Читаем без скачивания Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

— Ты ведь меня хочешь, правда, милая? Не ври, я знаю! — Она пьяно погрозила Вике пальцем. — И я приготовила тебе подарок — он тебе нравится? Ну давай же, милая, раздевайся и иди ко мне — я так тебя ждала…

Без спиртного было бы хуже — а так Вику не пришлось убеждать. И через минуту она уже лежала рядом, робко гладя и стараясь поцеловать в губы — Марина это ненавидела всегда, потому что помада размазывалась, да и не понимала, в чем суть хватания губами.

Возможно, ей следовало проявить активность, потому что было ощущение, что Вика вот-вот умрет от страха, — но интуиция подсказывала обратное. И она изобразила покорность и безволие, подталкивая к действию, принимая те позы, делая те жесты, произнося те слова, которые были необходимы в тот момент. И та возбудилась. И терлась, и сжимала, и лизала, и действовала пальцами как членом. И так разошлась под Маринины стоны и просьбы делать это еще и еще, что, наверное, всю ночь могла этим заниматься — все распаляясь и распаляясь от невозможности получить удовлетворение.

Марина ей подыграла тогда — тонко и умело прикинувшись совершенно пассивной, видя, как нравится Вике активная роль, начала робко просить разрешения сделать ей приятно. И усадила ее себе на лицо, и умелым языком и пальцами быстро довела до мощного оргазма.

— О, ты такая страстная, милая! — прошептала, когда они, успокоившись, лежали рядом и на лице Вики была смесь из сказочного восторга и пришедшего с отрезвлением испуга. — Ты такая беспощадная, такая настойчивая! Ни один мужчина не делал мне приятней, чем ты…

— …скажи мне правду — это не опасно? — Викин вопрос вырвал из воспоминаний, возвращая в реальность. В которой Вика не лежала рядом, благоговейно и одновременно испуганно косясь на нее, ожидая со страхом сурового приговора, — а сидела на краю кровати, глядя на нее внимательно и заботливо. Как на несмышленого ребенка, натворившего что-то, что может иметь далеко идущие последствия. — Ведь ты сказала по телевизору, что видела какого-то мужчину. А вдруг он… Ты же знаешь, что такое милиция — он ведь может у них достать твои данные, купить, надавить, если он влиятельный. Это точно не опасно? И вообще, ты извини, что я лезу — просто я тебя люблю и поэтому боюсь. Зачем тебе все это — почему ты просто не ушла или не промолчала?

Она улыбнулась, дотрагиваясь до Викиной руки, изображая всем видом бездумье, полную невозможность собраться и размышлять о чем-то серьезном, по крайней мере сейчас.

— Ну какая ты скучная… — протянула капризно. — Лучше иди готовь — у тебя там сейчас все сгорит…

— Я выключила. — Голос стал настойчивым.

— Ну тогда лучше иди ко мне…

— Марина, я серьезно! — В голосе Вики появились материнские нотки — а может, даже мужчины, этакого заботливого любящего мужа, чьи чувства нередко становятся чересчур обременительными. — Ты сделала очень опасный шаг…

Ей не стоило объяснять Вике, что она скорее всего и вправду не подумала, когда почему-то решила, что должна остаться. Просто не просчитала — потому что она не умеет просчитывать. Это и вправду было ужасно, то, что произошло, — и она и вправду видела такое впервые. И это было неправильно, так не должно было быть — в этом была одна из причин того, что она осталась. И еще реклама — ей всегда хотелось по-настоящему привлечь к себе внимание, покрасоваться на телеэкране и в прессе. Вот это, может, Вика поняла бы — хотя вряд ли, ей такое было чуждо.

А вот говорить, что ей понравился тот, кто сидел за рулем, и она видела, что и она ему нравится, и ждала, что он позовет ее куда-нибудь, — это было лишним. Равно как и только что появившееся, чуть не выпаленное впопыхах оправдание — что она осталась, потому что решила, что таким образом может заработать денег. Потому что тот, кого она увидела, может ей заплатить, чтобы она молчала, почему нет?

В общем, она просто пожала плечами. Напоминая, что глупа и наивна — Бог не мог, помимо лица и тела, дать ей еще и ум. Это было бы несправедливо по отношению к той же Вике например. И потому ее надо воспринимать такой, какая она есть, — и не требовать от нее невозможного. Умных ходов, расчетливости, трезвой оценки собственных поступков и так далее.

— Знаешь, если это опасно… — Вика, кажется, и вправду испугалась — не надо было давать ей оставаться одной на кухне и предоставлять таким образом время для раздумий. — Знаешь, я завтра поговорю с нашим начальником службы безопасности — может, он что-то посоветует. В крайнем случае… Я знаю, что у тебя есть своя квартира — но ведь ты можешь пока пожить у меня. А я что-нибудь придумаю.

Надо было что-то делать — Вика испугалась сама и начала пугать ее, а ей не хотелось думать о последствиях, это было лишнее.

— А что там у нас на обед?

— Конечно, то, что ты любишь. — Вика качнула головой, смягчаясь, умиляясь хорошо известной ей Марининой способности переключаться с важных, на Викин взгляд, вещей на мелочи. — Филе цыпленка с овощами в белом соусе — и розовое вино, испанское… Ой, я сейчас!

Вика вылетела на кухню, видимо, что-то забыв. Филе цыпленка в белом соусе — это звучало восхитительно. Особенно в сочетании с розовым испанским вином. Вот она сама никогда не умела готовить — она была предназначена для другого. А Вика стопроцентно была предназначена для семьи — хорошо зарабатывающая, хозяйственная, заботливая.

Только вот единственным партнером, которого она хотела бы видеть в качестве супруга — супруги, точнее, — была она, Марина. Которую эта роль не устраивала — так что Вике предстояло остаться холостой. В смысле незамужней.

— Через три минуты за стол! Да, совсем забыла — я пирожные купила на десерт, австрийские, твои любимые!

Она улыбнулась невидимой отсюда Вике. Подумав в который раз, что любовь творит с людьми страшные вещи. Как с Викой, например, которую она заставляет восхищаться ленивой никчемной девицей, пустой и похотливой, думающей только об удовольствиях. Настолько пустой, что эта самая девица, наплевав на Викину боязнь за нее, сейчас очертя голову лезет в авантюру — чтобы компенсировать несостоявшуюся артистическую карьеру мельканием в телевизоре и газетах.

Она села на кровати, чувствуя слабость во всем теле — такую, что даже в ванную идти было лень. К тому же она любила ходить голой — и сидеть голой за столом ей тоже нравилось, они даже иногда играли так с Викой, когда та одевалась строго, в платье например, а Марина была безо всего. Вот и сейчас она решила, что посидит за столом так — а то, что от нее пахнет собственным возбуждением, временно и кое-как удовлетворенным, ее не смущало, ей ужасно нравился собственный запах.

Она вдруг встретилась глазами с черным глазом телевизора — желая, чтобы он зажегся поскорее и показывал ее еще и еще. Говоря себе, что сегодня, так и быть, останется тут на ночь — сегодня был день ее серьезного успеха, первый день, за которым должны были последовать другие, более успешные. И этот день стоило отметить — пусть даже в обществе Вики.