Читаем без скачивания Гибель Киева - Валерий Грузин

– Да читал. Только что изменилось? Теперь они снова в центр попёрли. Массажные, сауны да клубы всякие. Но не в том беда. Беда от орды, которая отовсюду хлынула. Особенно донецкой. Она-то Киев и угробит, если уже не угробила.

– Не скажите, батенька, – хитро глянул на него Анатолий, доставая пачку «Примы». – Киев такой город, что орду пережуёт и косточки выплюнет. Так уже не раз бывало.

– А мы что: молчать будем да сопли жевать?

– Отчего же молчать? Писать будем, – вздохнул Анатолий, засовывая вынутую было сигарету опять в пачку. – Давай пойдём, а то напридумывают тут разного. А собака у тебя красивая и умная, – и он погладил Барбару. Та высоко подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

На проявление эмоций Барбара не разменивалась. Исключением был лишь автомобиль: то ли она считала его своей будкой, то ли возлагала надежды на то, что эта громыхающая колымага рано или поздно отвезёт её в прежний дом, что точно не известно, однако запрыгивала на заднее сиденье с явным удовольствием, а покидала с большой неохотой.

Когда подошла Регина, Александр предпочёл не рисковать: кто знает, как она отнесётся к незнакомому человеку в её будке, и вывел собаку наружу, дабы представить их друг другу. Барбаре не нужно было объяснять, какое место занимает эта женщина в стае.

Регина была редкостной женщиной: она не умела варить борщи или, выделив подходящую мишень, на первом же свидании строить планы на будущее, но зато умела вспыхивать от ничего не значащей для zhlobich детали на мужском лице, например от хищного выреза ноздрей. С ним так и произошло.

Забрёл он как-то в её лабораторию, где она печатала интересующие его снимки, и там, в приглушённом свете красного фонаря, сумела рассмотреть его руки. «Боже праведный! Да у тебя кисти скрипача!» На него тогда нахлынуло…

Вот так же при красном свете в закрытой на крючок ванной комнате, где на ванну ставился толстый фанерный лист, а уже на него водружался пузатый фотоувеличитель «Фотокор», он, четырнадцатилетний подросточек, ощутил за ухом прерывистое дыхание его совсем взрослой тёти и впервые в жизни услышал, как бьётся собственное сердце… и там же впервые увидел, насколько широкими могут быть женские бёдра.

Жаль, что нет такой статистики: сколько мальчиков лишилось невинности в домашних фотолабораториях, ведь в советские времена уединяться на ограниченной жилплощади было куда сложнее времён нынешних. Да и красный свет содействовал…

С Региной никогда не знаешь, что будешь делать в ближайшие пять минут, но зато твёрдо ведаешь, что обратиться к ней можешь с любой просьбой, и она не станет перечислять причины, по которым её трудно выполнить, а начнёт думать над тем, как её выполнить побыстрее. Такая просьба у Александра была. Как ни крути, а в одиночку конецкого не взять.

Его колымага громыхала по булыжнику Александровского спуска, где в начале века минувшего бегал первый в России трамвай. Справа нависала Владимирская горка, на четверть срытая для постройки музея вождя мирового пролетариата. У него до сих пор хранятся чёрно-белые фото, за которые он тогда легко мог загреметь в колымские лагеря на четверть века. Сделал он их случайно, из окна номера гостиницы «Днепр», в котором заночевал у заезжей певички после взятого у неё интервью.

Помнится, проснулся на рассвете, дабы попить водички, взглянул на площадь и глазам не поверил: в уже возведённое здание музея, но через ещё открытый купол, кран суёт исполинскую фигуру Ильича, схваченную за шею стальным тросом. Что-то не заладилось, и статуя эдак с полчаса висела в воздухе, как висят повешенные. Александр дощёлкал плёнку, а уж потом приметил жиденькую цепь из однообразных гражданских лиц. Приметил вовремя и сообразил, что плёнку лучше забыть в номере у певички…

Срыли святую землю, и ничего… никакой расплаты… хотя, кто там знает, что творится с их душами в мире, где всем воздастся по делам их?

Выкарабкавшись на Крещатик и сбросив газ, он повернулся к Регине:

– У тебя часик найдётся? – Александр заглянул в её зелёные глаза и потрепал огненнорыжую чёлку, что на их языке означало серьёзность просьбы. – Давай погуляем. Потом отвезу куда надо. Лады?

Ближайшее укромное место – Пейзажная аллея: и машину есть где оставить, и собаке простор, и внимания не привлекаешь. Вот так, прогуливаясь к Историческому музею и обратно, он изложил Регине проблему. А проблема заключалась в том, что он никак не мог развязать главный узел своей задумки – процедуру передачи денег. Да что он? Все разведки мира ломали на этом зубы.

Камеры хранения на вокзалах и автобусных станциях, заложенные в парке контейнеры, канализационные люки и прочие хорошо разрекламированные в кино места само собой отпадали. При его-то деньгах клиент мог позволить себе обложить ментами или бандюками любой пункт тройным кольцом. Тут требовалось нечто оригинальное и внезапное, как удар молнии. На такую изощрённость способен лишь женский ум, и другого варианта, кроме Регины, у него не было. К тому же, они давно не были любовниками, да она на него по-серьёзному никогда и не претендовала. Так, вспыхнуло и угасло. Но что-то осталось, или точнее возникло. Вера друг в друга, что ли?

Сколько раз среди ночи мчался он на выручку по первому её звонку, вытаскивая её то из лап разгулявшейся компании крутых, то из милицейских застенков, то из наркопритонов. Не перечесть. И каждый раз, успокаивая её, трясущуюся и разрёванную, слышал: «Ничего, ничего, я тебе ещё отдам…» Ну что ж, вот и пришло такое время. И она это понимала.

Со стороны они выглядели не влюблённой, а идеальной семейной парой, выгуливающей собаку. Спущенная с поводка Барбара в удовольствии обследовать кустики и деревья отказать себе не могла. Но интересно, что далеко от них не убегала.

Что-то вожак в напряге, голос захрип и смотрит невесело. А эти чёрные твари вокруг так и вьются. Я хорошо, что человеки их не видят. Но я им спуску не дам: не подпущу. Да и вкусно пахнущую самку тоже охранять придётся. В стае у неё важное место. Так что пусть она меня гладит. Стерплю.

Регина, до этого спрашивающая о том о сём, внезапно умолкла и хранила молчание весь путь от фундаментов Десятинной церкви до выхода на Львовскую площадь. И, резко остановившись, сказала:

– Ладно, давай свой Rothmans. – Тут самое время заметить, что курила Регина косячки, набитые исключительно табаком марки Original Choice Premium rolling tobacco, и только Высшая сила да она сама знают, что ещё туда примешивалось, поскольку никому не доверяла скручивать сигаретку с помощью нехитрого приспособления 79 мм Atomatic rolling box. Сама процедура сотворения косячка требовала времени и определённой степени комфорта – на бегу да на лету такое не сотворишь, поэтому ни на улице, ни в машине курнуть не получалось.

Регина справедливо считала, что курение – акт слишком серьёзный, чтобы превращать его в механическую привычку. А с длинным мундштуком она смотрелась сногсшибательно, ну прямо Анна Ахматова, не та растолстевшая, послевоенная, а времён брака с Гумилёвым. Рот такой женщины никак не мог напоминать пепельницу, а исходивший от косячка аромат и вовсе создавал вокруг неё ауру блаженства.

Александр как-то вкусил её продукт и согласился, что это действительно perfume of smoking, и даже его Rothmans с золотым ободком показался ему пресной, пересохшей и безвкусной травой. Вот потому и поразила его готовность Регины нарушить границу своих привычек.

Раскурив сигарету, она тихо произнесла:

– Знаю. Это должен быть мост.

Последний гвоздь

Выданная Региной идея завораживала своей простотой. Оставалось отработать на местности детали, просчитать хронометраж операции, поразмышлять над маскировкой, маршрутом выхода и фазой отстоя, а также отработать схему отхода в случае полного провала или частичной неудачи. И всё – клиенту можно звонить.

Ровным, спокойным, едва приглушённым голосом, положив на мембрану телефонной трубки лист папиросной бумаги. Это придаст звучанию фраз подходящую для такого случая механичность.

Интервалы между словами следует чуть удлинять, а окончания слов произносить чётко. Пожалуй, пару раз стоит акнуть – а вдруг такой фортель собьёт с толку орфоэпическую экспертизу? Но во всех случаях следует убрать фрикативное «р» – гербовую печать киевского произношения.

Не повредят делу и несколько грамматических ошибок, лучше в согласовании времён, или нет – в окончаниях мужского и женского рода, ведь такой изъян – верный путь к закавказскому следу. Хотя наверняка поймут, что их пытаются дурачить.

Слова подбирать простые. Предложения короткие. Никаких прилагательных, минимум наречий и местоимений – этих опознавательных знаков речевой характеристики.