Читаем без скачивания Нелепая привычка жить - Олег Рой

– Сколько их у вас?

Ребята сказали.

– Сколько просите?

Пока Виталий думал, что ответить, Санька с невозмутимым лицом назвал цифру, ровно в десять раз превосходящую сумму, которую они отдали за всю партию.

Кавказец поцокал языком:

– Вах, дарагой, што так много? Нэт.

Сашка пожал плечами:

– Не хочешь – не бери, другие возьмут.

И повернулся, делая вид, что хочет уйти. Кавказец поспешно его остановил:

– Ну хоть немного скинь, да?

В конце концов ударили по рукам. И когда все мешки с колготками были переданы толстому кавказцу, ребята оказались в выигрыше один к пяти. Неплохо для первого раза!

С тех пор за что они только не брались… Торговали на вернисаже поделками из дерева, держали палатки, «челноками» возили трикотаж из Польши и косметику из Турции, пробовали перегонять на продажу иномарки и даже открыли на некоторое время маленький цех, где «варили» джинсы. Это дело шло особенно хорошо, жаль, «варенка» очень быстро вышла из моды. На заводе, где зарплата стремительно обесценивалась, Виталий стал бывать все реже. А при первой возможности и вовсе ушел оттуда. Заработанных денег ему вполне хватало на то, чтобы снимать хорошую квартиру. А прописка путем нехитрых финансовых манипуляций у него сохранилась даже тогда, когда он покинул заводское общежитие.

Конечно, не все затеи оказывались одинаково удачными, но, во всяком случае, ни одна их не разорила, наоборот, все приносили более или менее приличные доходы. К тому же за эти годы приятели немало помотались по городам и весям, посмотрели мир. «Так что мне повезло, что я в «ящик» не распределился, – много раз говорил себе Малахов. – Кто бы меня тогда за границу выпустил? Права, ох, права была бабушка – все к лучшему…»

Идея заняться мясом, как ни странно, пришла в голову Виталию. Обычно мозговым центром их союза был Сашка – ему быстро все надоедало, и он с удовольствием переключался с одного, в общем-то, вполне выгодного дела на другое, сулившее еще больший успех. Предложение друга он принял с энтузиазмом – в начале девяностых годов с продуктами в Москве было более чем плохо, парную говядину и телятину, доставленную с малаховской «малой родины», у них буквально отрывали с руками. Тогда им казалось, что и это тоже ненадолго, до следующей идеи. Но дело пошло, Виталий не стал от него отказываться – и, как выяснилось, не прогадал. И вот теперь, как говорится, «имеем, что имеем». Включая банковские счета, бизнес и офис с большим портретом Рокфеллера над столом в кабинете. Конечно, это не только его, Малахова, заслуга, ему очень повезло, что в фирме подобралась отличная команда, тот же Коля Тихомиров или Аркадий… А вот Санька проиграл по-крупному. Цветные металлы, на которые он вздумал перекинуться, оказались очень опасной затеей. В этом деле заправляли крутые ребята, которые шуток не понимали и самодеятельности не любили. Семенова угораздило повздорить с кем-то из них – и через пару дней его нашли в собственном подъезде с двумя смертельными ранениями…

Поток воспоминаний прервали трели мобильного телефона. Малахов взглянул на определитель: Борька Егорин. Чего это приятелю понадобилось в такую рань – времени без десяти десять? Хотя догадаться нетрудно…

– Алло?

– Витаська, друг, слушай, выручай! Тебе моя вчера-сегодня не звонила?

– Мне нет, а Ланке не знаю, я вчера поздно приехал. А ты что – опять?

– Ну да! Заехал вечером к Алиске в Усово, думал ненадолго, часа два потрахаемся – и домой. Но что-то раздухарился, сам понимаешь… И уснул – проснулся только сейчас. А Алиска, сучка этакая, только рада, нет чтоб разбудить…

– Так чего ты от меня-то хочешь? – неизвестно зачем спросил Малахов. Он уже отлично знал, о чем сейчас попросит его Борис. Такое уже неоднократно случалось.

– Позвони Ленке, старик, а? Придумай что-нибудь! А я уже выезжаю.

– Ну ладно, черт с тобой, позвоню. Скажу, что мы вчера вместе встречались с Джо, партнером моим американским, и до утра в казино зависли. Но не забудь, что с тебя причитается!

– Спасибо, друг, я твой должник навеки!

Малахов мысленно плюнул и набрал номер Елены Егориной.

– Алло, Леночка? Привет, как жизнь молодая? Ну, молодец. Умница. А детки как? Что ты говоришь? Где ж он умудрился простудиться – тепло же на улице? А! Ясно. Ясно. Слушай, Ленусь, а Борька доехал уже? Я что-то ему на мобильный звоню, а он недоступен… А я ему очень важную вещь забыл сказать… То есть как откуда? Из казино! Мы же с ним всю ночь сегодня трудовую повинность отбывали – развлекали Джозефа, моего техасского партнера. Что ты говоришь? Даже не позвонил тебе? Вот засранец! Ладно уж, ты его сильно не ругай, сама знаешь, как он устает… И все равно подорвался, поехал мне помогать американца забавлять. А то я с ним уже замучился… Так что не волнуйся, скоро будет твой супруг. Ну что ты, какие женщины, мы только втроем были… Ладно, пока, Ленуськин. Федьку лечи, а то что это за дела – весна на дворе, а он болеть вздумал…

Он нажал кнопку отключения и облегченно вздохнул. Не слишком-то нравились ему подобные разговоры. Но выручить товарища – это святое.

Наверху, на втором этаже, послышался какой-то шум. Неужели Лана поднялась в такую рань? Нет, конечно, просто почудилось. Супруга и в будни-то никогда не вставала раньше одиннадцати. «Я – классическая сова», – утверждала она. Часто возвращалась домой за полночь, могла лечь спать и в три утра, и в четыре… Практически всю домашнюю работу в их квартире давно уже делали приходящие помощницы по хозяйству.

Виталий поставил кружку и тарелку в посудомоечную машину, стряхнул со стола крошки, перешел из кухни в гостиную. Развалился на диване, привычно потянулся за пультом от телевизора. По «МУЗ-ТВ» звучала одна из немногих современных песен, которые ему нравились. Красивая девочка, прижимая к груди руки, пела: «Я к нему поднимусь в небо, я за ним упаду в пропасть, я за ним – извини, гордость! – я за ним одним, я к нему одному…» Малахов с удовольствием смотрел на девочку, слушал эти, незатейливые в общем-то слова, звучавшие так пылко и искренне, и завидовал этому самому ему, которого так любят. Но клип быстро закончился, на экране появились танцующие негры, бубнящие рэп, и Малахов поспешил переключиться на другой канал.

До Светланы ему как-то не везло с женщинами. Первый (и крайне негативный!) опыт интимного общения он приобрел почти сразу, едва поселился в общежитии. В таких местах всегда можно найти легкодоступных девиц, для которых в русском языке существует немало обозначений. Во всяком случае, «давалки», как презрительно именовали у них в общаге студенток такого сорта, было еще далеко не самым худшим словом.

Ту девчонку Виталий почти не помнил, так, что-то расплывчатое – малиновые губы, кроваво-красные ногти, зеленые веки и отросшие корни обесцвеченных перекисью водорода волос. Он даже имени-то ее не знал, называл, как и все, фамильной кличкой – Жучка. Эта самая Жучка, учившаяся на курс старше, почему-то положила на него глаз и после первой же совместной вечеринки затащила его в постель, где Малахов, одурманенный спиртным и взволнованный эпохальностью предстоящего события, потерпел полное фиаско. Мужская сила напрочь покинула его, и это вызвало у разочарованной Жучки целый поток язвительных насмешек. Преследуемый ее замечаниями, он кое-как оделся и с позором удалился с поля несостоявшейся любовной битвы.

Удар оказался еще сильнее, чем отказ Галки Антиповой. Виталька два года зализывал раны, заделавшись на это время ну просто настоящим женоненавистником. Вылечила его от этих комплексов сокурсница Фая Айдарова. Эта татарочка, невысокая, кривоногая, некрасивая, тоже была из породы «давалок», но ею управляли совсем другие мотивы, нежели Жучкой, – не развращенность и жажда острых ощущений, а доброта и неумение говорить «нет». С Файкой Малахов встречался до самого окончания вуза. У них не было романа в прямом понимании этого слова – они не бродили, держась за руки, под луной, не строили совместных планов, не делились сокровенными мечтами и детскими воспоминаниями, не бывали вместе в кино и кафе и даже не считались парочкой. Просто когда предоставлялась возможность (у Люды Поповой, Фаиной соседки по комнате, были родственники в Подольске, и она часто ночевала у них), Виталий проводил ночь у своей татарочки. Его это очень устраивало – не нужно было никаких слов, объяснений и обещаний. Он покупал что-нибудь к чаю да иногда приносил апельсины, которые она обожала и запросто могла съесть несколько килограммов за один присест.

Конечно, Малахов не был влюблен в Фаину. Ему продолжали нравиться совсем другие девушки, чем-то похожие на Галку Антипову – яркие, бойкие, знающие себе цену. Таких в их вузе было немало, но подойти к какой-нибудь из них Виталий никак не решался. Кто он таков? Ваня из деревни, больше никто. И на фиг он такой сдался московским красавицам? Ни наследство, ни диплом не прибавили уверенности в себе. На заводе юные сотрудницы уже смотрели на молодого инженера более внимательно, чем барышни из института, но и тут все отнюдь не было гладко. С фабричными девчонками, имевшими за плечами ПТУ, а то и просто восемь классов, ему было невообразимо скучно. И Виталий принялся ухаживать за так называемыми «серыми мышками» из хороших семей. От таких девушек – тихих, интеллигентных, сентиментальных, утопавших в собственных комплексах, день и ночь мечтавших о любви и принце на белом коне – он не боялся получить отказ. С одной стороны, они не были, точнее, не умели ощущать себя привлекательными и явно не страдали от избытка мужского внимания. Появление галантного, внимательного и заботливого поклонника становилось настоящим праздником в их скучной жизни. С другой стороны, у «милых скромниц», как он их называл, были добрые сердца и романтические души. Даже если кавалер им поначалу не слишком нравился, оттолкнуть его не позволяло элементарное человеческое сострадание. Они просто не решались обидеть своим отказом того, кто, как они считали, был в них влюблен.