Читаем без скачивания Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович

«1. Послать одного батрака, поручить подобрать грамотного.

2. На оставшиеся два места выдвинуть А. Косыгина и В. Пузакова»[46].

С Алексеем Николаевичем вопросов больше не возникало, его кандидатуру подтвердили еще раз на заседании ячейки ВКП(б) 28 февраля 1930-го, а вот В. Пузакову не повезло: этого номинанта отклонили.

Готовясь к отъезду, Косыгин принял для себя решение, что в кооперацию он больше не вернется.

1929–1930 годы — годы «великого перелома» не только в деревне, но и в кооперации. Здесь круто, на 180 градусов, разворачивали принципы деятельности, «обновляли» кадры. Большевистская партия намеревалась использовать кооперацию в коллективизации сельского хозяйства. В стороне от «столбового» направления не остался ни один региональный союз. В Сибкрайсоюзе постановили передать в фонд коллективизации 85 % фондов кооперирования[47]. Это означало только одно — кооперация теряет самостоятельность, трансформируясь в обыкновенную советскую торговую «лавку» — структуру по распределению товаров. Под контролем государства, при непосредственном руководстве государства и за счет государства. Свободный рынок сменялся обязательными государственными поставками.

Развернулось настоящее наступление и на аппарат Сибкрайсоюза, откуда вычищали «сомнительный элемент»: бывших умеренных социалистов, меньшевиков и эсеров. Алексей Николаевич ценил старых специалистов-кооператоров вне зависимости от их прежней партийной принадлежности и увольнение каждого переживал очень болезненно. Однако высказываться против, заступаться не решался, глядя, как набирают обороты репрессии против «буржуазных», а с ними и молодых специалистов…

Кооперация же на фоне «успехов коллективизации» оказывалась едва ли не последним «буржуазным пережитком», так как прежний оплот товарно-денежных отношений, частное сельское хозяйство, доживал последние дни.

В складывающейся ситуации рассчитывать можно было только на государственный сектор. Это понимали и Косыгин, и увольняемые «по сокращению штатов» его коллеги. Увы, помочь им он не мог.

…Эпоха конца 1920-х — начала 1930-х годов во многом напоминала время Революции 1917 года, вновь началась «красногвардейская атака на капитал»: в городе шло наступление на нэпманов, которые и «опериться»-то толком не успели, в деревне — на «отложивших жирок в тучные нэпмановские годы» крестьян. Широким охватом шло наступление на кооперацию, уж слишком она стремилась быть самостоятельной…

По сути, наступление большевизма шло по всем фронтам, цель — не дать возможности эволюционировать «капиталистическому элементу», вновь применив на практике весь набор средств и методов военно-коммунистической политики.

Естественно, первым результатом «закручивания гаек» явились дефицит всего и вся, ликвидация тысяч частных мелких предприятий и магазинов, структур, созданных и задействованных в сфере бытовых услуг, а также отвечавших за «взаимодействие» производителя и торговли, резко скакнула вверх безработица. За развалом «логистической системы», всеобщим дефицитом, безработицей последовала нехватка продовольствия, что повлекло за собой возрождение карточной системы распределения и «хлебных» очередей… Все эти «революционные явления» поразили не только удаленные от центра губернии и уезды, но Москву и Ленинград…

И начался поиск «врагов народа», никем и ничем не сдерживаемый… Газетные страницы запестрели сообщениями о «раскрытых заговорах», «предотвращенных диверсиях», об арестованных «вредителях» и их «пособниках», о «борьбе с кулачеством», о «борьбе за хлеб», как одной из «форм классовой борьбы». Агитационно-пропагандистская машина заработала на всю мощность. Все, что подпадало под определения «индивид», «частник», «частная собственность», объявлялось по сути дела «вне закона».

Сменялась эпоха, ломались судьбы…

Считалось, однако, что в такие времена выживать все же возможно, только в крупных мегаполисах… Там, как казалось, есть больше возможностей…

Что оставалось делать Алексею Николаевичу?

Весной 1930 года семья Косыгиных покинула Новосибирск[48].

Автобиография А. Н. Косыгина. 7 июля 1937. [ЦГАИПД СПб. Ф. Р-1728. Оп. 1. Д. 420046/2. Л. 5–5 об.]

Учеба: текстильный институт

Вместо рабфака при Институте Рыкова Косыгин поступил на рабфак при Ленинградском текстильном институте, только что образованном в результате разделения Института прикладной технологи на Технологический и Текстильный[49].

Может показаться странным, что Косыгин, проработав почти десятилетие на руководящих должностях, выбрал специальность «ткачество», рассчитывая получить диплом инженера-текстильщика. Из организаторов производства — в узкие специалисты?

Похоже, в тот момент профессия чисто «техническая», существующая вроде бы вне идеологии и политики, представлялась Алексею Николаевичу более заманчивой, чем вечное существование «как на вулкане» под дамокловым мечом непредсказуемых партийных решений. Конечно же, он ошибался, но понял это позже.

А текстильное дело было отчасти знакомо по льнопрядильно-текстильной фабрике в Ростове Великом в начале 1920-х годов.

Образование двух институтов, Технологического и Текстильного, — результат постановления Президиума ВСНХ Советского Союза от 15 февраля 1930 года о реорганизации высших учебных заведений в отраслевые институты.

Текстильный расположился в доме № 19 по улице Герцена (ныне Большая Морская). Директором его стал Александр Федорович Зеленский, бывший заместитель директора Института прикладной технологии. В 1934-м его сменил Григорий Сергеевич Агапов. К тому времени вуз насчитывал 5 факультетов, 6 прекрасно оборудованных лабораторий, причем электротехническая считалась лучшей в Ленинграде. К концу 1934-го текстильный институт стал одним из ведущих вузов города. Сменивший Зеленского Григорий Сергеевич Агапов до 1920 года работал на Путиловском заводе, затем секретарем петроградских районного исполкома и районного совета; управляющим Ленинградского государственного текстильно-ватного треста и Ленинградского государственного трикотажного треста.

Именно на время руководства институтом этими двумя несомненно талантливыми администраторами и пришлось обучение Косыгина. Стоит отметить, что Зеленский был всего на четыре года старше Косыгина. Алексей Николаевич стал студентом в возрасте 26 лет, когда другие институт уже заканчивали, а то и успевали несколько лет отработать по специальности. Поздновато, конечно, но Косыгин — натура деятельная, идущая к цели, не обращая внимания на «условности», будь то возраст или социальное положение, и привыкшая добиваться своего.

Рабочий факультет Косыгин окончил летом 1930 года, но сразу поступить на ткацко-трикотажный факультет не смог по состоянию здоровья. Сказались последствия сурового сибирского климата.

16 октября 1930 года он подал на имя директора института заявление:

«В течение месяца до 10 октября я находился на излечении в больнице по поводу болезни воспаления среднего уха (врачебная справка мною представлена). В настоящее время опять появились боли в ухе, и врачом предложено в ближайшее время занятие оставить на неопределенный срок, причем возможно в зависимости от хода болезни придется прибегнуть к операции.