Читаем без скачивания Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

Несомненно, Карташов обладал врожденной харизмой: на многих слушателей, не обремененных интеллектуальным багажом, он действовал завораживающе, почти магически. Так бандерлоги из «Маугли» смотрели в рот питону Каа. Присутствуй на митинге Бондарев — он бы не преминул заметить, что и эта харизма от дьявола.

Карташов грамотно заводил собравшихся: тонко льстил, напоминая о великой исторической роли нации, взывал к социальной и национальной справедливости, пересыпая речь статистическими цифрами о количестве инородцев и иноверцев в бизнес-кругах России, даже провоцировал электорат, обзывая их стадом, послушно идущим на бойни.

— Если кто-нибудь из вас считает, что я не прав, — пусть пристрелит меня прямо сейчас, — в голосе оратора послышались дребезжащие истерические нотки. — Да, пусть пристрелит! И я этого не боюсь! На мою жизнь покушались уже сотни раз! В нашей многострадальной стране не привыкать стрелять ни по парламенту, ни по Конституции!

Стрелков не нашлось. Граждане — нищие, домохозяйки и бритоголовые ребята в кожаных куртках — одобрительно зааплодировали. Глаза и лица полнились неподдельным вниманием.

— Знаете, что нас спасет? — закричал Карташов. — Революция! Немедленная! Революция и победа!

Народ зааплодировал.

В толпе появился кинооператор. Окруженный рослыми ребятами в одинаковых серых костюмах, он прошил толпу, как раскаленный нож масло, и, остановившись перед грузовиком, наехал объективом на выступающего.

— Вот он, провокатор, прокравшийся в наши ряды! — кричал Карташов, указывая желтым от никотина пальцем в телевизионщика. — Он прибыл сюда, чтобы клеветать на наш митинг! Эй, кто там поближе? Хватайте его!

Несколько пар рук потянулись к камере, однако упитанная охрана грамотно пресекла агрессию. На импровизированную трибуну выбежал неприметный человек в штатском и что-то прошептал Карташову на ухо.

— Извините, я не знал, что вы представляете независимые средства массовой информации! — снова закричал оратор. — Мы рады приветствовать свободное слово!

Следом за Карташовым выступал отставной охранник ГУЛАГа, представляющий местный Совет ветеранов. Бывший мент, пописывающий рассказы в печатный орган местного МВД «На страже», выступал от имени творческой интеллигенции. Православный священник долго и нудно распинался о духовности, призывая передушить всех мусульман, буддистов, католиков и униатов. При этом он то и дело путался в терминологии, что естественным образом наводило на мысль, что это — обычный самозванец в рясе.

Карташов быстро уловил нерв толпы и, перехватив у лже-попа микрофон, скомандовал:

— А теперь, дорогие соратники, попрошу записываться в наши ряды. Напоминаю, что революция — это почетная профессия, а каждая профессиональная деятельность должна оплачиваться. И она будет оплачиваться по высшему разряду и ежемесячно — даю вам честное слово!.. Революционер — он тоже человек, и потому не может питаться святым духом!

И хотя слова об «оплате» прозвучали некоторым диссонансом с революционной патетикой, предложение было понято и принято. К столам выстроилась очередь. Ожидания оправдались с лихвой: кроме конвертиков с наличными, на площадь подогнали несколько автоцистерн со свежим пивом, которое предлагалось неофитам совершенно бесплатно.

К вечеру небольшой подмосковный городок гудел, как пассажирский лайнер во время круиза. Под каждым кустом валялись нетрезвые революционеры в майках с изображением свастики и призывом бить всех нерусских. Некоторые отливали прямо на улицах, и менты, обычно нетерпимые к подобным безобразиям, не трогали правонарушителей.

А в штабной бункер Карташова уже спешило городское начальство. Уловив веянья времени, чиновники желали выяснить, нет ли здесь какой-то хитроумной проверки лояльности со стороны Кремля и вообще — насколько это революционное мероприятие лояльно к властям вообще и к ним — в частности. Нина Чайка, как заместительница вождя по идеологической работе с населением, грамотно сформировала из чиновников живую очередь и на всякий случай раздала каждому по агитационному буклету, отпечатанному на прекрасной мелованной бумаге.

Впрочем, Карташов не спешил отвлекаться на подобные мелочи — он как раз давал интервью одной из популярных европейских радиостанций.

— Какова ваша экономическая программа? — поинтересовалась немецкая журналистка, подсовывая под нос Карташова микрофон.

— Нефть и газ вам, буржуям, — хрен дадим. Мерзните в своих небоскребах. А русским людям бензин будем наливать бесплатно. По предъявлению справки о чистоте славянской крови, разумеется.

— Что ждет нынешнего президента в случае победы вашей революции?

— То же, что и со всеми врагами моего народа — повесим на фонарном столбе! — Карташов бесновато блеснул глазами. — У нас хватит для всей этой неславянской сволочи и мыла, и табуреток, и веревок!

— Вы хотите сказать, что президент — не русский?

— Это записной ненавистник Великой России — скрытый жидомасон! Вы знаете, как его настоящая фамилия?.. Не-ет, для таких, как он, веревка и мыло — это слишком легко. По нему крематорий плачет! Мы для таких Освенцимы с Бухенвальдами построим! С круглосуточным режимом!

— Mein Gott! — искренне ужаснулась немка и, быстро свернув микрофон, поспешила из бункера…

Щелкнув телевизионным пультом, Алексей Кечинов обернулся к Подобедову и Чернявскому, стараясь угадать их реакцию по лицам. Кадры оперативной съемки, выполненной «журналистом», вызвали у зрителей различные чувства.

Сам Кечинов был неприятно удивлен магическим воздействием Карташова на электорат. В мозгу его невольно всплыла картинка из виденного в детстве мультфильма «Путешествие Нильса с дикими гусями», где полчище крыс послушно идет за звучащей волшебной дудочкой и немедленно топится в море.

Подобедов же, как и подобает настоящему чекисту, ничем не высказывал своих эмоций.

Чернявский же, наоборот, демонстрировал искреннее восхищение. Очки в золотой оправе, то и дело сползающие с переносицы, блестели по-особому хищно — словно глаза у очковой змеи.

— На этот раз наш маленький фюрер превзошел сам себя, — заметил он. — Нет, ну какой актер! Таким в античных трагедиях выступать надо… в роли эпических героев!

— Глеб, а ты не боишься, что он несколько переигрывает? — осторожно спросил Кечинов. — Особенно насчет крематориев, Освенцимов и Бухенвальдов? Не говоря о сворачивании экспорта энергоносителей…

— Ни в коем случае. Именно такой герой… а точней — антигерой, нам и требуется, — поправив очки, Чернявский заулыбался. — Сейчас главное — максимально раскрутить его через СМИ. Надо дать команду на все федеральные телеканалы — крутить выступления Карташова утром, днем и особенно в прайм-тайме, по несколько раз. Закадровый комментарий — безоценочный, информативный. Карташова надо вбить в мозги населению как данность, как обязательную деталь политического пейзажа. И обязательно — организовать экспортный вариант образа этого революционера-погромщика. Вот там — не жалеть черной краски и жутко напугать Карташовым и всяческими революциями и энергетическими блокадами тихий миролюбивый Запад. Для того и нужны упоминания о разных там бухенвальдах. Эти фраера купятся, я их достаточно изучил. Но при этом делать упор на то, что Россия — страна победившей демократии, где возможны любые проявления свободы слова… даже такие.

— И сколько его будем раскручивать? — Кечинов поймал себя на мысли, что он впервые жалеет, что ввязался в эту историю, и что нынешний глава государства — далеко не самое страшное зло.

— Ситуацию следует довести до критической точки кипения. Как в кастрюле-скороварке, которую забыли выключить. Когда пар будет готов вот-вот сорвать крышку, на авансцене и появится наш главный герой — Николай Михайлович Муравьев. Который и наведет конституционный порядок доступными его пониманию средствами. После погромов и массовых беспорядков с висельниками на фонарных столбах можно будет подумать и о введении на улицы тяжелой бронетехники. А теперь предлагаю выпить за успешное начало.

Кечинов на правах хозяина достал из бара бутыль вискаря и разлил спиртное по рюмкам.

— За победу! — возгласил Чернявский.

— За нашу победу! — цитатой из старого чекистского кинофильма отозвался Подобедов.

Старинные ходики в углу уронили двенадцать бронзовых ударов, и звук этот прозвучал для Кечинова символично; пути назад уже не было.

— Интересно, а как отреагирует президент, когда узнает обо всем этом… безобразии? — осторожно спросил чиновник администрации, пригубив виски.

— Никак. Потому что не узнает, — отмахнулся гебешный генерал. — В его спецпоезде всей связью с внешним миром, а также новостями и оперативными сводками ведают мои люди.