Читаем без скачивания Застрять с тобой - Эли Хейзелвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, — говорит официант перед уходом. — Всегда рад тебя видеть, Эрик.
— Ты часто сюда приходишь, — говорю я ему.
Он пожимает плечами, сунув свою кредитку в книгу. Хорошо. Корабль-плательщик отплыл. Дерьмо. — В основном с крупными клиентами.
— Так, это не твоё место для свиданий по умолчанию? — Вопрос вырывается прежде, чем я успеваю прокрутить слова в голове. А это значит, что я не осознаю его значения до тех пор, пока он не затянется между нами. Эрик снова пялится, и я внезапно сбиваюсь с толку. — Я не знаю, если… если нет… Я не хотела сказать, что это свидание.
Его бровь поднимается.
— Я имею в виду — может быть, ты просто хотел… как друзья и.
Бровь поднимается выше.
Я прочищаю горло. — Я… Это свидание? — спрашиваю я тихим, неожиданно неуверенным голосом.
— Не знаю, — осторожно говорит он, подумав секунду.
— Может быть, это не так я… — Я не хотела делать это странным. Может быть, ты просто думаешь, что я хорошая девушка и хотела с кем-нибудь поужинать, а я совершенно неправильно истолковала ситуацию, и мне очень, очень жаль. Просто, мне кажется, ты мне очень нравишься? Больше, чем я могу вспомнить, чтобы мне кто-то нравился? Возможно, я спроецировала и…
Подходит официант, чтобы забрать чек, что прерывает моё движение по спирали и дает мне возможность сделать глубокий вдох. Всё хорошо. Так что, возможно, это было не свидание. Всё в порядке. В любом случае, было весело. Хорошая еда. Хороший разговор о футболе. У меня появился друг.
— Могу я задать тебе вопрос?
Я поднимаю глаза от заламывания рук, происходящего у меня на коленях. Не являюсь ли я нуждающимся, опасным преследователем? — Конечно.
— Я не знаю, свидание ли это, — серьезно говорит он, — но если нет, пойдешь ли ты на него со мной?
Я улыбаюсь так широко, что мои щеки почти болят.
• • •
Фисташковое мороженное тает в моем рожке, пока я объясняю, почему Нойер — гораздо лучший вратарь, чем о нем говорят. Мы идем по Трайбеке бок о бок, ни разу не прикоснувшись друг к другу, квартал за кварталом, ароматный ночной воздух и размытые огни. Мои туфли не новые, но я чувствую, как на пятке медленно образуется неприятная мозоль. Это не имеет значения, потому что я не хочу останавливаться.
Как и Эрик, я думаю. Каждые несколько слов я наклоняю шею, чтобы посмотреть на него, и он так красив в рубашке с рукавами и в слаксах, так красив, когда качает головой в ответ на то, что я сказала, так красив, когда он жестикулирует своими большими руками, описывая пьесу, так красив, когда почти улыбается и в уголках его глаз появляются маленькие морщинки, так красив, что иногда я чувствую это физически, внутренне. Мой пульс учащается, мне трудно дышать, и я начинаю думать о тревожных вещах. О таких вещах, как после. Я слушаю, как он объясняет, почему Нойер — невероятно переоцененный вратарь, и смеюсь, искренне любя каждую минуту.
В кафе с мороженым он ничего не заказывал. Потому что, он сказал, «я не люблю есть холодное».
— Вау. Пожалуй, это самая не датская вещь, которую я когда-либо слышала.
Это должно быть больное место, потому что его глаза сужаются. — Напомни мне никогда не знакомить тебя с моими братьями.
— Почему?
— Не хотел бы, чтобы ты заключала какие-либо союзы.
— Ха. Значит, ты общеизвестно плохой датчанин. Ты также ненавидишь ABBA?
Он выглядит кратко сбитым с толку. Затем выражение его лица проясняется. — Они шведы.
— А как насчет тюльпанов? Ты ненавидишь тюльпаны?
— Это будут Нидерланды.
— Проклятие.
— Но так близко. Хочешь попробовать ещё раз? В третий раз — самое то.
Я оглядываюсь, слизывая остатки липкой фисташки с пальцев. Он смотрит на мой рот, а затем на свои ноги. Я хочу спросить его, что случилось, но владелец кофейни на углу выходит за своей табличкой, и я кое-что понимаю.
Уже поздно.
Очень поздно. Действительно поздно. Конец ночи. Мы стоим друг перед другом на тротуаре, спустя более двенадцати часов после нашей первой встречи на… другом тротуаре; Эрик, наверное, хочет домой. А я, вероятно, хочу побыть с ним ещё немного.
— Каким поездом ты едешь? Я спрашиваю.
— Вообще то я на машине.
Я неодобрительно качаю головой. — Кто вообще водит машину в Нью-Йорке?
— Люди, которым приходится посещать строительные площадки по всему штату. Я отвезу тебя домой, — предлагает он, и я сияю.
— Гении. Добрые, дарящие поездки гении. Где ты припарковался?
Он указывает куда-то позади меня, и я киваю, зная, что должна развернуться и снова идти рядом с ним. Но мы, кажется, немного застряли в этом здесь и сейчас. Стоя друг перед другом. Прикованы к земле.
— Мне было весело сегодня вечером, — говорю я.
Он не отвечает.
— Несмотря на то, что мы забыли купить круассаны в бистро.
Всё ещё нет ответа.
— И я испытываю серьезное искушение купить тебе картонную фигуру Нойера в натуральную величину и… Эрик, ты всё ещё занимаешься тем, что не разговариваешь, потому что технически я не задаю тебе вопрос?
Он тихо смеется, и у меня перехватывает дыхание. — Где ты живешь? — мягко спрашивает он.
— В самых дальних районах Статен-Айленда, — лгу я.
Это должно быть моей местью, но он просто говорит: — Хорошо.
— Хорошо?
— Хорошо.
Я хмурюсь. — Это семнадцать долларов, мой друг.
Он пожимает плечами.
— В один конец, Эрик.
— Это нормально.
— Как это нормально?
Он снова пожимает плечами. — По крайней мере, потребуется время, чтобы добраться туда.
Моё сердце пропустило удар. Потом ещё один. А затем все они настигают меня одновременно, беспорядочные удары, накладывающиеся друг на друга, маленькое дикое животное, запертое в моей груди и пытающееся вырваться на свободу.
Я понятия не имею, что я здесь делаю. Ни малейшего понятия. Но Эрик стоит прямо передо мной, уличный фонарь мягко светится за его головой, теплый весенний ветерок мягко дует между нами, и что-то щелкает внутри меня.
Да. Хорошо.
— Вообще-то, — говорю я, и хоть мои щеки горят, хоть я и не могу смотреть ему в глаза, хоть я и переминаюсь с ноги на ногу и думаю о побеге, это самый смелый момент в моей жизни. Смелее, чем переезд сюда без Мары и Ханны. Смелее, чем в тот раз, когда я зацепила того полузащитника из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Просто
