Читаем без скачивания Проект «Аве Мария» - Вейер Энди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хмм… 11 872 километра в секунду. Скорость – понятие относительное. Оно не имеет смысла, пока не сопоставишь два предмета. Например, автомобиль перемещается по шоссе со скоростью 70 миль в час относительно полотна дороги. Однако относительно едущей рядом машины, почти не двигается. Тогда скорость чего показывает эта самая «фактическая скорость»? Думаю, я знаю ответ.
Я в космическом корабле, верно? Скорее всего, да. В таком случае, эта величина отражает мою скорость. Но относительно чего? Судя по изображению Солнца над строчками с данными, подозреваю, что относительно него. Значит, я перемещаюсь со скоростью 11 872 километра в секунду относительно Солнца.
Краем глаза улавливаю какое-то однократное мигание на экране. Что-то поменялось?
Ангулярная аномалия: ошибка относительного движения
Расчетная скорость: 11 422 км/с
Фактическая скорость: 11 871 км/с
Статус: автокоррекция траектории, действий не требуется
Цифры уже другие! Обе уменьшились на единицу. Ух, ты! Постойте-ка! Выуживаю из тоги секундомер (лучшие греческие философы всегда носили в тогах секундомеры), а затем пялюсь в экран. По моим ощущениям, проходит целая вечность. Я уже хочу отвести взгляд, но тут обе цифры вновь уменьшаются на единицу. Запускаю секундомер.
Теперь я готов ждать, сколько потребуется. Снова чувствую, что эта пытка никогда не кончится, но на сей раз я настроен решительно. Наконец, обе цифры уменьшаются, и я отключаю секундомер. Шестьдесят шесть секунд.
«Фактическая скорость» снижается каждые шестьдесят шесть секунд. Путем нехитрых расчетов узнаю, что ускорение при этом составляет… 15 метров в секунду каждую секунду[23]. То самое значение ускорения свободного падения, которое я вычислил ранее.
Получается, сила, которая на меня действует, – не гравитация. И я не в центрифуге. Я в космическом корабле, который осуществляет прямолинейное равноускоренное движение. Точнее, равномерно тормозит – цифры-то уменьшаются.
И эта скорость… очень приличная. Да, она уменьшается, но черт возьми! Чтобы выйти на околоземную орбиту требуется всего лишь 8 км/сек. А я мчусь со скоростью более 11 000 км/сек! Быстрее, чем любое тело в Солнечной системе. Объект, движущийся с такой скоростью, избежит притяжения Солнца и вылетит в межзвездное пространство.
Данные не указывают, в каком направлении перемещается корабль. У меня есть лишь относительная скорость. А теперь внимание, вопрос: я лечу к Солнцу или от него? Чисто теоретически хотелось бы знать: либо я столкнусь с Солнцем, либо вылечу далеко в межзвездное пространство без надежды на возвращение. Либо мой курс лежит куда-то в сторону Солнца, и столкновения не будет. В таком случае я проскочу мимо Солнца… и лишь затем вылечу далеко в межзвездное пространство без надежды на возвращение.
Ну хорошо, если изображение Солнца передается в режиме реального времени, тогда видимое на экране скопление пятен увеличится или уменьшится из-за движения корабля. Тогда нужно лишь подождать, пока я не пойму, транслируется ли картинка в режиме реального времени. На это понадобится около часа. Запускаю секундомер.
А пока знакомлюсь с миллионом экранов на приборной панели. На большинстве виднеются строчки данных, а на одном – изображение круглой эмблемы и больше ничего. Видимо, заставка спящего режима. Стоит тронуть, и экран оживет. Кстати, он может оказаться самым информативным из всех. Круг – это эмблема миссии. Я видел много документальных фильмов NASA, чтобы сразу же узнать символ. По внешнему краю круга идет голубая полоска с белыми буквами. В верхней части надпись гласит: «Аве Мария», а снизу: «Земля». То есть название и «порт приписки» космического судна.
Я, конечно, не думал, что корабль мог стартовать откуда-то еще, кроме Земли. Зато теперь знаю название корабля, на котором нахожусь. Я на борту «Аве Марии». Что делать с полученной информацией, пока неясно. Однако, глядя на эмблему, можно узнать еще кое-что. В середине эмблемы черный круг с любопытными символами: желтый круг с точкой посередине, голубой круг с белым крестом и желтый круг поменьше с маленькой буквой t внутри. Понятия не имею, что могут означать эти знаки. По краю черного круга нанесены три надписи: «
», «ИЛЮХИНА» и «GRACE». Экипаж.
Я Грейс, значит, два других слова – это фамилии тех, чьи иссохшие останки лежат внизу. Китаец и русская. Воспоминания о них почти прорвались на поверхность, но что-то пока мешает. Видимо, срабатывает внутренний защитный механизм. Когда я вспомню, мне будет очень больно, и поэтому мозг блокирует мою память. Наверное. Не знаю. Я ведь учитель естествознания, а не спец по психологическим травмам.
Вытираю увлажнившиеся глаза. Наверное, не стоит пока ворошить эти воспоминания. Надо как-то убить час. Я позволяю мыслям бродить, где им вздумается. Может, всплывут новые фрагменты прошлого. У меня получается все лучше и лучше.
* * *– Мне не очень удобно во всем этом, – сообщил я.
Из-за костюма химзащиты мой голос звучал приглушенно. Пластиковый иллюминатор головного шлема запотевал от дыхания.
– Привыкнете, – ответила по внутренней связи Стратт. Она наблюдала за мной сквозь двойное очень толстое стекло.
Лабораторию немного усовершенствовали. Нет, оборудование осталось прежним, зато само помещение сделали герметичным. Стены обшили панелями из прочного пластика, скрепив особой лентой. Повсюду мелькали логотипы Центра по контролю и профилактике заболеваний США. Карантинные протоколы. Ничего приятного.
Теперь в лабораторию можно было попасть исключительно через большой пластиковый шлюз. И перед тем, как туда войти, меня заставили надеть защитный костюм. Воздух для дыхания подавался мне в шлем по шлангу, идущему с потолка. Ультрасовременное оборудование лаборатории позволяло делать абсолютно все, что я захочу. Я еще никогда не видел столь богатого оснащения. В середине помещения меня ждал столик на колесах, а на нем цилиндрический контейнер с трафаретной надписью по-русски: «ОБРАЗЕЦ», значения которой я не понял.
В наблюдательной комнате Стратт была не одна. Рядом столпилось около двадцати человек в военной форме. Американцы, русские, несколько китайских офицеров, а еще люди в неизвестных мне формах. Большая международная группа. Они смотрели с явным любопытством. Никто из военных не проронил ни слова, и по какому-то негласному соглашению все стояли в паре шагов позади Стратт.
Рукой в перчатке я взялся за воздухопроводный шланг и взмахнул им, глядя на Стратт.
– Это обязательно?
Нажав кнопку голосовой связи, она ответила:
– Шансы, что образец в контейнере окажется внеземной формой жизни, очень высоки. Мы не хотим рисковать.
– Минуточку… Вы-то не рискуете. А я?!
– Вы все неправильно поняли.
– Может, вы мне объясните?
– Ну хорошо, вы все правильно поняли, – после небольшой паузы произнесла Стратт.
Я приблизился к цилиндрическому контейнеру и спросил:
– Остальным тоже пришлось пройти через это?
Она обернулась к военным, но они недоуменно пожали плечами.
– Что вы имеете в виду под «остальными»?
– Не прикидывайтесь. Я говорю о людях, которые помещали образцы в контейнер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Контейнер прибыл сюда прямиком из спускаемого аппарата. Сверху он покрыт трехсантиметровым слоем свинца, а внутри сталь сантиметровой толщины. Сразу по взятии материала на Венере, он был запечатан. Там четырнадцать защелок, которые вам необходимо открыть, чтобы добраться до образца.
Я взглянул на цилиндр, потом на нее, потом снова на цилиндр и опять на нее.
– Бред какой-то!
– Постарайтесь мыслить позитивно, – послышался голос Стратт. – Вы останетесь в истории как человек, который первым вошел в контакт с внеземной формой жизни!
