Читаем без скачивания Зеленая жемчужина - Юрий Тупицын

Очевидно, гриб в какой-то мере понимал причину неудачи своих экспериментов. Он всячески старался состарить подопытные экземпляры псевдодетей. Ребёнок, как две капли воды похожий на грудного младенца, — Клим его сфотографировал, и эти фотографии были приобщены к научному фонду, — за несколько часов прошёл странный жизненный путь, деградировал и превратился в чудовище, которое видели Иван и Алексей. Для свершения чуда деторождения гриб-гигант должен был как-то усваивать и использовать информацию, заключённую в дезоксирибонуклеиновой кислоте, в ядрах клеток тех живых существ, с которыми гриб контактировал. Эволюционный шаг, сделанный перлским грибом, был настоящей революцией в экологии.

В самом деле, животные Земли, да и других планет Галактики, потребляют органические соединения как простое топливо. Между тем «сжигать» ДНК, заключающую баснословное количество информации, это все равно, что топить печи сливочным маслом или использовать компьютер как верстак. Поднявшись на новую ступень, научившись извлекать из ДНК спрятанную в ней информацию, гриб-гигант в миллионы, если не миллиарды, раз сократил свой эволюционный путь.

Это верно, что разум рождается в муках, в ходе труда, творчества, активной борьбы с природой. Постулат — все, что не имеет свободы передвижения, не имеет «рук», естественных орудий труда, не может быть разумным — кажется очевидным и абсолютным. Но гриб-гигант избежал атаки в лоб на твердыню разума. Ему незачем с мучительной медлительностью шагать по ступенькам сапиенсации, платя за каждый такой шаг жизнями тысяч и тысяч отдельных особей. Ему достаточно встретить разумное существо, парализовать его биовзрывом и извлечь из клеточных ядер информацию, которая копилась в них миллиарды лет. И если до контактов с людьми гриб-гигант ещё и не был разумен, то следовало крепко задуматься над тем, во что превратилось это существо после того, как такие контакты состоялись.

Да, людям удалось в конце концов проникнуть в тайны зеленой планеты, но какой ценой?!

На стене осветился большой экран видеофонной связи. На нем обрисовалось лицо Кронина, дежурившего на пункте связи научной станции, — зеленое солнце разбушевалось, корабельная лонг-линия работала с перебоями, поэтому приходилось пользоваться более мощной.

— Что с Климом? — спросил инженер.

— Все по-старому.

— Тебя вызывает база, Иван. Будет говорить главный нейролог.

— Понял, — Иван помолчал, хмуря брови. — Переключи приём на корабль. Я не хочу уходить далеко.

16

Когда выяснилось, что Клим находится в катастрофическом положении, Иван и Алексей все данные его обследования передали на базу и попросили помощи. На базе был организован заочный консилиум, к которому привлекли лучших земных нейрологов. Связаться со специалистами, разбросанными по разным точкам Земли, солнечной системы и космоса, было не так-то просто, поэтому консилиум затянулся на несколько нестерпимо долгих дней. И вот наконец Лобов сидел за пультом лонгсвязи и смотрел на удлинённое аскетичное лицо главного нейролога базы.

— Хочу предупредить сразу, — утомлённые глаза нейролога смотрели как-то сквозь, мимо Лобова, — мы не имели с больным прямого контакта, а поэтому не можем сделать уверенного заключения и тем более дать гарантии.

— Я понимаю.

— По мнению большинства врачей, привлечённых на консилиум, лучше оставить все как есть. Подождать прилёта на Перл комплексной экспедиции. Там есть и специалисты, и аппаратура, гораздо более совершённая, чем на патрульном корабле. Углублённое обследование больного даст ответ на многие неясные, спорные вопросы.

— Ждать придётся около месяца, — вслух подумал Иван, — это ничем не грозит Климу Ждану?

Нейролог не замялся, он просто помолчал, прежде чем заговорить.

— Нет, не грозит, — и после крошечной паузы уточнил: — Ничем серьёзным.

— Конкретнее, — попросил Иван.

Их глаза впервые встретились. У нейролога были усталые, умные, даже добрые глаза. Но во взгляде, где-то в самой его первооснове, угадывалось равнодушие, некая бесстрастность. Это был взгляд человека со стороны, человека, неким образом стоящего над страданиями и несчастьями людей. Впервые Лобов поймал такой взгляд ещё давно у хирурга, который наблюдал за собакой, после сложнейшей экспериментальной операции просыпавшейся от наркотического сна. Лобов намертво запомнил этот взгляд. И потом иногда угадывал, улавливал его следы в глазах иных искуснейших врачей. Этот взгляд пугал и тревожил его. Да, чужие страдания, как бы то ни было, если не ожесточают, то сушат душу. Врач невольно начинает видеть в человеке не индивидуальность, не неповторимое, тончайшее порождение природы и сообщества людей, а объект исследований, наблюдений и лечения. С этим надо что-то делать. Надо, но что?

— Конкретнее, — повторил Иван.

Наверное, нейролог был чутким человеком и услышал нотку неприязни в голосе Лобова, потому что в глазах его мелькнуло если не удивление, то любопытство.

— Конкретнее, — повторил нейролог, переплетая длинные пальцы сухих ладоней, — если человек долго не двигается, происходит атрофия мышц. Если человек долго не думает, происходит постепенная атрофия нейронов. Чем быстрее применён лечебный комплекс, тем он эффективнее. Старая истина.

— Итак, по мнению большинства, нужно ждать. А по мнению меньшинства?

— По их мнению, надо применить один из сильнодействующих стимуляторов. Риазон, дельта-гейл, рох-три — что-нибудь из перечисленного обязательно должно быть на корабле.

— Рох-три есть, я знаю, — перебил Лобов.

— Этого достаточно. Стимулятор подействует как сильнейший раздражитель. Ведь до сих пор иногда «запускают» остановившееся сердце мощным электрическим разрядом. Точно так же рох-три ударит по нейронам. Если они только спят, они должны проснуться.

— А если не проснутся?

Нейролог пожал плечами:

— Тогда надежда на излечение больного станет ещё меньше.

Их взгляды снова встретились.

— Вы-то, — вдруг спросил Лобов, — вы сами принадлежите к большинству или к меньшинству?

— К меньшинству, — сухо ответил нейролог и, помолчав, спросил: — Сколько вам нужно времени на размышление?

— Нисколько. Я введу больному рох-три тотчас, как только закончим разговор.

В глазах нейролога мелькнуло удивление, сменившееся любопытством и, пожалуй, уважением.

— Имеете ли вы право брать на себя такую ответственность? — мягко спросил он.

— Имею, — спокойно ответил Лобов.

— Тогда желаю всяческих успехов.