Читаем без скачивания Стеклянные крылья - Энгберг Катрине

Он отнес посуду на кухню, где в стальных и черных глянцевых поверхностях отражались его редеющие волосы и потный лоб. Он рано поел и мог еще пару часов поработать. Или сначала в ванную?

Он прошел в гардеробную, где уже лежал раскрытый чемодан, ожидая, когда его соберут к поездке в Амстердам. Разделся и бросил одежду в корзины для грязного белья – темное отдельно, светлое отдельно, – после чего ступил на подогреваемую плитку ванной комнаты. По телу лилась теплая вода, пенилось мыло. Петер подставил лицо струям и заставил себя расслабиться.

Глава 4

Осенью Копенгаген особенный. Отсутствие света, нехватка воздуха. Город отказывается обращать внимание на погоду, как будто ему слишком больно смириться с тем, что лето прошло. Порой низкое давление и безнадега уступали место погожему дню – чистому небу и расцвеченным кронам деревьев. Но не сегодня.

Йеппе смотрел на темные деревья Цитадели и поднял воротник, прячась от дождя. Обход домов вокруг Гаммельторв ничего не дал, а неработающая камера на Тегльгордстреде лишила их возможности отследить, откуда приехал преступник. Однако криминалисты были вполне уверены в том, что грузовой велосипед наверняка новый, возможно, брендов Winther, Bullitt или Acrobat. Это не разглядеть на видеозаписях – нечетких из-за дождя, – а пока его коллеги изучали продажи этих брендов за последние три года. Вполне возможно, велосипед старый, Йеппе особо ни на что не надеялся. Предполагаемое место преступления он поместил в радиусе нескольких километров от того места, где нашли труп. На грузовом велосипеде далеко не ездят. Особенно с трупом.

В кармане завибрировал телефон – ровно в тот момент, когда Йеппе зашагал по Бредгаде. Он бросил взгляд на экран, спрятался под маркизой отеля и, удивленный, снял трубку.

– Вернер, что за дела? Я думал, ты в подгузниках погрязла. Разве не так обычно бывает, когда рождается младенец?

Она сухо хохотнула.

– Спроси кого-нибудь еще. Я просто так устала, что не отличаю ведро для подгузников от Свенна. – В трубке послышалось чавканье и ворчание. – Она как раз ест. Я же ведь теперь как молокозавод.

– Очень мило.

– Ну да. Ты занят?

Йеппе посмотрел на часы. Восемь пятнадцать. Музей давно закрылся, но подруга дочери Клаусена, Моника Кирксков, работает допоздна и обещала, что дождется его. Ей всё равно надо доделать выставку.

– Есть такое. Что-то случилось? – На другом конце стало тихо. – Эй, Анетта, у тебя все нормально?

– Да-да. – Она откашлялась. – Просто мне скучно.

– А, вот как, ну можно ведь телевизор включить или кроссворды поразгадывать?

– Труп в фонтане. – Она оживилась. – Расскажи про него!

Йеппе колебался.

– Смеешься, что ли? Ты в декрете! Хочешь быть в курсе событий – читай газеты. Займись… дочерью. Скоро вы ей имя придумаете?

– Да-да, мы хотим сначала узнать ее получше. – Анетта охнула. – Она кусается. Ну расскажи! Кто та женщина в фонтане? От чего она умерла?

– Зачем тебе это знать?

– Ну же! – Она заговорила серьезно. – Ну давай, Йеппе!

– Анетта Вернер, я никогда не научусь тебя понимать.

Йеппе зашагал по тротуару, прикрывая телефон от дождя другой рукой.

– Жертву звали Беттина Хольте, она была соцработником. Преступник надрезал ее артерии в нескольких местах по всему телу, после чего она истекла кровью.

– Садист! Подозреваемые есть?

Йеппе посмотрел на номер дома.

– Нет, пока у нас на примете никого. А теперь я пойду побеседую со взрослыми, а ты корми ребенка!

– Беттина Хольте, говоришь?

– Передашь привет Свенну? Позже поговорим!

Йеппе положил трубку и зашагал быстрее. По диагонали от золотых куполов церкви Святого Александра Невского за автобусной остановкой виднелся неприметный фасад песочного цвета – за ним и скрывается Медицинский музей. Неоклассические колонны у входа – единственная выдающаяся деталь простого, чуть ли не застенчивого фасада. Йеппе поднялся по шести ступенькам до двери, нашел звонок, и его сразу же впустили.

Внутри, в прохладных мраморных стенах, было зябко и пусто. Выкрашенные в белый цвет ступени по обеим сторонам помещения уходили наверх, в темноту; широкая лестница посередине вела в холл. Йеппе, посомневавшись, пошел по ним. В гнетущей тишине, непоколебимой, словно стены и колонны, его шаги звучали тихо. Оказавшись в холле, он проверил телефон. Опять мама звонила. Два раза. Свет от экрана телефона блеснул в стеклянной витрине. Он подошел поближе и посветил внутрь. Желтоватая кожа, рот покойника, вытянутые пальцы и пустые глазницы.

Йеппе ахнул и отступил. Что он только что увидел?

Он осторожно осветил помещение. Его окружали витрины с мертвыми человеческими зародышами. Тела мутировавших младенцев с двумя головами и вспоротыми животами плавали в формалине, прижимая головы к стеклу, словно пытались до него добраться.

– Русалочку видели?

Йеппе вздрогнул. Голос раздался из темноты за витринами. Он посветил туда и при свете, отражающемся от гладкого мрамора, увидел, что к нему приближается чья-то фигура.

– Моя любимая. Жемчужина нашей тератологической коллекции.

Фигура встала рядом с Йеппе, взяла его за руку и направила телефон так, что свет попал на небольшую витрину в углу. За стеклом лежал зародыш младенца, чье тело суживалось, а не оканчивалось ногами.

– Тератология – наука об аномалиях. Музейная коллекция эмбрионов и младенцев с уродствами – одна из лучших в мире.

Голос мягкий, пальцы, державшие руку Йеппе, – тоже.

– Можно свет включить?

Йепппе отнял руку. По ее голосу он понял, что она отошла, а потом холл залил яркий свет.

– Все нормально, большинство людей эти дети пугают.

Женщина вернулась к нему. На ней была белая рубашка, а распущенные темно-каштановые волосы, казалось, сияют сами по себе; ноги длинные, между передними зубами – щель. Йеппе сразу подумал, что она из тех редко встречающихся людей, чья красота почти избыточна.

– Вы, наверно, Йеппе Кернер? Извините, что подшутила над вами. Ученые редко выходят в свет, и у нас так мало удовольствий.

Йеппе ответил на улыбку Моники Кирксков и ненадолго задумался о том, как несправедливо устроен мир: из-за внешности ее поступок, как по мановению волшебной палочки, стал казаться очаровательным, хотя всего секунду назад, в темноте, он вызывал тревогу.

– Спасибо, что согласились сразу со мной встретиться. Клаусен говорит, вы ведущий эксперт по медицинским инструментам.

– Клаусен очень добр. Пойдемте в аудиторию наверху.

Она пошла первой по маленькой лестнице, затем Йеппе шел за ней по узкому коридорчику до помещения с высокими потолками.

– Здание построено в 1785 году, и раньше здесь размещалась Королевская академия хирургии. В аудиториях проводили вскрытия.

Йеппе огляделся. Деревянные скамейки, выставленные полукругом вокруг кафедры, тянулись до самого верха. Из центра сводчатого потолка с кессонами свисал светильник с яркими лампочками.

Он сел на краешек кафедры.

– На театр похоже.

– Точно, – одобрительно кивнула Моника Кирксков. – Пару столетий назад вскрытия были маленькими пьесами. Потолок сделан по образцу римского Пантеона.

Она села рядом с ним – пахло от нее сиренью и смятой постелью.

– Вы здесь работаете?

Он мгновенно пожалел, что задал излишний и глупый вопрос.

– Я преподаю историю науки и философию истории. То есть я преподаю, занимаюсь исследованиями и курирую выставки в музее.

– И можете просветить меня насчет орудия убийства?

Йеппе откинулся назад, чтобы достать телефон из кармана.

– Все зависит от того, что вам известно заранее. – На ее лице появилась озорная улыбка. – Но да, моя специализация – старинные медицинские инструменты.

Йеппе нашел на телефоне фотографию.

– Это запястье жертвы, порезы оставило орудие убийства. Зрелище так себе…

– Я не испугаюсь.

Она наклонилась вперед и стала рассматривать фотографию руки Беттины Хольте. Затем встала и вышла из аудитории. Йеппе было слышно, как она открывает ящики в соседнем помещении. Через минуту она вернулась с каким-то предметом. Она держала его на раскрытой ладони, словно драгоценность.