Масе гость низко поклонился, а японец важно кивнул — такой у них был ритуал. Потом оба просияли.

— Сенка-кун! Какой старый стар, мородец, — похвалил Маса. — Морсина на рбу.

К тридцатилетнему возрасту «мородец» успел прожить уже несколько очень разных жизней, так что, глядя на него, Фандорин иногда задумывался о бездонных ресурсах метаморфизма, заложенного в человеческую натуру и так мало используемого большинством живущих.

Когда-то человек, которого вся киноиндустрия знала под именем «мсье Симон», был малолетним хитровским уголовником, потом заделался натуральным парижанином и энтузиастом «серебряного экрана», а в последние три года опять пустил корни на российской почве. От всех этих пертурбаций и нехватки формального образования речь Симона представляла собой рагу из русского и французского. Когда не хватало нужного слова или оборота, «продюктёр» без колебаний вставлял галльское мо и нимало тем не смущался.

— Почему ты не на съемке? — спросил Фандорин.

— Пур куа фэр? — пожал плечами Симон. — Я продюктёр, а там распоряжаются режиссер и киносъемщик.

Цепкий взгляд Эраста Петровича отметил, что за неподдельной радостью молодого человека, кажется, скрывается смущение. С чего бы? Симон конфузливостью никогда не отличался.

— Ваш арриве такая неожиданность! — с несколько преувеличенным энтузиазмом воскликнул продюктёр. — Клара меня не предупредила…

— Это для нее сюрприз. — И Фандорин поменял неприятную тему. — Как движется картина? Я знаю, случилась з-задержка. У тебя опять финансовые трудности?

Как известно, у каждого человека есть своя денежная карма: кому-то деньги сами идут в руки; другой бьется, урабатывается до полусмерти — и вечно сидит на мели. У мсье Симона денежная карма была своеобразной. Золотые ручьи стекались к нему со всех сторон, без видимого усилия, но так же быстро убулькивали дальше, оставляя продюктёра ни с чем. Нет, Симон не шиковал, не пускал деньги на ветер. Он был расчетлив, даже прижимист. Но им владела одна-единственная страсть — снимать кино, и каждую копейку он вкладывал в очередной проект. За первые два года российской жизни Симон сделал шесть картин: три удачные и три провальные, то есть трижды разбогател — и трижды разорился. После очередного банкротства, весь в слезах, он пришел к Фандорину просить в долг. Эраст Петрович дал не только денег, но и совет, изменивший всю жизнь кинопромышленника.

— Тебе не будет удачи с собственными деньгами. Ты не виноват, это такая особенная карма. Попробуй работать с чужими капиталами.

Тогда-то Симон и изобрел новую профессию: снимать картины на средства, привлеченные со стороны, и лично следить за каждым потраченным рублем. Поскольку русского слова для этого ремесла не существовало, Симон пополнил дефицит за счет французского языка — и стал «продюктёром».

Оказалось, что Симон виртуозно умеет находить деньги и рачительно ими распоряжается. В качестве режиссера на собственных постановках он был не особенно хорош, однако обладал фантастическим чутьем на талантливых людей. Предшествующая его фильма «Гибель Титаника» с Кларой Лунной в заглавной роли собрала рекордную кассу и даже попала на европейский кинорынок. Новую постановку на ориэнтальную тематику Симон затеял с невиданным размахом и рекордным бюджетом (если верить газетам, чуть не в триста тысяч).

Фандорин правильно рассчитал, что, спросив про съемку, избавит себя от необходимости объяснять причины своего приезда.

— Нет, с деньгами па де проблем. Никогда еще я не был так свободен в расходах. Но эта восточная медлительность! Никакой пунктюалитэ! А ведь я замыслил совершить революсьон, сделать русский синема первым в мире! О, мсье Гомон еще пожалеет, что не взял меня в партнеры! — Глаза продюктёра загорелись, щеки порозовели — он сел на любимого конька. — Я делаю цветную и звуковую картину, со съемкой на три камеры, с умопомрачительной экзотик ориэнталь, с божественной Кларой Лунной! Мир сойдет с ума!

— Цветную и звуковую? — заинтересовался Эраст Петрович, считавший своим долгом следить за новинками прогресса во всех технических отраслях. — Как это возможно?

— Очень просто! То есть очень непросто… Кадры будут раскрашены вручную, во всех копиях. А звук будет пререкордэ на граммофонную пластинку. Бьен сюр, актеры на крупном плане у нас не говорят — только издали или со спины. Но шум природы, улицы, звуки боя — всё будет натюрель! Эта система озвучания называется «Хронофон».

— Любопытно, — признал Фандорин. — Может произвести сенсацию. Публика падка на новое.

— О, это лишь половина моего прожэ! На прошлой картине я сделал великий декуверт: для успеха фильмы нужно превращать заглавную актрису в этуаль, сияющую на небе. Я вложил пятьдесят тысяч в печатание афиш, карт-посталь, календарей, я начал издавать иллюстрированный магазин — и на каждой обложке Клара Лунная.

— Да, я видел, — вздохнул Фандорин.

Правая половина дома в Сверчковом переулке была вся завешана произведениями полиграфического искусства: Клара с заломленными руками, Клара с ослепительной улыбкой, Клара с трагически поднятыми бровями, Клара на коне, Клара на айсберге и прочее, и прочее.

— Вы не представляете, какой это дало эффект! — Симон не заметил тени, пробежавшей по лицу собеседника. — Новая фильма еще не снята, а прокатчики уже завалили нас заявками! Армия Клариных обожателей выросла вдесятеро! Конечно, поклонники создают сертэн дискомфорт — особенно здесь в Баку, где мужчины так пылки и настойчивы, но это только усиливает люмьер, которым окутана настоящая этуаль!