Читаем без скачивания Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник) - Александр Прозоров

Под басовое пение тетивы стрелы одна за другой ушли в сторону озера. Зверев перевел дух, неторопливо спрятал лакированный лук в чехол, накрыл крышкой.

– Готово.

– Че, и глянуть не хочешь? – прищурился Пахом.

– Глянуть? – снисходительно хмыкнул Андрей, но не выдержал: – Пошли!

Быстрым шагом он первым достиг пенька и довольно рассмеялся: из деревяшки торчало не меньше полутора десятков стрел.

– А, видал? – довольно пнул он Белого локтем под бок.

– Ловок ты, барчук, в силу вернулся, – признал дядька. – Ан все едино, из пяти стрел токмо две в ворога положишь. А иной татарин из десяти девять попадает. А ну, с таким Господь встретиться доведет?

– Коли доведет, и двух из пяти тому хватит, – пообещал Зверев. – Пойдем домой, Пахом. У меня всю спину уже ломит.

– Ниче, барчук. Парком да веничком еловым всю боль прогоним. Не впервой.

Андрей подумал, что дядька шутит, но он жестоко ошибался. Когда они, вернувшись и оставив оружие и верхнюю одежду, отправились в баню, Пахом заварил в кипятке пучок зеленых еловых лап, отчего парилка наполнилась едким смолистым запахом. Пару раз поддав квасного пару, дядька уложил паренька на живот и пошел играть по спине колючими ветвями. Звереву показалось, что его гладят раскаленным докрасна утюгом. Он даже попытался выскочить – но Белый с неожиданной силой удержал его.

– Русскому на радость, бесам на испуг, – продолжал охаживать его веником Пахом. – Нет тебе, лихоманка, тут места, нет тебе тут отдыха. Коли в огне не сгоришь, то в воде потонешь, коли в воде не потонешь – в пару задохнешься, а в пару не задохнешься – в ели обдерешься. Не бывать тебе в теле человеческом, не пить жизни христианской. Во имя Отца, и Сына и Святого Духа. Аминь!

– Ой, мама… – Когда боль из спины ушла, Андрей обнаружил, что двигаться не может. Совершенно. У него не оставалось сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. Хотя, надо признать, Белый не обманул. После елового веника мышцы на спине и в руках болеть перестали. Испугались, наверное.

– А теперича щелоком сполоснемся. Видано ли дело, полную седмицу без бани! Тут без мочалки не обойтись…

Андрей почувствовал, как на него что-то вылили, прошлись мочалкой, но отозваться смог, только когда его перевернули на спину:

– Я сам, Пахом.

– Да лежи уж, дитятко. Ты после горячки, такому в слабости стыда нет.

Где-то через полчаса, дважды ополоснувшись и облачившись в чистые рубахи, они выбрались на лавку на улицу, хлебнули оставленного на скамье холодного шипучего кваса.

– Ну, чего скажешь, Андрей, Васильев сын? – откинулся на бревенчатую стену дядька.

– Скажу, что, если это сон, то я папа Римский.

Пахом довольно захохотал, отхлебнул еще квасу, налил полный корец, протянул пареньку:

– Пей. Бо пота много вышло, надобно попить чего заместо, дабы сушняка не случилось. Хорошо. Силы старые ушли, ныне свежие появятся.

– Скоро?

– Скоро, барчук, скоро. Как матушке Ольге Юрьевне ждать нас к трапезе закатной надоест, враз и появятся.

– Белый!!! – послышался со стороны дома женский крик. – Белый, ты где?! Боярыня кличет!

– Вот и оно, барчук. Хошь не хошь, а идти надобно. Вечерять пора.

В этот раз в трапезной за столом собралось семь человек. Кресло по-прежнему пустовало, справа от него сидела здешняя хозяйка, внешне и вправду сильно похожая на маму Андрея – ничего удивительного, что он обознался, когда пришел в себя. Женщина постоянно смотрела на Зверева как-то по-собачьи, с мольбой и радостью, словно была чем-то перед ним виновата. Самого паренька посадили слева от кресла. Дальше, за углом стола, сидел Пахом и еще трое мужчин, похожих друг на друга окладистыми бородами и солидным возрастом. За хозяйкой, тоже за поворотом стола, неторопливо кушала сухонькая женщина лет пятидесяти. С коричневым лицом, остроносая, с мелкими седыми кудряшками, она походила на крысу, которой на голову натянули кусок овечьей шкуры. Андрей так решил, что за хозяйский стол были допущены самые доверенные и заслуженные из слуг – но он вполне мог и ошибаться. Может, это родственники?

– Ты кушай, сыночек, кушай. Тебе силы восстанавливать надобно. Вот, карасиков в сметане возьми, поутру из Крестцов выловили. Балык бери. Кашки, кашки не забудь. Сыру передать?

– Нет, спасибо… – Андрей поколебался и добавил: – Матушка…

– Да ты кушай, кушай! Чего же ты не ешь совсем?

– Ой, матушка, ем, сколько влезает. А больше, не обессудь, не могу.

Пахом Белый на своем месте тихонько хмыкнул, его сосед опустил голову ниже. Крысиная старушка, наоборот, вскинулась, но промолчала. Хозяйка же лишь улыбнулась:

– Ну, кушай, Андрюшенька, сколько сможешь…

На самом деле Зверев успел одолеть уже большущую миску запеченных в сметанном соусе рыбешек – штук пять, и каждая с ладонь, – белесое заливное из какой-то белой рыбы, обильно украшенное луком и морковкой, сладкую кашицу из тыквы и пряную, с шафраном, щучью спинку. В нормальной жизни этого хватило бы ему на неделю.

– Спасибо, очень вкусно. Но больше не могу.

– Благодарствую за угощение, матушка Ольга Юрьевна… – Пахом поднялся, широко перекрестился и склонился в поклоне.

– Благодарствую, – повторил его жест сидевший рядом рыжебородый мужик.

– Спасибо, – еще раз повторил Андрей, поднялся, перекрестился, склонился в поклоне и выбрался из-за стола.

– Устал, кровинушка моя? – Хозяйка жестом подозвала его к себе, наклонила, поцеловала в лоб. – Ну, иди, сыночек, отдыхай…

Дорогу в свою комнату Зверев уже помнил, а потому легко нашел, несмотря на сумерки, наполнившие дом. В животе было тяжело и сладко, голова чуть кружилась, глаза слипались – словно после бутылки пива. Андрей разделся догола, аккуратно сложил одежду на сундук, забрался под одеяло, глубоко утонув в нежной перине, и провалился в сон, едва коснулся головой подушки.

Почти сразу неподалеку зазвучал колокол – надрывно, упрямо, звонко.

«Телевизор, что ли, соседи включили? – сквозь дрему подумалось ему. – Зачем же в такую рань? Сегодня вроде воскресенье, в школу не нужно».

А еще он вспомнил невероятный сон, что причудился ночью. Что он – барчук в богатой усадьбе, что ловко стреляет из лука и умеет правильно драться на ножах.

Андрею даже было жалко открывать глаза и возвращаться в этот скучный однообразный мир, где нужно зубрить матанализ и органическую химию, где на завтрак кормят сосисками и макаронами с кетчупом, а потолки всегда белые, словно саван.

Но вставать, хочешь не хочешь, все равно нужно. В кровати ведь всю жизнь не проведешь.

Он откинул одеяло, сел в постели и открыл глаза. Закрыл и снова открыл, не зная – радоваться увиденному или огорчаться?

– В общем, в школу я сегодня не ходок, – сделал он верный вывод, дотянулся до сундука и через голову влез в рубаху. Опоясался, раз уж дядька так учил, натянул порты, шаровары. Встряхнул портянки, вспоминая, как их нужно наматывать.

Тут дверь приоткрылась. В комнату заглянула Варвара, коротко поклонилась:

– Доброе утро, Андрей Васильевич, – и принялась расправлять одеяло.

– Ты чего? – от неожиданности не сразу нашелся Зверев.

– В светелке приберу, Андрей Васильевич, – оглянулась через плечо девушка.

В простеньком белом сарафане – только волосы прикрыты блестящим бисерником, – она без тени смущения крутилась у него в спальне, старательно застилая постель. В отличие от Вики, ухо у нее проколото не было, и никаких сережек в нем не блестело. Но в остальном… Просто невероятно!

– Варя…

– Что, Андрей Васильевич? – с готовностью оглянулась она.

– Я хотел сказать… Ты красивая, Варя. Ты очень красивая.

Зардевшись, девушка пригнула голову и продолжила свое занятие.

И что дальше? Будь он в своем мире, мог бы предложить ей сходить в кафе или в кино, на дискотеку, съездить за город. А что здесь? Что можно предложить девчонке в этом мире, чтобы как-то завязать отношения? Не в церковь же ее звать или на Сешковскую гору за приключениями?

Тут в светелку заглянул Пахом и довольно пригладил бороду, увидев почти одетого Андрея:

– От, чудеса какие баня за един раз с немощными людьми творит! Ты ферязь не надевай, барчук. Я сейчас поддоспешник принесу. Разомнешься после ночи.

Поддоспешником оказалась плотная и короткая, до пояса, куртка из войлока в палец толщиной, с застежками-крючками на левом боку. В этом облегающем тело валенке Андрею сразу стало жарко – но если бы Белый ограничился только им! Застегнув пареньку крючки, он открыл сундук под иконой и с усилием вынул черную шелестящую кольчугу:

– Поднимай руки, барчук, помогу облачиться…

Гибкая железная броня весила килограммов двадцать и сразу навалилась на плечи, прижимая Зверева к земле. Однако дядька этого, кажется, вовсе не заметил, указал только на висящую на стене саблю: