Читаем без скачивания Миротворцы - Антон Первушин

Артемьев написал расписку: я, капитан МВД, оперуполномоченный уголовного розыска Артемьев Кирилл Борисович, принял от капитана МВД, оперуполномоченного уголовного розы-ска Скицина Александра Семёновича уголовные дела за номерами раз-два-три-четыре-пять-шесть, дата, подпись.

Артемьев перебросил расписку Шурику. Тот, не перечитывая (перечитывать подобного уровня документ было ниже его достоинства), сложил и сунул расписку в нагрудный карман.

– Ну давай, работай, – сказал Шурик и, как всегда забыв попрощаться, направился к выходу.

Артемьев задумчиво пролистал ещё одну папку из комплекта, потолще первой. Дело о пьяной потасовке у ресторана "Плакучая ива". Ресторан этот был славен потасовками, и прак-тически каждому из сотрудников угро раньше или позже приходилось участвовать в расследо-вании какой-нибудь из них. Данная конкретная потасовка закончилась, судя по представленным в папке документам, разбитой стеклянной стенкой и двумя проломленными черепами. Ещё в деле фигурировал некий ствол неопознанных тактико-технических характеристик. Его-то, ствол, неутомимый Шурик и разыскивал. Ствол этот то всплывал в показаниях свидетелей и непо-средственных участниках потасовки, то снова исчезал за пределами видимости. Судя по всему, никакого ствола в природе не существовало вовсе. А даже если бы и существовал, то нынче-то, в эпоху свободно конвоируемого рынка, стволом больше, стволом меньше – никто и не заме-тит; особого смысла в упорном его розыске Артемьев не увидел. Дело напрашивалось на ско-рое закрытие и передачу в суд, но Скицин и его следователь Никита Кондрашов чего-то там мудрили, и Артемьев папку отложил в сторону и подальше, решив, что пусть они, коллеги, эту кашу со стволом заварив, сами её до конца и расхлёбывают. А мы займёмся делом, простым и ясным, как дважды два.

Артемьев снова потянулся за тонкой папкой дела о многочисленных ножевых ранениях, но тут спохватился. Что же я делаю-то? Князев моего звонка ждёт, а я тут протоколы листаю. Ну, Шурик, выбил-таки из колеи!

Кирилл повернулся к телефону и быстро набрал пятизначный номер.

– Алло, я слушаю, – откликнулся на том конце знакомый голос с характерной хрипот-цой.

– Это Артемьев, – сказал капитан. – Доброе утро, Ефим.

– Доброе утро, Кирилл. Чем порадуешь?

– Рыбка клюнула, – произнёс Артемьев заготовленную ранее фразу.

– Без воплей?

– Без воплей. Ему это невыгодно.

– Хорошо, – человек на том конце провода помолчал. – Когда ты освободишься?

Артемьев взглянул на часы:

– Не раньше шестнадцати.

– Заглянешь на кофе?

– Загляну, какие вопросы.

– Значит, договорились?

– Договорились.

Артемьев положил трубку. Информация передана, встреча назначена, теперь можно спо-койно работать. Капитан МВД Кирилл Артемьев раскрыл папку и начал работать.

Глава пятая. Искушение

Еды было много. Даже очень много. Но ещё больше было выпивки.

Послушник удивился:

– Это всё мне?

– Да, – со спокойной улыбкой отвечал Наставник. – Это всё тебе.

– Мне столько не осилить, – послушник робко улыбнулся в ответ. – К тому же Господь учит нас воздержанности и…

– Никогда не говори за Господа! – осадил резко Наставник. – Всё, о чём говорил Гос-подь, записано в Книге. А Господь говорил совсем иное. И совсем иначе.

Послушник не решился уточнить, что именно (какой фрагмент Книги) Наставник имеет в виду. Вместо этого он подошёл к столу и робко присел на самый краешек предложенного стула. Сложил руки на коленях.

На то, что было расставлено перед послушником на столе, действительно стоило по-смотреть. Если даже и не попробовать. Огромные фарфоровые посудины, серебряные каст-рюльки, глиняные горшочки, хрустальные розетки содержали в себе яства, о существовании которых послушник даже не подозревал. Почему-то в первую очередь ему вспомнились весьма образные, если не сказать "цветастые" выражения, в которых Вальтер Скотт (читанный по-слушником в ранней молодости: тысячу, миллион лет назад) описывал подобный стол, подго-товленный к многолюдному праздничному пиршеству. Где это было конкретно, в каком тексте? В "Айвенго", кажется. Именно там послушнику встретился и запомнился пассаж о том, что яст-ва, стоящие на пиршественном столе, искусством поваров были доведены до полной неузна-ваемости – в смысле, что невозможно было определить из какого полуфабриката они приго-товлены. Вот и здесь, на этом столе, подготовленном для него и только для него, послушник видел нечто подобное. Какие-то аппетитного вида розовые ломтики – то ли рыба, то ли мясо; салаты то ли из экзотических овощей, то ли из ещё более экзотических моллюсков; густые с восхитительным запахом супы и прозрачные горячие бульоны; грибы на маленьких сковород-ках и пышная смоченная водой зелень; разноцветные соусы в необычной формы бутылочках и разноцветные напитки в причудливой формы бутылках. Впрочем, одно блюдо послушник опо-знал с полной определённостью икра чёрная, икра красная в двух хрустальных икорницах с краю от всего этого яркого, запахами сводящего с ума изобилия.

Послушник гулко сглотнул слюну – не смог удержаться. Но удержаться было бы выше человеческих сил.

– С чего начнёшь? – вкрадчиво осведомился Наставник.

– Я… не знаю… – послушник растерялся окончательно.

– Выбери что-нибудь, – Наставник был неумолим.

– Может быть… икра?

Послушник сказал это и тут же затрясся, ожидая в ответ чего угодно вплоть до громов небесных и Второго пришествия. Дело было в том, что послушник любил икру. И чёрную, и красную. В силу того, что семья его была малообеспеченной, отведывать икру ему доводилось только по очень большим праздникам, а теперь, после посвящения, он вообще полагал грехом чревоугодия любую, даже самую мимолётную, мысль о том или ином любимом им в прежние годы деликатесе. Однако ни громов небесных, ни тем более Второго пришествия за его выска-зыванием не последовало. Наставник едва слышно и по-доброму засмеялся.

– Прекрасный выбор, – сказал он. – Но икра – это закуска. Для начала тебе нужно что-нибудь выпить. Начнём с водки?

Наставник проговорил сакраментальное "Начнём с водки?" столь развязным тоном, что послушник вновь испугался: он понял, что с ним играют в некую игру, но вот только смысла этой игры он понять не мог.

– Я не пью… – сказал он неуверенно.

– Почему же? – Наставник проявил весьма живой интерес.

– Мне не нравится… пить… И это грех…

– А ты пробовал пить? – спросил Наставник. – Может быть, тебе понравится…

Наставник наклонился над столом, протянул руки к маленькому графинчику с прозрачной бесцветной жидкостью внутри, открыл его, быстро и очень ловко наполнил тут же случившуюся хрустальную рюмку.

– Попробуй.

– Я… – послушник замялся, но потом сказал с убеждённостью: – Я не буду пить. Гос-подь сам не пил. И нам не велел.

Эта убеждённость разъярила Наставника.

– Где ты видел, чтобы Он говорил такое?! – загремел Наставник, наклоняясь над съё-жившимся на стуле послушником. – Читай Книгу! Только Книгу! Никаких комментариев, ника-ких изложений для малолетних и слабоумных – только Книгу!

– Я читаю только Книгу, – испуганно зашептал послушник.

– Так, повторяй за мной слово в слово, – распорядился Наставник и, прикрыв глаза и молитвенно сложив руки, зашептал давно заученный текст: "Тогда приходят к нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? И ска-зал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небелённой ткани; ибо вновь пришитое отдерёт от старого, и дыра будет ещё хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое".

– "…и сберегается то и другое", – бормотал заведёно послушник.

– Итак, ты готов выпить?

– Да.

Послушник принял из рук Наставника рюмку и махом, зажмурившись, опрокинул её в се-бя.

Оказалось совсем не так страшно, как он по неопытности предполагал. Водка была от-личного качества, проскочила "как по намазанному". Послушник немедленно закусил зернистой чёрной икрой и ломтем тёплого мягкого хлеба. А Наставник, словно бы уподобившись заправ-скому официанту из "Плакучей ивы", придвигал новые блюда и закуски, доверительным тоном предлагая отведать говядину по-цыгански или мидий по-мароккански. И подливал, подливал, подливал.

С непривычки послушник быстро опьянел, и с какого-то момента перестал отслеживать происходящее. И впал в меланхолическое настроение. Наставник что-то ворковал, придвигая и подливая; послушник всё, что ему придвигалось и подливалось, с задумчивым печальным ви-дом поглощал. Мир накренился, и послушнику приходилось прикладывать немалое количество усилий, чтобы не дать ему обрушиться, удержать в ракурсе. Какое-то время ему это удавалось. Но потом, очередная выпитая рюмка (то ли дорогого бренди, то ли ещё более дорогостоящего коньяка) не пошла внутрь, застряла в горле; послушник сделал судорожное движение свобод-ной рукой и пальцами, пытаясь ухватить с серебряного подноса кусок хлеба, чтобы хоть как-то занюхать и удержать рвущийся спазм, но не успел. Густая рвота, словно под сильным давле-нием, хлынула из приоткрытого рта, заливая стол, стоящую ближе всего тарелку со строгани-ной и джинсы послушника. Резкий отвратный запах ударил, вызывая новые спазмы.