Читаем без скачивания Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Еще он показал, как запрягают лошадь. Когда тронулись в путь, Роб взобрался на козлы рядом с хозяином, под палящие лучи солнца, все еще одолеваемый всевозможными страхами. Вскоре Цирюльник дернул вожжи, и Инцитат свернул с римской дороги на довольно глухой проселок под сенью девственного леса. На шее у толстяка висел коричневый саксонский рог, некогда украшавший голову громадного быка. Хозяин поднес рог к губам и издал громкий сочный звук — наполовину призыв, наполовину стон.

— Благодаря этому сигналу всякий, кто его слышит, поймет, что мы не подкрадываемся с намерением убивать людей или воровать. В таких медвежьих углах жители, если встречают чужака, без раздумий стараются убить его. А звук рога говорит им, что мы люди порядочные, нам можно верить, да и постоять за себя мы сумеем.

Цирюльник предложил Робу попробовать дуть в рог, но как тот ни надувал щеки, как ни тужился, ни единого звука ему извлечь не удалось.

— Ничего, не огорчайся: станешь постарше, приобретешь сноровку — получится. И не только трубить в рог, но и многое другое.

Вся дорога была покрыта вязкой грязью. На самых трудных участках были настелены ветки, но кучеру требовалось напрягать внимание и пускать в ход все свое умение. На очередном повороте их занесло в самую жижу, и повозка увязла по ступицы колес. Цирюльник вздохнул.

Они оба слезли с козел, лопатой обкопали колеса, насобирали в лесу валежника. Цирюльник тщательно подложил ветки под каждое колесо, взобрался снова на козлы и взял вожжи.

— А ты бросай ветки под колеса, как только повозка тронется с места, — велел он, и Роб кивнул.

— Н-но, Та-а-ат! — крикнул Цирюльник. Заскрипели оси. — Давай!

Роб проворно подкладывал ветки, перебегая от колеса к колесу, а лошадь тянула изо всех сил. Колеса качнулись. Кругом было скользко, но появилась и опора. Повозка неуверенно двинулась вперед. Когда она выбралась на сухое место, Цирюльник натянул вожжи и придержал лошадь, пока Роб не догнал их и не взобрался на козлы.

Оба были по уши забрызганы грязью, и у ближайшего ручейка Цирюльник остановил Тата.

— Давай-ка наловим себе рыбки на завтрак, — предложил он, когда они смыли всю грязь с лица и рук. Срезал две ивовые ветки, а из повозки достал леску и крючки. Вынул из-под козел коробочку.

— В этой коробке кузнечики, — объяснил хозяин. — И одна из твоих обязанностей — следить, чтобы она не пустела. — Он приподнял крышку ровно настолько, чтобы Роб мог запустить туда руку.

Что-то живое с шуршанием бросилось врассыпную от его руки, что-то смертельно напуганное и шершавое, и он схватил одно существо, осторожно сжал в кулаке. Потом разжал кулак, удерживая только крылья насекомого большим и указательным пальцами. Ноги кузнечика отчаянно извивались. Четыре передние ноги — тонкие, как ниточки, а две задние — сильные, с толстыми голенями, благодаря которым он и мог прыгать.

Цирюльник показал, как надо насаживать наживку на крючок, вонзая острый кончик под короткий сегмент жесткого панциря позади головы.

— Не слишком глубоко, иначе он истечет кровью и умрет. Ты где раньше удил рыбу?

— На Темзе. — Роб гордился своим умением рыболова: они с отцом не раз закидывали удочки с насаженными на крючок червями — когда работы у отца не было, рыба помогала прокормить семью.

— Здесь рыбалка другая, — хмыкнул Цирюльник. — Оставь на минутку удочки и встань на четвереньки.

Они осторожно подползли почти к самой воде на берегу ближайшего пруда и легли на живот. Роб подумал, что этот толстяк какой-то странный.

В зеркальной глади пруда застыли четыре рыбки.

— Мелочь, — прошептал Роб.

— Как раз такого размера они лучше всего, — возразил Цирюльник, когда они отползли подальше от берега. — Большая форель в вашей реке жесткая и скользкая. А ты заметил, как эти держатся у самого устья пруда? Они кормятся, повернувшись против течения, выжидают, пока к ним подплывет что-нибудь сочное. Они осторожные, пугливые. Если ты поднимешься у водоема во весь рост, сразу же заметят. Если станешь топать по берегу, почувствуют шаги и тут же прыснут в разные стороны. Поэтому и нужно длинное удилище. Держись на расстоянии от берега и забрасывай кузнечика легонько, только до воды — а там пусть она сама снесет его к рыбе.

Он скептически наблюдал, как Роб забрасывает удочку с наживкой, следуя его указаниям.

Последовал резкий рывок удочки, радостно отозвавшийся в руках Роба, — невидимая рыбка схватила наживку, что твой дракон. После этого рыбалка пошла так же, как и на Темзе. Он терпеливо выждал, давая рыбе время заглотить наживку, а затем вздернул кончик удочки и вонзил крючок поглубже, как учил его отец. Когда он вытащил на траву первую бьющуюся на крючке добычу, они восхитились ее блеском, напоминающим смазанное маслом ореховое дерево; гладкие бока сияли всеми оттенками красного, а кончики черных плавников светились теплым оранжевым цветом.

— Налови еще пять штук, — велел ему Цирюльник и исчез в чаще леса.

Роб поймал две рыбки, потом одна сорвалась, и он осторожно перешел к следующему пруду. Форель жадно хватала кузнечиков. Он вытаскивал последнюю из шести, когда появился Цирюльник с полной шапкой сморчков и дикого лука.

— Мы едим два раза в день, — сказал Цирюльник. — Ближе к полудню и рано вечером, как все культурные люди.

Коль встанешь в шесть, позавтракаешь — в десять,Съешь ужин в пять, а на бок — снова в десять,То проживешь ты десять раз по десять.

У него была с собой ветчина, он нарезал ее толстыми ломтями. Когда мясо в почерневшей сковороде было готово, обвалял форелей в муке и зажарил их в жиру до появления хрустящей коричневой корочки, не забыв напоследок добавить грибы и лук.

Позвоночник рыб выступал над дымящейся плотью, позволяя избавиться от большинства костей. Пока пировали рыбой и мясом, Цирюльник поджарил на оставшемся ароматном жире ячменные лепешки и сделал бутерброды с большими ломтями сыра, которому предварительно позволил размягчиться в нагретой сковороде.

Теперь Цирюльник пришел в более благодушное настроение. Как заметил для себя Роб, толстяку, чтобы обрести доброе расположение духа, надо сперва наесться. Понял он и то, что Цирюльник — повар на редкость талантливый, и сам незаметно привык ожидать каждой новой трапезы как главного события дня. Роб вздохнул, подумав о том, что в копях все было бы совсем по-другому. А работа, рассуждал он удовлетворенно, вполне ему по силам, ведь какой же это труд — наловить кузнечиков для наживки, поймать несколько рыбок да подложить под колеса телеги немного веток, если повозка застрянет в грязи.

Село называлось Фарнем. Были в нем крестьянские дома с приусадебными участками; облезлый постоялый двор; трактир, из которого доносился слабый запах пролитого эля; кузня с длинными поленницами у горна; мастерская кожевника, откуда немилосердно воняло; лесопилка с заполненным грудами нарезанных досок двором. Дом управителя[24] выходил на площадь — собственно, это была даже не площадь, а немного более широкий участок улицы в центре села, похожей на проглотившую яйцо змею.

Цирюльник остановил повозку на околице. Достал барабан и колотушку и протянул Робу:

— Бей в него.

Инцитат уже понял, чем они собираются заняться. Он поднял голову и громко заржал, поднимаясь на дыбы. Роб гордо забил в барабан, заражаясь тем возбуждением, которое они вызвали по обе стороны улицы.

— Нынче вам предстоит развлечение, — выкрикивал Цирюльник, — а вслед за тем лечение недугов и разных хворей, как серьезных, так и пустяковых!

Кузнец, у которого под грязной кожей так и перекатывались бугры мышц, глядел им вслед, позабыв раздувать мехи. Двое мальчишек на лесопилке перестали укладывать доски в штабеля и побежали на призывный грохот барабана. Один вдруг повернулся и помчался в противоположную сторону.

— Ты куда, Джайлс? — крикнул ему вдогонку товарищ.

— Домой. Позову Стивена и всех остальных.

— Забеги по пути к моему брату, позови всех и оттуда!

Цирюльник одобрительно кивнул головой.

— Всем передай! — крикнул он.

Из домов стали выходить женщины, перекликались между собой, а детишки высыпали на улицу, подняв страшный гвалт, и вскоре догнали стаю собак, уже мчавшихся с истошным лаем за красной повозкой.

Цирюльник медленно проехал из конца в конец улицы, развернулся и поехал обратно.

Старик, гревшийся на солнышке возле постоялого двора, открыл глаза и, увидав царивший переполох, улыбнулся беззубым ртом. Из трактира вышли несколько гуляк с чарками в руках, а за ними и подавальщица, которая поспешно вытирала о передник мокрые руки; глаза у нее сияли.

На маленькой площади цирюльник остановился. Из повозки он извлек четыре складные скамеечки и поставил их на землю, собрав в одно целое.