Читаем без скачивания Воскреснуть и любить - Констанс Йорк

— Вчера вы сердились на то, что я пытался защитить вас. Сегодня утром вы сердились на то, что я хотел помочь вашей сестре. Сейчас вы сердитесь на то, что я до сих пор не ушел?

— Сержусь? — Она пожала плечами. — Чересчур громко сказано. Просто я видела слишком много таких людей, как вы. Они приходили и уходили так часто, что я устала вертеть головой. Вы хотите изменить порядок вещей. Однажды вы очнетесь и поймете, как малы ваши силы. И тогда вы уедете. А люди, которые начали рассчитывать на вас, почувствуют себя чуточку хуже, чем прежде. Вы отслужите свой срок и вернетесь в красивую, украшенную розами, маленькую церковь с рвущимся в небо шпилем. А мы по-прежнему останемся здесь. Все еще пытаясь что-то сделать и находя радости в этих маленьких свершениях.

— Никакая маленькая, украшенная розами церковь меня не ждет.

— Нет? Значит, церковная инспекция? Проповеди по всемирному телевидению? Политика? Что же? Только не говорите мне, что вы решили остаться здесь навсегда.

Гость тоже поднялся. Лишь оказавшись со священником лицом к лицу, девушка поняла, насколько он выше и мощнее ее.

На такие широкие плечи можно было взвалить все проблемы Кейвтауна — если бы преподобный Хэкворт согласился на это.

— В первый раз мне предстоит пробыть где-то долго-долго, — сказал он. — Я собираюсь остаться. Но не потому, что стремлюсь что-то доказать вам или себе. Я остаюсь потому, что мне больше некуда идти.

Прежде чем Кэрол успела открыть рот, он отвесил короткий поклон.

— Благодарю за угощение. Я должен подумать.

А затем он ушел, оставив девушку доискиваться причины, почему в присутствии Энтони Хэкворта она говорит намного более горячо, чем ей того хочется. О чем бы ни шла речь.

Глава 3

Энтони стоял на Восточной улице у входа в церковь Двенадцати апостолов и смотрел на раскинувшийся напротив пустырь. Когда-то Альбион-парк был зеленой жемчужиной, но когда-то и Кейвтаун представлял собой город, которым можно было гордиться. Сейчас же парк превратился в мусорную свалку. Изношенные и поломанные скамейки вывозились исправно, но никогда не возвращались на место. Фонтаны не включались даже летом, потому что дно у них было в трещинах; ни цветка не росло на огромных клумбах, окружавших покрытый пылью памятник первым поселенцам, прибывшим в эти края из Старого Света.

Когда-то в парке играли смеющиеся дети. Сейчас он стал прибежищем торговцев наркотиками и проституток.

Энтони слишком недолго прожил здесь, чтобы понять, когда начались эти изменения. Кейвтаун превратился в заброшенный угол после того, как из недр земли и с ее поверхности забрали все, что могли. Остались шрамы да пещеры от подземных выработок и поредевшие леса. Будь Кейвтаун окраиной Бостона или хотя бы Монтпильера, городские власти не пожалели бы на них денег, и никто бы этому не удивился. А там… Прежних жителей, строивших добротные каменные и кирпичные дома и прокладывавших широкие улицы с трехрядным движением, все больше и больше сменяли иммигранты, волна за волной затоплявшие город.

Пришельцы кое-как устраивались на новом месте; затем один за другим они переселялись в более престижные, более благополучные места с лучшими школами и видами на будущее. Оставался здесь лишь тот, кому по тем или иным причинам не удавалось реализовать свою «американскую мечту». Они упорно цеплялись за то, что имели. В Кейвтауне было лучше — ох, много лучше, — чем в какой-нибудь глубинке. Здесь оставалась надежда.

По крайней мере, до недавнего времени.

Энтони наблюдал за мужчиной, женщиной и двумя детьми, осторожно пробиравшимися вдоль края Альбион-парка. Руки родителей бережно лежали на детских плечах. Несмотря на воскресное утро, в парке, как обычно, не утихала деловая жизнь. Она же кипела и у входа в отель «Альбион» — временное пристанище для бездомных, располагавшееся у восточного угла парка.

Мимо церкви то и дело сновали прохожие, и Энтони не мог надивиться различию оттенков их кожи. С виду Кейвтаун ничем не отличался от многих десятков городков, разбросанных от канадской границы до Буффало и Бостона, но царившее здесь смешение рас было совершенно уникальным. Люди приезжали, люди уезжали, но оставляли здесь свой неизгладимый след.

Как исследователь человеческой натуры, святой отец сомневался в том, что это необычное сосуществование объясняется скрытым стремлением к равенству. Просто люди, которые не могли переехать в престижные предместья, предпочитали жить там, где их поселили, руководствуясь принципом «лишь бы не хуже». И именно поэтому в Кейвтауне не привилось расселение по расовому признаку. Черные жили дверь в дверь с белыми, азиаты — бок о бок с испанцами. В последнее время город наводнили вьетнамцы и выходцы с Ближнего Востока. Однако и они селились не кучно, а занимали дом там, квартиру здесь… Грейфолдские камни, единственный в городе район новостроек, были, если можно так выразиться, примером интеграции и мирного сосуществования.

Разделение на кланы осуществлялось в Кейвтауне тоже не по расовому признаку. Приход церкви Двенадцати апостолов был смешанным. В молодежные банды принимали всех без разбору. Они создавались по территориальному принципу, а поскольку народ здесь жил самый разный, то такими же пестрыми по составу были и банды.

Социолог решил бы, что тут есть над чем поразмыслить, но Энтони считал это абсолютно бесполезным. «Мустанги» и парни из «Стаи» могли быть всех цветов радуги, но это не мешало им оставаться бандитами, тратившими энергию на насилие и преступления. Городу надо было что-то делать с ними.

— Доброе утро, преподобный Хэкворт.

Энтони протянул руку супружеской паре с детьми. Они миновали парк, перешли через улицу и оказались у церкви. Это путешествие напоминало прохождение сквозь строй.

— Как дела, Бекки? Как дела, Эдвин? спросил священник.

Он выслушал их вежливые ответы и повернулся к детям.

— А ну-ка, Сьюзен, покажи своего дружка!

Маленькая девочка застенчиво улыбнулась и протянула ему плюшевого мишку.

— Он и спит с тобой?

Сьюзен кивнула.

— Здравствуй, Рон. — Энтони протянул руку мальчику. Рон вложил в нее свою ладошку, и священник с серьезным видом потряс ее. — Я хотел предупредить, что после занятий в воскресной школе будет угощение.

— Пирожки?

— Я обещал не рассказывать.

— Держу пари, что это пирожки!

Хэкворт остался стоять у входа, а семья поднялась по лестнице в его квартиру, которая по воскресеньям превращалась в школу. Еще десять минут он здоровался с прихожанами. Затем, когда ручеек посетителей иссяк, он тоже вошел внутрь. При его появлении пианист заиграл попурри на темы христианских псалмов, и медленная мелодия сопровождала путь священника к алтарю.