Читаем без скачивания Обретая любовь - Элоиза Джеймс

– У нас она только одна, и сегодня с нею играет Колин.

– Сэр Гриффин, – вмешалась в разговор Фиби. – Позвольте представить вам наших нянь.

В голосе Фиби звучало некоторое отчаяние, что, как видно, отражало ее внутреннее состояние. Вообще Гриффин не припоминал, чтобы его бывшая гувернантка преподавала ему правила представления внебрачных детей вернувшемуся после долгой отлучки супругу.

Гриффин поднялся на ноги и шепотом чертыхнулся, когда его трость выскользнула из руки и он едва не утратил равновесие.

– Миссис Макджилликадди была когда-то моей няней, – проинформировала Фиби, глядя на мужа, сузив глаза.

Похоже, она все же расслышала его ругательство. Ну теперь-то он, по крайней мере, знал, у кого Аластер перенял этот критический взор.

Шевелюра представленной няни раньше была, вероятно, рыжей, но теперь стала блекло-розовой. Еще у нее имелась огромная грудь и столь же внушительная корма – на неискушенный взгляд Гриффина, именно так и должны выглядеть няни. Хотя его собственная няня отличалась долговязостью и, кроме того, обладала довольно скверным характером. У этой же миссис Макджилликадди натура, судя по всему, была вполне сносной.

– А это Лидди, наша вторая няня, – продолжила Фиби и указала на девушку, выполняющую не слишком умелый реверанс.

– Ну что ж, мой господин, – промолвила старшая няня таким тоном, что сразу становилось ясно: в этом доме она хоть и не хозяйка, но в то же время и не простая прислуга. – Можем ли мы воспринимать ваше появление как свидетельство того, что вы покончили с криминальным образом жизни?

– Нянюшка! – обеспокоенно воскликнула Фиби.

Однако Гриффин и не думал обижаться. Ему понравилась эта старушка. Столь вызывающий вопрос она задала, конечно же, не из дерзости.

Ответил Гриффин в соответствующем духе:

– Я получил прощение от Короны и теперь намерен вести безупречный образ жизни в лоне семьи под боком у законной супруги.

На эти слова Нянюшка лишь хмыкнула с наполеоновским выражением лица. Гриффину приходилось встречаться с Бонапартом, и особенно запомнилась ему манера корсиканца скалиться во время разговора. Как видно, Нянюшка полагала, что даже бывший пират не годится для жизни в благопристойной Англии, и Наполеон, возможно, был бы с ней солидарен.

– Ну что ж, теперь, когда все познакомились, – явно волнуясь, проговорила Фиби, – почему бы нам не попить чаю?

– Мы уже пили чай, – напомнил Колин. – И ты, мама, тоже пила.

Гриффин взглянул на жену. Он испытывал странное ощущение, видя, что она по-прежнему хороша – все равно, что найти выброшенную тарелку и обнаружить, что та из чистого серебра. Щеки Фиби были розовыми то ли от смущения, то ли от гнева, и Гриффин еще никогда не видел такой изумительной кожи, как у нее.

Он всегда преуменьшал роль ее красоты в своем фиаско во время их первой брачной ночи, обвиняя во всем свою нервозность и юношескую неопытность. Но, черт возьми… она была просто бесподобна! Очаровательнее любой другой женщины из тех, которых он встречал за время своих странствий.

– Однако его светлость чай еще не пил, – возразила Фиби с нотками отчаяния в голосе.

Гриффин решил прийти жене на выручку.

– Миссис Макджилликадди, – промолвил он, – вы не могли бы отвести этих начинающих пиратов в детскую? После четырнадцатилетней разлуки нам с женой нужно о многом поговорить.

Нянюшка одарила его суровым взглядом, давая понять, что ему лучше не огорчать хозяйку, и повела детей в дом, сопровождаемая второй, более юной няней.

– А я схожу на кухню и позабочусь о чае, – сказал Акула, явно не желающий присутствовать при супружеской беседе.

– Почему у вас нет прислуги? – спросил Гриффин, когда они остались одни. – Ни дворецкого, ни лакеев. Нас не встретила даже экономка.

– Вероятно, она была занята. У меня есть несколько работников, но в течение дня они находятся либо в поле, либо в саду. А дворецкого мы не держим, потому что у нас совсем другой тип дома.

– Другой тип дома? – переспросил Гриффин, приподняв бровь.

– В смысле – не аристократический, – пояснила Фиби. – Я не использую свой титул, и у меня нет стремления создавать здесь атмосферу дворянского гнезда.

– Но разве наличие слуг не облегчает жизнь? – возразил он.

– Зачем нужен дворецкий, который будет просто стоять в вестибюле и открывать двери редким гостям? Или лакей, чья функция состоит лишь в том, чтобы полировать серебро?

Гриффин пожал плечами. Он, в общем-то, придерживался того же мнения. На его корабле тоже не было лишних людей и каждый член экипажа выполнял по нескольку функций. Это его отец и ему подобные предпочитают, чтобы слуги маячили по всему дому, демонстрируя значимость хозяев.

Фиби, вероятно, также вспомнила о свекре.

– Твоему отцу, наверное, не терпится тебя увидеть. Он, несомненно, тоже прочитал заметку о тебе. Должно быть, ждет не дождется твоего визита.

– Вряд ли у меня получится роль блудного сына. Хотя бы потому, что я не испытываю никакого раскаяния.

– Судя по тону, пиратская тема кажется тебе забавной. Я не слишком хорошо знаю твоего отца, но уверена, что ему твоя деятельность столь забавной не кажется.

Гриффин снова пожал плечами.

– У нас никогда не было общих интересов. К тому же в море перед лицом смерти быстро понимаешь, что титулы и претенциозность не стоят и ломаного гроша.

– С этим я согласна. А как насчет состояния, нажитого грабежом?

– Любое состояние так или иначе нажито грабежом.

Фиби не была похожа на дерганую особу, но Гриффин определенно заставлял ее нервничать. Она то и дело сжимала и разжимала кулаки.

– Нам нужно поговорить, – сказала она наконец.

– Мы и так уже говорим, – возразил он.

Досада, а может, даже и гнев, в глазах Фиби делала ее все больше похожей не на чопорную даму, а на женщину из плоти и крови.

– Но в действительности, – продолжил Гриффин, – от разговора нам следует перейти к более конкретным делам.

Фиби сдвинула брови.

– Мы обвенчаны, – подсказал он.

– Мне об этом известно.

– Однако наши брачные отношения так и не были осуществлены.

– Я понимаю, к чему ты клонишь… – Ее глаза расширились. – И мой ответ – нет!

Господи… Находиться в компании женщины, не имеющей реального представления о его ужасной репутации, давало ощущение какой-то необычной свободы.

– Нельзя осуждать человека за грехи молодости, – в благочестивой манере произнес Гриффин.

– Дело вовсе не в этом.

– Так, может, твой отказ связан с памятью об отце этих детей?

– Нет!

Он испытал немалое облегчение. Ведь было бы чертовски неприятно, вернувшись домой после четырнадцатилетней отлучки, обнаружить, что твоя жена тоскует по почившему любовнику.