Читаем без скачивания Последняя роль - Фридрих Незнанский

— Вас это не удивило?

Актер повернулся и посмотрел на Турецкого.

— Меня? А почему это должно было меня удивить?

— Ну, не знаю, — пожал плечами Александр Борисович. — Гуляла с политиками и толстосумами, а тут снизошла до простого слесаря.

Бычихин улыбнулся.

— А я свечку над их постелью не держал, — иронично сообщил он. — И почему она его выбрала, не знаю. Может, у него мужское достоинство размером с баклажан? А может, мозги, как у Эйнштейна? А может, это судьба. Помните, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите»? «Любовь выскочила перед нами внезапно, как убийца с ножом в руке». Может быть, Данилов — ее Мастер, а она — его Маргарита.

При этих словах лицо артиста приобрело какое-то странное выражение. Впрочем, выражение это было мимолетным, и Александр Борисович не взял его в расчет.

— Да уж, Динила-мастер, — усмехнулся Турецкий, погруженный в свои мысли.

Бычихин внимательно на него посмотрел и вдруг рассмеялся.

— Вы знаете, Александр Борисович, женское сердце вообще загадка! Они и сами себя не знают, куда уж нам? «Нам только в битвах выпадает жребий. А им дано, гадая, умереть!»

— Мандельштам?

Актер улыбнулся.

— Пастернак. Так что, Александр Борисович, если вы рассчитывали найти в моем лице помощника, то вынужден вас разочаровать. Я мало общался с Катей вне сцены и совершенно не представляю, куда она исчезла.

— Ясно. А кто может быть в курсе? С кем она дружила?

— Катя-то? Да ни с кем. Она была, что называется, alone wolf. Одинокая волчица. Так что, сплошной феерией ее жизнь не назовешь.

Турецкий затянулся сигаретой и спросил:

— У нее был настолько тяжелый характер?

— Не то чтобы тяжелый. Я бы сказал, неуживчивый. С ней можно было быть приятелем, но другом… — Актер грустно улыбнулся и медленно покачал головой.

— А в чем выражалась ее неуживчивость? — спросил Турецкий. — Она с кем-то ссорилась? Ругалась? Может, выясняла с кем-то отношения?

— Нет-нет, ничего подобного, — заверил Турецкого актер. — Она всегда была корректна и сдержана. Когда шутили, улыбалась, когда жаловались на жизнь, кивала. Но мыслями она в это время всегда была далеко. Вы читали Герберта Уэллса?

— Кое-что.

— У него есть один забавный рассказ. Там человек просыпается утром и обнаруживает, что видит перед собой берег моря и пальму. Он пытается дотронуться рукой до пальмы, но рука проваливается и натыкается на какую-то вазу, хотя никакой вазы не было видно. Смысл в том, что мужчина по-прежнему был в своей городской квартире, но взгляд его каким-то образом переместился за тысячу миль, на берег моря.

— Действительно, забавно, — сказал Турецкий.

Актер улыбнулся.

— С Катей та же история. Она слушает вас, смотрит на вас, но взгляд ее блуждает далеко отсюда. Она смотрит на вас, а видит перед собой полосу морского прибоя и заходящее солнце. И так всегда. Как видите, дружить с такой девушкой очень нелегко.

— Действительно, — согласился Александр Борисович, пуская дым. — А сколько лет она уже в театре?

— О, много! Мы пришли с ней почти одновременно. Постойте… когда же это было? — Бычихин задумался. — Лет пять… Нет, шесть назад! Катя тогда только-только закончила театральное училище и пришла работать в театр.

— Где она училась? — спросил Турецкий.

— В Ленинграде… То есть, в Петербурге. В ЛГИТМИКе. Слышали про такой?

— Слышал.

Актер протер лицо влажной салфеткой и сказал:

— Вот, в общем-то, и всё, что я о ней знаю.

Переговорив с Фальстафом, Александр Борисович встретился поочередно с принцем Гарри, Готспером, Нортумберлендом, леди Мортимер и трактирщицей мистрис Куикли. Однако все они, вместе взятые, знали о Екатерине Шимановой не больше, чем Фальстаф.

Выходя из театра, Турецкий нос у носу столкнулся с Шимановым.

— Как продвигается расследование? — осведомился тот.

— Нормально.

Турецкий хотел уйти, но Шиманов удержал его, положив руку на плечо.

— Я не хочу, чтобы вы считали меня своим врагом, Александр Борисович, — пробасил он. — Вы играете на моей стороне, поэтому в этом деле мы с вами — коллеги.

— В «этом деле»? Если не ошибаюсь, речь идет об исчезновении вашей дочери. А вы говорите об этом, как о бизнес-проекте. Странный вы человек, господин Шиманов.

— Я никогда не паникую раньше времени, — сухо сказал Сергей Николаевич. — Это мое основное правило, и я намерен следовать ему до конца.

— Вы просто железный дровосек, — усмехнулся Александр Борисович. — Между тем, возможно, что вашей дочери уже нет в живых.

Шиманов сдвинул брови и холодно произнес:

— Тем хуже для вас.

Турецкий посмотрел на руку бизнесмена, по-прежнему лежащую у него на плече. Шиманов разжал пальцы и убрал руку.

— Мой телефон у вас есть, — сказал Сергей Николаевич. — Можете звонить мне в любое время дня и ночи.

— Вы будете в городе?

Шиманов покачал головой:

— Нет. Завтра я уезжаю по делам. На пару дней. Но если я понадоблюсь, я прилечу.

Александр Борисович хмыкнул.

— Какая жертвенность. Всем бы таких отцов.

— Роль отца — самая сложная роль из тех, что мне доводилось играть, — медленно ответил на это Шиманов. — Я делаю всё, что могу, чтобы сыграть не хуже других.

— Браво, — сказал Турецкий. — Вы ошиблись всего в одном пункте.

— В каком?

— Отец — это не роль. Всего доброго!

Турецкий повернулся и зашагал прочь от театра. Впереди у него была, возможно, самая важная встреча за сегодняшний день.

Он вышел из гаража, с грохотом закрыл дверь, вставил ключ в замочную скважину и дважды с щелчком повернул его. Затем вынул изо рта окурок и швырнул его в лужу. Повернулся, чтобы идти, и увидел при свете фонаря, что к гаражу неспешной походкой приближается высокий мужчина.

«Кажется, у тебя снова гости, Леша», — сказал он себе, усмехнулся и сунул руку в карман. Мужчина остановился, не дойдя пяти шагов, посмотрел на него и сказал:

— Добрый вечер! Вас зовут Алексей Данилов?

Алексей чуть склонил голову набок и сказал:

— Допустим.

Мужчина двинулся вперед, но Алексей сделал предупреждающий жест и громко сказал:

— У меня в кармане куркач! Сделаешь еще шаг, и я продырявлю тебе башку!

Мужчина остановился. Несколько секунд он пристально смотрел на Алексея, после чего спокойно произнес:

— Я не причинную вам вреда. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я звонил вам сегодня днем, и мы договорились насчет встречи.

Алексей поднял руку и вытер вспотевший лоб.

— Черт, — пробормотал он. — Я совсем об этом забыл. Как вы меня нашли?

— Я зашел к вам домой, но дверь никто не открыл. В подъезде я встретил соседку. Она сказала, что вы в гараже, и объяснила мне, как вас найти.

— Ясно, — сказал Данилов и вынул руку из кармана.

Турецкий достал пачку «Честера» и протянул парню:

— Куришь?

Тот покачал головой:

— Нет. У меня свои. Без фильтра. — Он снова сунул руку в карман.

Мужчины закурили.

— Кстати, — снова заговорил Александр Борисович, — а что такое куркач?

— А ты не знаешь?

Турецкий покачал головой:

— Нет.

Парень усмехнулся.

— Сразу видно, что ты не рос в нашем городе. Это самодельный пистолет. Стреляет дробью. У нас такую штуку любой мальчишка за час соорудит.

— И какова убойная сила? — поинтересовался Александр Борисович.

— Если хорошо попасть, можно превратить человека в калеку, — ответил Данилов.

— Взглянуть можно?

Данилов усмехнулся.

— Я бы показал, но… — Он сунул руку в карман и достал связку ключей. — Это всё, что у меня есть.

— Понятно, — улыбнулся Турецкий. — Где мы можем поговорить?

— Да прямо здесь.

Александр Борисович обвел взглядом узкое пространство между гаражами.

— Не слишком уютное место, — заметил он.

— Зато безопасное, — ответил ему парень.

Турецкий стряхнул с сигареты пепел, изучающее посмотрел на парня и сказал:

— Видимо, вам есть чего бояться?

Данилов усмехнулся.

— Видимо, да, — сказал он.

Турецкий затянулся сигаретой, продолжая разглядывать парня. Худощавое, скуластое лицо, глубоко посаженные темное глаза, большой нос и низкий, чуть выпуклый лоб. Красавцем он не был, это точно. Однако взгляд прямой и бесстрашный, а губы упрямо сжаты. Парень явно не трус. И может за себя постоять. Чего же он боится? Прокофьев сказал, что с Даниловым «пристрастно побеседовали». Что это значит?…

Турецкий снова вгляделся в лицо парня. Фонарь светил тускло, но кое-что бывший «важняк» хорошо разглядел. На левой скуле у парня он заметил легкую тень — синяк. По всей вероятности, от удара кулаком. Удар был несильный и имел, скорее, воспитательное значение.

Сигарету Данилов держал в левой руке, правую поднимал неохотно и как бы с трудом. К тому же, когда он отошел от двери гаража, он явно прихрамывал.