Читаем без скачивания Роман с Постскриптумом - Нина Пушкова

И вот на съемку пришел глава этого самого коллектива. Это было событием. Он отечески обнимал своих учеников: и Себастьян, и Кристиан учились на его курсе. Поздоровался с группой фактурных молдавских актеров, которые лихо косили под чилийцев. Поздоровался со всеми, потом спросил: «А где же наша Памела?»

В этот момент меня подпудривали и подкрашивали гримеры. Я от неожиданности и от того, что он вообще знает обо мне, страшно разволновалась, повернулась на его голос и радостно прокричала: «Здравствуйте, Роман Карменович!» Все расхохотались.

Надо сказать, что Роман Лазаревич был человеком с юмором. Он легко пошутил:

– Ну, раз ты меня перекрестила, то и подарок готовь. Думаю, кастаньеты подойдут.

Все опять весело рассмеялись, и вечером съемочная группа была приглашена в ресторан.

«Караван-сарай, Караван-сарай», – вертелась в моей голове популярная в те времена песенка.

Ужин прошел замечательно. Да и вся обстановка к этому располагала. Экзотически убранный на национальный манер ресторан, почет и внимание, которые оказывались со всех сторон начиная от официантов и кончая местными уважаемыми людьми, подходившими поприветствовать Кармена и выказать ему свое почтение.

Короче, я, веселая, с цветами и большой корзиной фруктов, которую мечтала увезти в Москву, возвращалась в гостиницу.

Войдя в номер, я перебрала фрукты, чтобы они получше сохранились. Мне нравилось, что вся комната сразу же наполнилась благоуханными ароматами.

В этот момент раздался телефонный звонок, и я услышала голос Романа Лазаревича.

– Памела, не спишь еще? Заходи ко мне порепетировать. У тебя же завтра сложная сцена.

«Вот это везение!» – подумала я и чуть не выговорила это вслух.

– А вы не спите? – по-дурацки обеспокоилась я в ответ. – Вас точно это не распросонит?

– Заходи, заходи! – Трубка была положена.

Я схватила сценарий под мышку, натянула модную замшевую юбку, которую купила себе по случаю окончания училища, запрыгнула в свои босоножки на платформе и побежала по коридору.

Какой же у него номер? Ведь я не спросила номер его комнаты. Мне пришлось бежать вниз к портье. Пожилая азербайджанка, когда я спросила, в каком номере живет Роман Лазаревич Кармен, в ответ на мой вопрос сказала:

– А зачем тебе так поздно идти к нему в номер?

«Вот дура канцелярская, – подумала я. – Не понимает творческой жизни!»

– Репетировать! – сказала я ей с нажимом и почти раздраженно. И как доказательство, выложила сценарий на ее конторку.

– Я не могу тебе сказать. Может быть, он спит и его нельзя беспокоить. Все-таки, пожилой человек.

– Во-первых, не говорите мне «ты». Я актриса. А во-вторых, позвоните ему, он только что мне сам звонил. И спросите, назначил ли он репетицию, если вы мне так не верите.

Под таким натиском убедительных аргументов и, скорее всего, под напором моего молодого темперамента консьержка сдалась и сказала:

– Звонить я ему не буду. Если он заснул, это будет ваша вина. Вот его номер. Он живет в люксе.

Я гордо проследовала по коридору в люкс.

Я постучала. Роман Лазаревич открыл сразу. Он был в белом гостиничном халате. Я впервые увидела белый банный халат. В гостиницах я тогда не жила, а у себя дома видела только медицинские белые халаты.

Кармен показался мне героем из какого-то голливудского фильма: седоватый джентльмен в белом халате. Я даже не нашла это неприличным.

Он очень подходил к убранству. В этом люксе была маленькая гостиная с банкеткой, креслом и круглым столиком с огромной серебристой вазой, наполненной фруктами. Рядом с вазой стояли азербайджанская бутылка коньяка со звездочками и две коньячные рюмки. А чуть в отдалении виднелась разобранная кровать. Но на кровать я не обратила никакого внимания. Я подвинула в сторону вазу и рюмки, а бутылку, не придумав ничего лучше, я вообще поставила на пол под столик, а на освободившееся пространство положила сценарий. Роман Лазаревич улыбался. Его, видимо, забавляла моя «хозяйственность».

Чилийский режиссер решил, что Баку более всего напоминает Сантьяго де Чили

– Роман Лазаревич, первое, что я вам хочу сказать, – простодушно начала я, – что вы уникальный человек. Я вам страшно признательна, что вы будете работать со мной, с молодой, никому не известной актрисой. Вы будете со мной репетировать!!!

– Ты, конечно, будешь очень известной. Фильм-то звездный, сама понимаешь. Тебя будут приглашать из фильма в фильм. Давай за это и выпьем! – и он вернул бутылку коньяка на стол.

– Поздно пить. Ведь мы же в ресторане пили, – пыталась мягко отказаться я.

– Так ты отказываешься выпить за рождение новой звезды?

– Мне бы очень хотелось начать репетицию, разобрать сцену и проговорить ее, – пробормотала я и легонько, символически пригубила рюмку.

– О, да ты жульничаешь. – От Кармена не ускользнуло мое нежелание пить. – Ну, тогда скушай сладенького. – И он взял из вазы крупную клубничину и, придвинувшись ко мне, поднес ягоду к моим губам. При этом его голые ноги почти коснулись моих.

Секунду я находилась в замешательстве. Как же так? Ведь он был таким же, как и наши любимые учителя, с которыми меньше месяца назад мы прощались, завершая обучение в училище.

– Открой ротик… – Кармен пытался «накормить» меня клубникой.

Я резко встала. Поднялся и он. И в тот же момент, не давая мне опомниться, он поднял меня на руки и в несколько шагов оказался у постели.

– Что вы делаете? – Я оттолкнула его, и он пошатнулся. – Вы для меня человек-легенда! Времен Пунических войн и разрушения Карфагена, – добавила я ни к селу ни к городу, просто для красоты. Но последняя фраза убила его.

– Ну ладно, зайчик, – торопливо сказал он. – Заболтался я тут с тобой.

Я понимала, что он сильно обижен. И обидела его я. Мне казалось, что еще можно все исправить, только надо сказать что-то важное. И я сказала:

– Вы обиделись? – Что-либо более неподходящее трудно было придумать.

– Я тебе сказал – уходи! Ты зачем пришла на ночь глядя?! – Он почти кричал.

Теперь обиделась я.

– Это вы пригласили меня – репетировать. – В моем голосе он услышал упрек, и это взбеленило его.

– Ты что, маленькая? Ты что, не знаешь, зачем идешь ночью в номер к одинокому мужчине? Это каждая школьница понимает. Что ты тут недотрогу разыгрываешь?

Его просто трясло. Но трясло и меня. Хлопнув дверью, что было силы, я выскочила в коридор.

«Кретинка, идиотка, – проносилось лихорадочно в моей голове. – Ну а он – похотливый старик! Ему о вечном думать надо, а он лезет. Ну а я-то, я-то!.. – репетировать… Это же надо, быть такой тупицей. Ну кто бы мог подумать, кто бы мог знать?»

Я неслась по лестнице вниз, обуреваемая всеми этими мыслями.

И вдруг, подняв глаза, я увидела перед собой за конторкой ту же дежурную, которая назвала мне номер Кармена. Она смотрела на меня, и осуждение легко прочитывалось на ее лице. «Она знала», – вынесла я сама себе приговор. И когда я почти повернула в коридор, я услышала еле различимое: «Проститутка». Моментально обернувшись, я увидела, как эта седая женщина, уткнувшись в деревянные счеты на металлических прутах, что-то безмолвно на них высчитывала.

Охваченная непонятно откуда нахлынувшим стыдом, негодованием, обидой, тревогой и непониманием, как выходить из этой ситуации, я провела бессонную ночь.

Утром, наскоро позавтракав, вышла в холл. Рафик со съемочной группой уже уехал. Я подошла к стене, на которой висело расписание съемок. Моей фамилии среди актеров, занятых в дневной смене, не было. Я испытала облегчение: не надо смотреть в лицо Кармену, можно выспаться и прийти в себя. Да и на море сходить не грех: московская бледность – явно не украшение.

На следующий день – у меня опять выходной. К тому же, я узнала, что Роман Лазаревич улетел. Сказать, что я испытала облегчение – ничего не сказать. У меня гора слетела с плеч! Разрешилась моральная тягота: не надо объясняться, можно забыть, глядишь, и он отойдет и, может быть, забудет. Ведь он все-таки великий, а значит – великодушный человек. Ну, наваляла чего-то глупая девчонка, ну и бог с ней – таковы были мои утешительные мысли. Мне хотелось верить, что все обойдется. Что время все перемелет – мука будет, как часто говорила моя няня. А мама, когда не хотела, чтобы я поступала в театральный, говорила другое: «Все актрисы – проститутки».

– Ну как ты можешь? – У меня от негодования голос менялся.

– Конечно, проститутки, – убежденно настаивала мать на своем. – То телом приторговывают, то принципами, то любовь имитируют, то страсть.

– Да, про актеров сплетни распускают все кому не лень, всякие бездарные обыватели, а ты их повторяешь. Стыдись, – взывала я к материнской совести. – Вот пойду в актрисы – всей жизнью своей докажу тебе твою неправоту. Талант, только талант пробивает везде дорогу. И только талант является мерой всех вещей.