Читаем без скачивания Ребята не подведут! - Ласло Харш

Таким образом, Пушок был полностью оправдан и помилован. Однако сам Пушок никак не реагировал на эту радостную весть и даже не высовывался из-под подушки до тех пор, пока Розмайер не распрощался и не ушел. Только тогда он со- скочил на пол и набросился на кости, но Габи готов был поклясться, что, грызя их, Пушок все время косился на дверь.

После этой приятной неожиданности Габи навестил доктора Шербана и спросил еще раз, как называются те самые кровяные… шарики, что ли? Господин Шербан поинтересовался, зачем это ему понадобилось знать, и Габи ответил, что человек должен знать все, в том числе и то, как называются эти кровяные… Тут, конечно, Габи схитрил и не сказал доктору, что собирается создать боевую группу, для которой нужно подыскать подходящее название.

А такую группу создать было просто необходимо и как можно быстрее, ибо им, ребятам, доверили весь дом. Не двор, не балкон, не чердак, не бомбоубежище, а весь дом! Причем доверил им дядя Чобан.

Произошло это так. Дядя Чобан ушел. Правда, сначала ушел дядя Комлош, забросив за спину вещевой мешок. Дуци, стоя у ворот, долго махала ему рукой. Потом ушел квартирант Чобанов, размахивая крашеным солдатским сундучком. Вслед за ним ушли дядя Пинтер с первого этажа и сын дяди Варьяша. Правда, жил он не у них в доме и только пришел попрощаться с родителями… Словом, не проходило дня, чтобы кто-нибудь не плакал то на первом, то на втором этаже… Весь дом как-то неожиданно притих. Только у Розмайеров целый день гремело радио, разнося по двору трескучие военные марши. Должно быть, господин Розмайер нарочно похвалялся перед соседями радиоприемником, который он купил у Чобанов в тот самый день, когда дядя Андраш Чобан узнал, что и ему надо уйти из дома, прихватив с собой солдатский, выкрашенный желтой краской, сундучок.

Тетя Чобан утирала слезы, глаза у нее были красные-красные. Дядя Чобан стоял перед ней с солдатским сундучком в руке и говорил, что беспокоиться за него нечего: он, мол, все равно бросит солдатскую службу, так как не собирается умирать за то, чтобы пузан Розмайер набивал себе мошну и весь день слушал радиоприемник.

— И что с нами будет? — всхлипывая, запричитала тетя Чобан. — Что будет? Кто теперь присмотрит за домом?

Андраш Чобан беспомощно развел руками, окинул взглядом дом и уставился на Габи, на братьев Шефчиков, на Денеша, стоявших во дворе и молча глядевших на эту грустную сцену. В уголках губ дяди Чобана появилось некое подобие невеселой улыбки.

— Кто присмотрит? — с горечью переспросил он и, ткнув пальцем в ребят, сказал: — Да вот… они, ребята.

И, тяжело вздохнув, он отвернулся и торопливо зашагал прочь.

Разумеется, дядя Чобан сказал это просто так, с досады, но Габи воспринял его слова всерьез и решил тут же создать боевую группу — ведь им доверили, поручили присматривать за домом!

В тот же день, под вечер, он созвал всех своих друзей, даже и не подозревавших о том, что сегодня родится на свет новая боевая группа, верный помощник движения Сопротивления.

Собрались они на своем излюбленном месте, под лестницей на первом этаже, где в свое время спрятал Габи Пушка от немца в черной форме. Пришли Шефчики, двойняшки, Денеш, Дюрика, Дуци и даже Шмыгало с Милкой, хотя поначалу Габи колебался, стоит ли их звать: ведь жили они вместе с бабушкой не в их доме, а в маленькой хибаре за углом. В конце концов он все же решил, что Шмыгало и Милку вполне можно принять в группу, во-первых, потому, что они тоже дети, а во-вторых, чем больше будет группа, тем лучше. Эде, по счастью, дома не оказалось, да его и вряд ли бы позвали.

Габи стал председателем группы. Петера Шефчика выбрали секретарем, с тем условием, что, когда он по возрасту выйдет из секретарей, его место займет Янчи. Договорились о тайном знаке: согнутый указательный палец, что означало: «Пусть меня согнет вот так же, если я нарушу тайну». Петер-секретарь поинтересовался, какую тайну они должны хранить как зеницу ока.

— Тайну о том, что мы создали боевую группу, — разъяснил Габи. — Разве это не важная тайна?

Петер признал тайну крайне важной, и Габи уже собрался было предложить сыграть в футбол, как два невольных участника тайного совещания сцепились друг с другом.

Один из этих участников, Мурза, выгнула дугой спину, взъерошилась, воинственно ощетинилась и злобно зашипела. Второй же — Пушок — оскалился и грозно зарычал.

Габи тут же ударил Мурзу по морде, ткнул кулаком в бок Пушка и обратился к ним с длинной речью, в которой пытался внушить им, что сейчас не время ссориться.

Конечно, Мурза и Пушок вряд ли что-либо усвоили из его вдохновенной речи, а поэтому Габи сгреб правой рукой кошку, левой собаку, стукнул их лбами и потер мордами, как бы наглядно показывая, что такое настоящая дружба. Поначалу Мурза все еще продолжала шипеть, Пушок рычать, но вскоре все уладилось как нельзя лучше: вздыбившаяся на Мурзе шерсть улеглась, и она мирно замурлыкала; Пушок же приветливо завилял хвостом и тоненько тявкнул в знак примирения. Только после этого можно было пойти поиграть в футбол.

Вскоре выяснилось, что объединились они как раз вовремя.

В последующие дни они охотно здоровались друг с другом по нескольку раз в день, незаметно сгибая при этом указательный палец. Кроме того, весь дом не переставал удивляться внезапной дружбе Пушка и Мурзы. Разумеется, никто и не догадывался об истинной причине такой дружбы, поскольку ребята держали язык за зубами. Да и не до разговоров им было, ибо они хорошо понимали всю тяжесть ответственности, навалившейся на их хрупкие детские плечи: ведь присматривать за целым домом не так-то просто. Особенно если учесть, что делать это надо осторожно и незаметно.

Кстати говоря, толчком, побудившим группу к активным действиям, послужило неожиданное исчезновение одного из членов группы, а именно Дюрики.

Около полудня тетя Резик, мама Дюрики, вдруг обнаружила, что Дюрика куда-то запропастился. Она побежала к тете Чобан узнать, не торчит ли он у нее. Убедившись, что его там нет, тетя Резик вместе с тетей Чобан вышла на балкон, окликнула родителей Денеша и спросила, нет ли у них Дюрики. Нет, Дюрики у них тоже не было. Услышав громкие, взволнованные крики, во двор вышел дядя Варьяш и заявил, что он хорошенько проучит этого шалуна, который только и знает, что безобразничать да лазить по перекладине. Небось он и сейчас там. Но Дюрики у перекладины не нашли. Тогда мама Габи торопливо поднялась на балкон и рассказала соседям, что еще в первый день прихода немцев мчавшийся по улице немецкий танк задавил какого-то ребенка. Тогда тетя Варьяш недолго думая принялась уверять, будто немецкий танк задавил именно Дюрику и бедняжку увезли в больницу. Как потом выяснилось, Дюрики и в больнице не оказалось.

В этот момент ответственный секретарь группы решил, что пора и им вмешаться. Он побежал на первый этаж к председателю и, согнув указательный палец, доложил ему:

— Бесследно исчез Дердь Резик!

— Немедленно разыскать! — распорядился председатель.

Через две минуты вся группа была уже под лестницей и обсуждала план действий.

Шефчик-средний предложил дать Пушку обнюхать одежду Дюрики, а потом пустить его по следу. Но вся беда была в том, что, во-первых, Пушка еще не научили идти по следу, а во-вторых, вся одежда Дюрики была на нем. Тогда Денеш предложил сообщить о случившемся в полицию. Но это предложение отвергли, ибо если полиция примется за поиски, то для чего же тогда существует их группа? К тому же в доме не очень-то жаловали полицию. Ведь немало натерпелся от нее, например, дядя Шефчик во время забастовки на листопрокатном заводе или дядя Колба, когда его избрали на заводе уполномоченным профсоюза… Обо всем этом ребята хорошо знали и поэтому решили начать поиски на свой страх и риск. Габи очень хотелось достать какую-нибудь маскировочную одежду, но времени было в обрез, и, огорченно вздохнув, он объяснил каждому «разведчику» его задачу.

Ица и Мица обследовали квартиры первого этажа. Ица, черноволосая худенькая девочка, останавливалась в дверях и строго спрашивала:

— Дюри здесь нет?

Мица же, приветливая и пухленькая, заходила прямо в комнату и, улыбаясь, заглядывала под кровать.

Но Дюри как сквозь землю провалился.

Братья Шефчики разделились: пронзительно засвистев, Петер побежал по балкону направо, Янчи и Шани — налево. На самой середине балкона они встретились, но Дюри так и не нашли. Тогда они забрались на чердак и обнаружили там уйму интереснейших вещей. Прежде всего они с удивлением стали разглядывать свои собственные следы, отчетливо проступившие на толстом слое пыли. Затем наткнулись на старую железную печку и, осмотрев ее со всех сторон, решили печь зимой на ней картошку. Поодаль нашли какую-то картину, лежавшую лицевой стороной вниз. Недолго думая они перевернули ее и, смахнув пыль, радостно воззрились на нее. Наконец, удовлетворенные, они уселись на широкую балку под чердачным окном и принялись болтать ногами.