Читаем без скачивания Принцесса Конде - Жаклин Санд

– Не сказать, что подобное назначение выгодно для меня, – Эме неопределенно пожал плечами. – Я уже лейтенант.

– Это совсем другое. Лейтенант гвардейцев кардинала, это…

– Это значит поменять французского принца на кардинала-итальянца. Не уверен, что обмен пойдет мне на пользу.

– Я слышал, Конде тебя недолюбливает, – пробормотал де Кавуа.

– Возможно, у него есть на это причины…

Оба на какое-то время замолчали.

– Не пытайся казаться неблагодарным глупцом, Эме, – наконец выдавил из себя капитан гвардейцев. – Подумай хорошенько.

– Разумеется. Сколько отсюда до резиденции кардинала? Полагаю, времени подумать у меня достаточно.

– Возможно. А может, и нет, – Кавуа окинул Эмме внимательным взглядом. – Где ты остановился?

– Пока в гостинице на окраине.

– Я дам тебе адрес дома, куда ты можешь переехать.

– Приятно видеть, когда в тебя так верят…

Аудиенция была назначена в Пале Кардиналь. Перед смертью Ришелье подарил свой дворец французскому королю, но Людовика в качестве резиденции вполне устраивал старый Лувр. Поэтому величественное здание на улице Сент-Оноре пустовало, и Мазарини, ставший преемником кардинальской мантии, после смерти первого министра и своего покровителя занял часть помещений дворца под свои рабочие апартаменты. Квартировал же итальянец у господина Шавиньи.

«Львиное логово, – тихо хмыкнул Эме, разглядывая внушительное творение Жака Лемерсье. – Только льва там уж нет».

Для де Фобера Джулио Мазарини был темной лошадкой. Сын небогатого сицилийца, иностранец, получивший французское подданство всего четыре года назад, красную кардинальскую шапку два года назад, а должность первого министра буквально на днях. Впечатляющая карьера. Что это за человек? Эме никогда не интересовался политикой. Поэтому из всего, что он знал или слышал про Мазарини, на ум сейчас приходила только одна старая история, поведанная шевалье ординарцем Жаном. Этот Жан вспомнил однажды кампанию при Монферрато, когда Джулио Мазарини, секретарь представителя Папы Римского, бегал во время сражения по полю боя с криками: «Мир, мир!» – и призывал французов и испанцев перестать убивать друг друга. По расчетам де Фобера, нынешнему первому министру Франции во время тех событий было ровно столько лет, сколько ему, Эме, сейчас.

Гвардеец у ворот придирчиво изучил предъявленные ему бумаги. Пале Кардиналь выглядел заброшенным – зачехленная мебель, гулкие пустые коридоры, в которых, казалось, еще витает тень великого мертвеца. Эме надеялся, что в приемной первого министра будет более людно. Хотя, возможно, для парижан еще слишком раннее время.

Даже в кардинальской мантии Джулио Мазарини мало походил на церковника. Красивый, статный, подвижный, как и все его соотечественники.

– Вы похвально проворны, лейтенант, – на холеном лице первого министра мелькнуло удовлетворенное выражение. – Признаться, я ждал вас позже. Я слышал, вы недавно были ранены в бою.

– В начале декабря. Ничего опасного, – Эме чуть заметно дернул плечом.

– Тем лучше. Как вы понимаете, я намерен предложить вам должность при дворе. И при своей персоне.

Де Фобер осторожно кивнул.

– Я итальянец, – притворно-горестно вздохнул Мазарини. – И для многих ваших соотечественников этого достаточно, чтобы считать меня чужаком и врагом Франции. На самом же деле я всем сердцем люблю вашу страну и по мере своих скромных сил намерен трудиться не покладая рук для ее блага и процветания. Но мне нужна помощь. Преданные люди, готовые встать выше придворных распрей. Готовые служить Франции в трудную минуту…

– Ваше высокопреосвященство, – почтительно прервал кардинала Эме. – Без всякого сомнения, я готов преданно служить Франции. Но, может быть, мне будет позволено узнать, чем я могу быть полезен лично вам?

– Я предлагаю вам должность лейтенанта гвардейцев кардинала и обязанности начальника моей личной охраны.

– В Париже множество достойных господ, которые почли бы за честь…

– Герцог де Бофор… – очень тихо добавил Мазарини.

Де Фобер вздрогнул от неожиданности.

– У меня сложилось впечатление, что молодой принц де Вандом, увы, не питает ко мне симпатии. Разумеется, это больше ребячьи выходки, чем угрозы… И разумеется, я не Ришелье, чтобы… – кардинал многозначительно замолчал.

Бывают обещания, а иногда всего лишь намеки на обещания, которые стоят дороже денег. То, что только что прозвучало из уст первого министра, было именно таким намеком. Но для Эме этого было достаточно. Он замер в почтительном поклоне, касаясь мозаичного пола кончиками перьев своей шляпы.

– Это назначение – большая честь для меня, ваше высокопреосвященство.

Мазарини едва заметно улыбнулся.

– Я знал, что могу на вас рассчитывать, шевалье.

Вслед за этим де Фобер услышал скрип пера. Размашистым жестом первый министр подписал бумаги.

– Мое распоряжение вступает в силу немедленно. Примите дела у вашего предшественника, господина де Берсье. Я полагаю, обязанности лейтенанта охраны для вас не в новинку.

5

Кукольник

Шевалье де Фобер весьма своеобразно воспринял распоряжение кардинала «приступить к своим обязанностям немедленно». Потому что, покинув приемную Мазарини, отправился он не к де Берсье, капитану де Кавуа или, например, в Лувр, а по своим делам. У шевалье имелись насущные заботы, например, о крыше над головой. Лейтенанту гвардии, да еще возглавляющему личную охрану, наверняка полагалась комната подле кардинала (интересно, где именно, неужели в доме у де Шавиньи?), но свое жилье тоже не мешало бы иметь. Что-нибудь поприличнее бедной гостиницы на окраине. Да и поближе к Лувру и Пале Кардиналь, если на то пошло. Поэтому следовало немедленно посетить дом по тому адресу, которым любезно снабдил его Кавуа, а коль скоро квартира окажется достойной, то в ней и поселиться. Заодно не помешало бы обзавестись слугой. Предыдущему повезло намного меньше, чем его хозяину. Там, где Эме отделался пулей в плече, бедняга Жан сложил голову.

А пока, неторопливо размышляя обо всем и ни о чем конкретно, де Фобер прокладывал себе дорогу среди пестрой толпы, запрудившей «чрево Парижа». Ему чертовски повезло с лошадью – прекрасно вышколенное животное почти не боялось людей и весьма уверенно чувствовало себя в толчее. Людское море колыхалось вокруг; парижане торговали и торговались, развлекали и развлекались, воровали друг у друга, щедро делились тумаками и проклятиями, и все кругом было пропитано вездесущим в здешних местах запахом излюбленного простолюдинами блюда – лукового супа.

Прямо посреди рынка, окруженный плотным кольцом зевак, шел кукольный спектакль. Над пестро размалеванной ширмой носатый «мещанин» лупил внушительного размера дубинкой куклу в красной кардинальской мантии. Толпа весело улюлюкала, а «кардинал» то и дело попискивал что-то итальянское, отдаленно напоминающее «мама миа». Из этого писка де Фобер сделал вывод, что в данном случае высмеивается нечто большее, чем склонность церковников к латыни. М-да, кажется, нынешнего первого министра в отличие от предыдущего народ не только не уважает, но еще и не боится. И не только народ. В отдалении Эме углядел карету без гербов, запряженную роскошной четверкой гнедых. Такой выезд не каждому аристократу по карману. Занавески экипажа слегка подрагивали, высокопоставленный незнакомец или незнакомцы не побрезговали остановиться и полюбоваться базарным спектаклем. Интересный вырисовывался расклад.