Читаем без скачивания Клуб Колумбов - Виталий Бианки

«Трясина, — подумал Вовк. — Не провалиться бы!»

Но едва сделал он несколько шагов, как в траве что-то прошуршало — и сразу же раздался плеск воды: какой-то бурый зверь метнулся из травы в воду. Вовк не успел его разглядеть, не понял даже, какого он роста. Шагнув ещё, юнест увидал в траве у самой воды метровую площадку, так называемый кормовой столик — с накрошенными и наполовину недоеденными стеблями водяных трав. Сразу ясно стало, что тут хозяйничал какой-то грызун и, судя по остаткам его обеда, немалого роста, — верно с сурка.

«Нет у нас таких больших водяных грызунов, — подумал Вовк. — Кто же это может быть? Не бобёр же!»

Он так задумался, что опомнился, только когда вдруг с необычайной силой дунуло из-под налетевшей тучи. Вовк почувствовал вдруг, что земля под ним заколыхалась, как плот. Поднял голову и тут только увидал, что высокие деревья на острове гнутся, как тонкие тростинки, вихрь несёт, крутя, в лицо ему песок и обломанные сучья, а конец мыска, на котором он стоит, отделился от острова, и полоса воды между ним и землёй с каждым мигом ширится и ширится.

«Смерч!» — сообразил Вовк и хотел броситься к берегу, но споткнулся об низенький кустик и упал на колени.

Вовк был парень не из трусливых, но тут ахнул. Плавать он не умел. Озеро было — по словам Ванятки — «у самого берега с покрышкой, а дальше и дна нет; одно слово — прорва!» Кусок земли с травой, на котором он ехал, странным образом не погружался в воду, только колыхался под его тяжестью, как сказочный ковёр-самолёт.

«Батюшки! — вспомнил вдруг Вовк. — Да ведь это сплавина!»

Давно уже Вовк слышал от старожилов-колхозников, что у них на озере есть такие хитросплетения из растений в виде небольших островков. Растения эти не связаны корнями с землёй, и островки свободно плавают на поверхности озера, пока ветер надолго не прибьёт их к земле, и они не успеют сплестись с ней корнями, закрепиться и стать трясиной. Очень это тогда заинтересовало всех колумбов. Рассказывали даже, что однажды парочка камышевок свила себе гнездо на мыске, а мысок вдруг оторвало и понесло по озеру.

Могучий порыв ветра — «вихорь», как тут говорят, — оторвавший сплавину от острова, затих. Взбудораженное им озеро волновалось. Сплавина всё сильнее качалась. Медленно-медленно её несло вдоль острова, всё отдаляя от берега. Вовк боялся пошевелиться, встать на ноги: непрочный пол под ним мог прорваться под его тяжестью, и тогда… От страха Вовку лезли в голову всякие несуразные мысли. «Вот, — думал он, — попал колумб на плавучую Америку! Эх, умел бы я летать, как камышевка, или плавать, как рыба… Этой же осенью начну учиться плавать в бассейне», — решил Вовк, и от этой мысли ему как будто стало легче.

Но приключения его ещё не кончились: он неожиданно увидал на воде усами расходящуюся от чьей-то плывущей головы волну. Волнишка быстро приблизилась к сплавине, — и на кормовой столик вылез мокрый… самый настоящий американский зверь! Вовк сразу узнал его: это была большая, гораздо больше нашей, американская водяная крыса — ондатра.

«Вот это так открытие! — подумал Вовк. — Встретить американского зверя в глубине России, на озере, где её никогда никто не разводил! Знают ли об этом местные старожилы?»

Радуясь своему открытию, Вовк совсем забыл, где находится. Он быстро поднялся с колен, шагнул — и тут же провалился одной ногой и поду выше колена.

— Эй, на сплавине! — раздались вдруг весёлые голоса с острица. — Вовк, куда поехал? Возьми и нас! Привет Вовку — мореплавателю! Где достал плавучую землю? Каких зверей везёшь?

Оказывается, зелёный плотик Вовка, медленно двигаясь вдоль острова, обогнул мысок и плыл теперь мимо рассевшихся на берегу удильщиков — Ванятки, Анда, Ре и Пафа. И рядом с ними стояла Ми.

Вовк мгновенно оправился от испуга. Незаметно вытащил он ногу из воды и, подбоченясь, чтобы скрыть от робинзонов, какого страха только что натерпелся, насмешливо ответил:

— Ага, завидно?! Я не простую открыл Америку, — плавучую! Да ещё с американским жителем. Видали?

При первых же криках ребят ондатра плюхнула со сплавины в воду и исчезла. Но все удильщики успели её заметить.

Лодка стояла тут же. Анд и Ре вскочили в неё, подъехали к сплавине и приняли к себе на борт Вовка. И вовремя: ноги Вовка все глубже погружались в травяной ковёр и вот-вот могли совсем порвать его.

Невольного мореплавателя благополучно доставили на берег, а его плавучую Америку опять приткнули к берегу: туча уже прошла, и с нею и бешеные порывы вихря. Озеро быстро успокоилось. Колумбы тщательно исследовали сплавину. Хороший пловец Анд даже разделся и, поднырнув, осмотрел её из-под низу. Там густо переплелись корешки трав.

Скоро опять заиграло солнце, настроение у всех поправилось, — и день на острове прошёл необычайно весело. Главному его герою — колумбу плавучей Америки — было тут же присвоено почётное звание Старого Морского Волка.

Девочки просили Лава, чтобы он сочинил стихи про отважного Морского Волка. Но поэт отказался, сказав:

— Я приключенческих стихов не пишу, и о сплавине у меня уже есть ритмованные строчки:

К берегу ветром сплавину прибило.Парочка шустрых камышевок здесьДомик затеяла свить на кусте.Птенчиков вывела.                          ВдругВихрь сплавину рванул и повлёкВ озеро! Трудно пришлосьБедным камышевкам: на берег дальний,Жизнью рискуя, у всех на видуМчатся за кормом для птенчиковЧерез широкий плёс..

Перед отъездом девочкам непременно понадобилось побывать во всех дальних уголках Земли Неведомой, в последний раз полюбоваться озером, посмотреться в тихое зеркало его вод, поклониться тёмному лесу дремучему, полям опустевшим, сбегать проститься с быстрой реченькой родной.

А какая славная получилась прощальная танцулька на горячем поле, как тут называют вытоптанную под деревом площадку, где деревенская молодежь танцует старинные танцы под гармошку колхозного деда. Он играл вальс «На сопках Маньчжурии», танец «паде катер» и танец «поди спать», как он называл падекатр и падеспань, и старинную польку — серберьяночку:

«Серберьянка, серберьянка,Серберьянка модная!Серберьянка, ешь картошку.Не ходи голодная!» —

так сами ноги и идут в пляс. Танцевать заставили всех — даже стариков, даже упрямого Бредьку-внука. Тот долго отговаривался, говорил, что ноги у него не парные: одна правая, другая левая.