Читаем без скачивания С крыла на крыло - Игорь Шелест

 - Почему я не убился! Дайте мне нож! Все равно я зарежусь!

 - Ножа с собой нет, вечером дам тебе вилку, - с трудом сдерживая себя, процедил Никодим и добавил: - Колода! - очевидно намекая на его столярные дела.

 То всей группой, то поодиночке топчемся мы вокруг своей разбитой "канарейки", и кое-кто из нас незаметно смахивает слезу.

 На этом планере только трое из группы успели сделать несколько полетов. Нам с Никодимом предстояло вот-вот вылететь. И тут эта беда!.. Очень, очень было обидно.

 Рушились наши мечты.

 Дружно подставив спины под крылья, мы приподняли "канарейку" и понесли в гору. Наверху принялись ее разбирать. О быстром ремонте не могло быть и речи - нужно делать новый фюзеляж.

 С такими мыслями нас и застал подъехавший на своем мотоцикле начальник школы.

 - Так, отцы, бить материальную часть нельзя, не позволим! С ней надо обращаться на "вы", - сказал он. - Кто герой?

 Дрожащим голосом доложил о случившемся Фонарев. Вид у него был самый несчастный, по щекам текли слезы. Весь в пыли, с ободранным лицом, он был достоин жалости.

 - Поди, сам задрал нос и планеру позволил это сделать, - отчитывал его Сеньков, - плохо!.. Ну, а вы что носы повесили? - обратился он к нам. - Вы в школе - коллектив не оставит в беде. Туго у нас с материальной частью, но школу закончить поможем.

 И мы продолжали полеты. Затем настало время экзаменов.

 Экзаменуемый должен был сделать планирующий полет с двумя разворотами вдоль склона, а затем выйти в долину и приземлиться по прямой. Экзамен принимал начлет Виктор Сергеевич Васянин, военный летчик, имевший в голубых петлицах гимнастерки четыре красных кубика. Присутствовали и инструкторы школы, свободные от полетов.

 Такую программу мы выполняли уже все. Но чисто и красиво слетать не всегда удавалось. Больше всего беспокоила "передача ноги" - чрезмерное отклонение педали руля направления на развороте. Чтобы лучше чувствовать управление, кто-то посоветовал нам снимать обувь перед тем, как садиться в кабину. Должно быть, это был жестокий шутник. Мы поверили (уж очень хотелось делать получше) и стали летать босиком. Михайлов не препятствовал, только снисходительно улыбался. Однако и босые ноги не поправляли дела - проклятая педаль как бы сама собой уходила вперед на развороте. И днем и ночью думали об этой педали.

 В других группах, у Романова и Журавлева, все летали уже на рекордно-тренировочном Г-2, и в хороший ветреный день лучшие учлеты вылетали на парение.

 Вечером в такой день было празднично, в честь нового парителя повариха Синопли выпекала пирог, и все пили чай за праздничным столом. Потом здесь же устраивали самодеятельный концерт.

 Саратовцы почти всегда исполняли частушки на злобу дня под свою гармошку с бубенчиками. Среди них был и Виктор Расторгуев - тот красивый парень, заразительно смеявшийся и покорявший всех своей улыбкой. Уже тогда Виктор преуспевал в полетах, вылетев одним из первых на парение.

 В школе работали конструкторы планеров Борис Николаевич Шереметьев и Олег Константинович Антонов. Не помню, принимал ли участие в концертах Олег Константинович, но Борис Николаевич - всегда. Он виртуозно исполнял на самодельном ксилофоне популярные классические мелодии.

 В конце вечера обычно просили Анатолия Александровича Сенькова что-нибудь рассказать. Его любили слушать. Он захватывал нас своим темпераментом, рисуя красочно и живо эпизоды из гражданской войны, участником которой он сам был.

 Поздней осенью школу посетил известный профессор аэродинамики Владимир Петрович Ветчинкин. Среднего роста, румяный, с круглыми, несколько наивными, но пытливыми и как бы удивленными глазами, с окладистой бородой.

 О Владимире Петровиче Гриша рассказывал как о талантливом ученом. Он разработал теорию расчета ветросиловых двигателей, провел важные работы в области изучения вибрации и т. д.

 Поэтому велика была радость нашей группы, когда однажды мы увидели идущего к нам на старт профессора.

 Был перерыв. Мы сидели вокруг небольшого фанерного ящика с прессованным изюмом, который как-то уцелел со времени нашего приезда. По очереди отламывали себе небольшой кусок изюма и при этом на произвольный мотив пели известные слова песенки пиратов из книги Стивенсона "Остров сокровищ": "Двенадцать человек на сундук мертвеца, и-го-го! - и бутылка рому!"

 Когда Владимир Петрович подошел, мы пригласили его в свой кружок и угостили изюмом.

 - Спасибо, - сказал он и принялся за изюм.

 Тем временем Гриша, представляя Владимира Петровича, поведал о том, что профессор еще в 1910 году сделал смелую попытку перелететь Клязьму на балансирном планере. Это покорило нас совершенно. Мы стали просить профессора рассказать что-нибудь о своих полетах. Владимир Петрович охотно согласился.

 - Это было в 1913 году. Мы втроем заняли место в плетеной корзине свободного аэростата и, ответив много раз на приветствия провожающих, стартовали...

 В полете мы пробыли долго и попали в бурю.

 Корзина и стропы обледенели, - продолжал он, - балласт был сброшен, за ним полетел за борт весь инструмент. В это время от сильной качки лопнул один фал... Я достал логарифмическую линейку и подсчитал. "Через пять минут веревки оборвутся, и мы упадем", - объявил я своим коллегам...

 В последней фразе, как мне сейчас кажется, был весь Владимир Петрович, не теряющий самообладания и всегда мыслящий математически.

 Эта история увлекла наше воображение. Мы расспрашивали профессора о деталях его полета. Оказывается, корзина зацепилась за деревья раньше, чем успела оторваться согласно его расчетам.

 Одним словом, растроганные героизмом профессора, мы тихо попросили Гришу разрешить Владимиру Петровичу стартовать на нашем планере. Михайлов не сразу дал ответ и явно медлил. Наконец нам удалось его уговорить.

 Наше любезное предложение слетать на ИТ-4 профессор принял без тени смущения, со спокойной благодарностью. Ни один мускул не дрогнул на его по-юношески розовом и добродушном лице. Тут же он стал готовиться к полету. Попросил шлем, очки, застегнул куртку на все пуговицы.

 Мы усадили его в кабину и, когда натягивали амортизатор, делали большие шаги, чтобы получше запустить планер.

 Раздалась команда: "Старт!"

 Планер оторвался - и хорошо, что мы оглянулись. Это заставило нас быстро нагнуться. Планер, чуть взлетев, помчался так низко над пашней, что мы еле успели выскочить из-под крыла... Планер мчался параллельно склону и вдруг, не сделав ни малейшей попытки подняться выше, врезался в рыхлую землю носом, утопая в черноземной пыли...