Читаем без скачивания Воины клевера - Максим Волосатый

— Весело? — поинтересовался оторвавшийся от раздумий наставник. — Ну-ну, самое время веселиться.

Ирил стер с лица ухмылку. Судя по лицу Тахора, веселого было действительно мало.

— Что-то серьезное случилось? — спросил он.

— Как тебе сказать, — пожал плечами торк. — Я все-таки не специалист в хальер. Я — воин. Мне про хальер надо знать только то, как от узоров защищаться. Все что я тебе рассказываю, это я так, по верхам нахватался. А сейчас, я так думало, тебе настоящий совет нужен.

— Неплохо бы, — хмыкнул Ирил. — Только кто мне его даст?

— Попробую что-нибудь придумать. — Тахор накинул куртку и обернулся в дверях: — Я думаю, тебе не надо напоминать, что из дома — ни шагу?

— Куда я денусь, — развел руками Ланья. — Я ж преступник.

Торк удовлетворенно кивнул, и дверь за ним закрылась. Ирил начал расхаживать по комнате. Дел, которыми можно было заняться дома, не придумывалось, а на улицу действительно было нельзя. Тюрьмы в Хайаре, как и в большинстве баронств Пестика, не было, но это не означало, что тут рай Для преступников. Еще с самого основания Пестика первые бароны, определяя будущий уклад жизни, ввели жесточайшие рамки для преступивших закон. Дела рассматривались либо бароном лично, либо советом Старших вольдовских Команд. Иногда всеми вместе. Решения принимались очень быстро. Нельзя сказать, что все было всегда справедливо, но и бароны, и вольды мирились с неизбежными единичными погрешностями. Тем более, если выяснялось, что кого-то осудили ошибочно, пострадавший получал такую компенсацию, что жаловаться даже не приходило в голову. Процедура следствия была максимально проста: подозреваешься — марш домой, сиди, жди решения. Решение вынесли — вперед, исполнять. Самым распространенным приговором было исправление содеянного. А для особо тяжких преступлений предусматривалось всего два варианта наказания. Либо смерть, либо — пошел вон из Пестика обратно в свой Лепесток. Что хочешь там, то и делай. Вздумаешь вернуться — точно прикончат. Нарушить процедуру, скажем, сбежать из-под домашнего ареста или не выполнить решение суда, было нереально. Во-первых, любой вольд, который тебя увидит, первым делом попытается убить нарушителя закона. В Пестике это даже не обсуждалось. Сбежал — смерть. А во-вторых, как раз для таких любителей прятаться, из Клевера привозили судебные узоры-заклинания либо в виде амулетов, либо в магиприпасах. Разница в том, что магиприпас высвобождает заряженный в него узор один раз, а амулет действует очень долгое время. Которое зависит от мастерства изготовителя. Бывает, одного амулета хватает на всю жизнь нарушителя. Магиприпасы использовались для поиска и, иногда, немедленного исполнения приговора в отношении нарушителей судебной процедуры. А амулеты применяли тогда, когда нужно было гарантировать, что преступник не уйдет от возмездия. Тот, кто захотел бы нарушить приговор о выдворении из Пестика и вернуться, прямо на входе рисковал получить молнию в глаз или какую-нибудь Тварь, материализующуюся в ожидании именно его. Конечно, случаи бывают разные и амулеты бывают разные. Те же торки, к примеру, могут изготовить и защищающий от подобных узоров амулет. Однако жить в постоянном ожидании меча, которым первый же опознавший постарается смахнуть тебе голову, то еще удовольствие.

Такие же магиприпасы использовались и для допросов. История Старших Рас уходила в неимоверные глубины, так что за это время, имея в распоряжении хальер, разработать эффективные способы узнать правду труда не составляло. А продавать узоры, служащие благим целям, в отличие от боевых узоров например, Лепестки не отказывались никогда.

Так что Ирилу ничего не оставалось, как метаться от стены к стене в надежде, что наставник что-нибудь да придумает, что совет Старших оправдает его и что никто не донесет никаким аталь о том, что он тут устроил хальер-представление.

Темнело. Ланья уже пересчитал все бревна в стенах, просмотрел весь дождливый пейзаж за окном и лично перезнакомился со всеми мухами в доме, когда наконец дверь скрипнула и, стряхивая воду, вошел Тахор. За его спиной в проеме двери виднелась высокая фигура. Ирил встрепенулся, узнавая:

— Са-Сефара?!

— Здравствуй, мальчик, — старая Торквани ничуть не изменилась с того последнего раза, когда оставила в его доме и жизни злобное уродливое чудовище по имени Тахор. — Рано или поздно это должно было случиться с тобой, и я, если честно, даже немного рада, что ты сейчас уже хоть что-то умеешь. Хотя я предпочла бы подождать еще несколько сах-ашей.

— Так вы — халь? — Ирил переводил непонимающий взгляд с Торквани на Тахора.

— У нас это называется — шаман, — напомнила Торквани. Она сняла длинную накидку, закрывающую все тело от дождя, повесила ее на стул и повернулась к Ланье: — Да, сынок, я самый маленький и слабый шаман-утэ в нашей Шаманерии, которой повезло почувствовать мощь Пестика.

— Так вы… — Ирил вжался в стену. Неужели все эти рассказы про аталь — вранье, прикрытие, а бояться надо было вовсе не их?

— Нет, — усмехнулась Са-Сефара. — Ты все неправильно понял. Ни у Шаманерии, ни у Желтого Лепестка надо мной власти нет. И точно так же, как ты, я не желаю, чтобы хоть кто-нибудь там узнал о моем существовании. Именно поэтому я так хорошо разбираюсь в перспективах халь в Пестике.

— А почему?.. — Ирил сначала ляпнул, а потом сообразил и стушевался.

— Потому, — спокойно ответила Торквани. — У каждого из нас есть свои Твари в походной сумке. Сейчас не место и не время их доставать. Просто прими на веру, что мне, как и тебе, придется очень и очень хорошо и долго прятаться. Хотя у тебя с твоей подружкой, кажется, появился шанс.

— Да? — распахнул глаза Ланья.

— Да, — Са-Сефара уселась за стол и улыбнулась. — Но сначала я бы предпочла что-нибудь выпить. Спешить нам пока некуда, до совета время еще есть, а пока тебе все равно здесь сидеть. Дош у вас есть?

— Конечно, — кивнул Ирил и сорвался с места. Дош и табак дома были всегда. Тахор без этих вещей жить не мог, и мальчишкой Ирилу частенько доставалось, если что-то кончалось. Теперь помнить о запасах доша и табака в доме стало у него уже рефлексом. К дымящемуся зелью торка Ирил так и не привык, а вот дош полюбил, и даже, по словам Тахора, почти научился его готовить.

Когда дош был сварен, а трубки торков раскурены, за окном уже стемнело. Ароматный дым (Ирил всегда удивлялся: почему он так вкусно пахнет со стороны и такой гадостный, когда сам пробуешь) висел над столом, окутывая таинственной завесой горящую лампу. За окном бесновался принесенный ветром шторм, но в доме было тихо и тепло. Полутени мягко устраивались на ночь по углам. Теплые шкуры, лежащие на креслах, придвинутых к столу, обещали приятные посиделки. Вечер можно было бы назвать уютным, если бы не два переломанных тела, над которыми колдовали сейчас врачи, не воюющие с Огненным Лепестком аталь, и не напряженное лицо Тахора, старательно прячущего беспокойство.